Смертельная белизна

Тиган покачала головой.

– Расскажи поподробнее: как вышло, что хозяйка набросилась на мужа? Перед этим она что-нибудь говорила?

– Ничего она не говорила, – ответила Тиган. – Просто вышла во двор, поняла, что случилось, схватила молоток, подбежала к мистеру Чизлу да как жахнет по голове. Кровищи было… Жуть. – У нее на лице отразился неподдельный ужас. – Страшно вспомнить.

– То есть ударила она мужа – и дальше что стала делать? – спросила Робин.

– Застыла как вкопанная, да и все. А лицо такое… бесовское, – неожиданно выпалила Тиган. – Я уж подумала, что хозяин умер, что она его кончила. Короче, упекли ее куда-то. В лечебницу. Лошади на мне одной остались… Уж как мы горевали из-за Леди! Я к той кобылке прикипела, надеялась, обойдется, да только она даже бороться не стала, просто слегла и от еды отказалась. Миссис Чизл я не осуждаю, это она с расстройства, но ведь так и убить человека недолго. Кровищи было!.. – повторила она. – Я хотела расчет взять. Даже матери сказала. Уж больно напугала меня тогда миссис Чизл.

– А почему ты расчет не взяла? – спросил Страйк.

– Сама не знаю, право слово… Мистер Чизл просил остаться, да и лошадей я люблю. Потом выписалась хозяйка из лечебницы, вся угасшая… наверно, пожалела я ее. А потом видала, и не раз, как она зайдет в стойло Леди и плачет.

– Эту кобылу, Леди, миссис Чизл хотела… э… как правильно сказать? – Страйк обратился за подсказкой к Робин.

– Ожеребить? – предположила она.

– Вот-вот… ожеребить… чтобы ее покрыл знаменитый жеребец?

– Тотилас? – Тиган еле заметно закатила глаза. – Нет, миссис Чизл хотела, чтобы жеребилась Бренди, но мистер Чизл даже слышать об этом не желал. А Тотилас… Случка с ним прорву денег стоит.

– Да, мне рассказывали. А хозяйка, случайно, не упоминала другого жеребца? По кличке Блан-де-Блан, уж не знаю…

– Никогда о таком не слыхала, – сказала Тиган. – Нет, ей вынь да положь Тотиласа, он самый-самый, прям зациклилась на нем. Миссис Чизл – она ведь такая. Что ей втемяшится – нипочем не сдвинешь. Она хотела для Гран-при лошадку вырастить, чтоб всем на зависть, но… вам, кстати, известно, что хозяйка дитё потеряла?

Страйк и Робин кивнули.

– Моя мать ее жалела – считала, что жеребенок, прости господи, – это бзик, замена как бы. Мама считает, что и переменчивость у хозяйки тоже из-за младенца началась, настроение на глазах меняется – то смех, то слезы. Ну вот, значит, где-то через месяц после выписки она, помню, жутко раздухарилась. Из-за лекарств, наверно, которые ей назначили. Будто забалдела. Вышла во двор – и давай распевать. Я ей: «Вы сегодня веселая, миссис Чизл», а она хохочет и говорит: «О да, я обработала Джаспера и, полагаю, своего добьюсь: надо думать, он в итоге позволит мне сговорить Тотиласа». Да только выдумки это. Я хозяина спросила, а он прям вызверился: мол, еще одна лошадь – блажь какая; ему, дескать, и те, что есть, слишком дорого обходятся.

– Как по-твоему, он мог бы сделать жене сюрприз, – спросил Страйк, – найти для случки с Леди другого жеребца? По сходной цене?

– А зачем ему хозяйку злить? – ответила Тиган. – У ней ведь как: либо Тотилас, либо ничего. – Она затушила сигарету, которой угостил ее Страйк, посмотрела на часы и с сожалением сказала: – У меня только пара минут остается.

– Еще две темы – и мы закончим, – пообещал Страйк. – Я слышал, много лет назад в вашу семью была вхожа девочка по имени Сьюки Льюис. Она сбежала из прию…

– Все-то вы знаете. – Тиган даже обрадовалась. – И как только докопались?

– Мне рассказал Билли Найт. Ты не в курсе, как сложилась судьба Сьюки?

