Смертельная белизна

Страйк вытащил свой блокнот и убористым, неразборчивым почерком стал делать записи.

– По крайней мере, – сказала Робин, – у нас есть подтверждение свидетельству Раффа. Колье.

Страйк, не прекращая строчить в блокноте, промычал что-то нечленораздельное, а потом сказал:

– Да, все это очень хорошо, если относится к делу.

– Что значит «если относится к делу»?

– Да то, что Рафаэль помчался в Оксфордшир, чтобы не дать Кинваре сбежать с фамильной драгоценностью, – эта версия будет понадежней, чем россказни о предотвращении самоубийства, – сказал Страйк, – но я по-прежнему считаю, что нам открыли не все.

– Почему ты так думаешь?

– По той же причине. Если Кинвара ненавидела пасынка, с какой стати Чизуэлл стал бы посылать к ней именно Рафаэля? Неужели кто-то считал, будто Рафаэль лучше владеет даром убеждения, чем, скажем, Иззи?

– Ты невзлюбил Рафаэля или я чего-то не понимаю?

Страйк вздернул брови.

– У меня он не вызывает никаких эмоций личного свойства – ни в ту ни в другую сторону. А у тебя?

– Какие могут быть эмоции? – с излишней поспешностью ответила Робин. – А что это за версия, которую ты упомянул перед приходом Тиган?

– А, вот ты о чем, – сказал Страйк. – Возможно, это пустое, но я вспомнил пару фраз, сказанных тебе Рафаэлем. И невольно призадумался.

– Каких фраз?

Страйк процитировал