– Она в Абердин уехала. В школу с нашим Дэном вместе бегала. Но мать у нее была – не дай боже: пьянчужка, наркоманка. Потом и вовсе опустилась, а Сьюки в приют отправили. Но она оттуда сдернула, чтоб отца разыскать. Он на буровых работал в Северном море.

– И как по-твоему, разыскала? – спросил Страйк.

С победным видом Тиган полезла в задний карман, вытащила мобильник и, потыкав пальцем в дисплей, продемонстрировала страницу из «Фейсбука»: развеселая брюнетка, позирующая с ватагой подружек на Ибице. Сквозь загар, неестественно белоснежную улыбку и накладные ресницы Страйк разглядел выцветшее старое фото щуплой девочки с выступающими вперед зубами. Страница была озаглавлена: «Сюзанна Макнил».

– Видите? – радостно затараторила Тиган. – Отец к себе ее забрал. На самом-то деле у ней настоящее имя – Сюзанна: это мамаша звала ее Сьюки. Моя мать дружит с Сюзанниной теткой. Та говорит – у племяшки все путем.

– Ты уверена, что это она? – спросил Страйк.

– Еще бы! – сказала Тиган. – Мы все за нее порадовались. Хорошая была девчонка.

Она вновь посмотрела на часы.

– Вы уж извините, перерыв закончился, мне идти надо.

– Последний вопрос, – сказал Страйк. – Насколько хорошо твои братья были знакомы с братьями Найт?

– Довольно хорошо, – сказала Тиган. – Они в разных классах учились, но да, близко знакомы были по работе в доме Чизлов.

– Чем сейчас занимаются твои братья, Тиган?

– Пол – управляющий фермой под Эйлсбери, а Дэн в Лондоне садовником устроился… Зачем вы это записываете? – Она встревожилась, только сейчас заметив, как ручка Страйка скользит по блокноту. – Ой, не вздумайте сказать моим братьям, сколько я вам тут всего выложила! Они взбеленятся, если заподозрят, что мы с вами тут обсуждали, как хозяева проворачивали свои дела.

– Мы не из болтливых. А какие они проворачивали дела? – спросил Страйк.

Тиган неуверенно перевела взгляд на Робин, потом опять на него.

– Вы же сами небось знаете? – И, не получив ответа ни от Страйка, ни от Робин, продолжила: – Слушайте, Вэн и Пол только с перевозкой помогали. Грузили и все такое. Тогда это было законно!

– Что было законно? – спросил Страйк.

– Ой, не прикидывайтесь! – Тиган отчасти забеспокоилась, отчасти развеселилась. – Кто-то же наверняка сболтнул, точно? Джимми Найт? Он недавно сюда наведался – всюду свой нос совал, хотел с Дэном переговорить. Да про это каждая собака знала. С виду вроде все было шито-крыто, но мы про Джека все знали.


– Что именно? – не отступался Страйк.

– Ну… что он виселицы мастерил.

Страйк даже бровью не повел. Робин не могла бы поручиться, что сохранила такую же бесстрастность.

– Вы ж все одно сами выведали, – сказала Тиган. – Так ведь?

– Конечно, – заверил ее Страйк. – Мы все выведали.

– Так я и думала, – с облегчением вздохнула она, неуклюже сползая со стула. – Но если с Дэном увидитесь – молчок. Он – как мама: «Язык рыщет – беды ищет». Но имейте в виду: стыдиться нам нечего. Лично я считаю, да и не только я, что в стране больше порядку будет, если вернуть смертную казнь.

– Спасибо, что согласилась встретиться с нами, Тиган, – сказал Страйк.

Она слегка порозовела, когда обменивалась рукопожатием сначала со Страйком, потом с Робин.

– Не за что. – По всей видимости, ей уже расхотелось от них уходить. – Вы на бега-то останетесь? У Бурой Пантеры забег в полтретьего.

– Возможно, – ответил Страйк. – Надо как-то убить время до следующей встречи.

– Я на Бурую Пантеру десятку поставила, – призналась Тиган. – Ну… до свидания тогда.

Она сделала несколько шагов, но потом резко развернулась и, раскрасневшись еще больше, подошла к Страйку:

– Можно с вами сделать селфи?

– Э-э, – осторожно протянул Страйк, избегая встречаться взглядом с Робин. – Если для тебя это не вопрос жизни и смерти, то лучше не надо.

– Ну автограф хотя бы дадите?

Решив, что это меньшее из двух зол, Страйк черкнул подпись на салфетке.

– Вот спасибо!

Тиган, схватив салфетку, наконец убежала. Страйк дождался, чтобы она скрылась в баре, и только после этого обернулся к Робин, которая уже вошла в поисковик со своего телефона.

– «Шесть лет назад, – прочла она с дисплея, – Европарламент запретил перемещение оборудования для пыток в пределах Евросоюза. Ранее экспорт произведенных в Великобритании виселиц не противоречил законодательству».





64




Говори так, чтобы я мог понять тебя.

Генрик Ибсен. Росмерсхольм



– «Я действовал в рамках закона и не погрешил против совести», – процитировал Страйк афористичное заявление, сделанное когда-то Чизуэллом в клубе «Прэтт». – Так оно и было. Он никогда не скрывал, что выступает за казнь через повешение, правда ведь? Видимо, и древесину для виселиц обеспечивал.

– И место, где Джек о’Кент их мастерил… а потому не разрешал Раффу, еще маленькому, заходить в сарай.

– И вероятно, хозяин с работником делили прибыли.

– Подожди. – Робин вспомнила, что прокричала Флик вслед автомобилю министра в день паралимпийского приема. – «Он на них ставил лошадь»… Корморан, ты считаешь…

– Да, именно так я и считаю, – сказал Страйк, чьи мысли бежали вровень с ее мыслями. – Последнее, что сказал мне в больнице Билли: «Не хотел я ставить на них лошадку». Невзирая на психоз, Билли запросто вырезал по дереву изображения Уффингтонской белой лошади. Джек о’Кент приспособил своих мальчишек ставить этот символ на всякой дребедени для туристов – а заодно и на виселицах, которые шли на экспорт… Славно у него работало небольшое семейное предприятие, отец и сыновья, да?

Страйк чокнулся своим пивным стаканом с ее маленькой бутылкой шампанского и опрокинул в себя остатки «Дум-бара».

– За наш реальный прорыв! Джек о’Кент оставлял на виселицах местную символику – она к нему и привела, так? И не только к нему: в долину Белой Лошади и к Чизуэллу. Все сходится, Робин. Помнишь плакат Джимми с грудой мертвых чернокожих детишек? Чизуэлл и Джек о’Кент сплавляли виселицы за рубеж – вероятно, на Ближний Восток и в Африку. Но Чизуэлл не мог знать, что на каждой была вырезана лошадь… Господи, да наверняка не знал, – продолжил Страйк, вспомнив слова Чизуэлла в клубе «Прэтт», – потому что он, рассказывая мне о фотографиях, сказал: «Насколько я знаю, особые приметы на них отсутствуют».

– Ты помнишь, как Джимми твердил, что ему задолжали? – Робин мыслила в собственном русле. – И как Рафф с Кинварой вначале соглашались, что он имеет законное право на свою долю? Как по-твоему, может такое быть, что после смерти Джека о’Кента остались готовые к продаже виселицы…

– …которые Чизуэлл потом сбыл, не потрудившись найти сыновей Джека, чтобы произвести расчеты? Отличная догадка, – кивнул Страйк. – То есть Джимми начал с требования своей доли. А уж потом, когда Чизуэлл отказался платить по счетам, перешел к шантажу.

– Хотя, если вдуматься, по-настоящему веских поводов для шантажа не было, ты согласен? – сказала Робин. – Неужели ты думаешь, что Чизуэлл потерял бы из-за этого много голосов? В то время, когда он наладил экспорт, такие действия не противоречили законодательству, а сам он и не скрывал, что выступает за смертную казнь, и общественность никак не могла обвинить его в лицемерии. Половина страны считает, что казнь через повешение необходимо вернуть. Люди того сорта, которые голосуют за Чизуэлла, вряд ли усмотрели бы в его действиях большой вред.

– Тоже верно, – согласился Страйк, – и Чизуэлл, скорее всего, смог бы извернуться. Он выстоял и в худших ситуациях: беременность любовницы, развод, внебрачный ребенок, автомобильная авария Рафаэля, который сел за руль под наркотой и получил срок… Но помнишь, тогда возникли «незапланированные последствия»? – спросил, размышляя вслух, Страйк. – Что изображено на мидовских фотографиях, за которыми охотился Уинн? И кто такой Сэмюель, которого он вскользь упомянул, когда звонил?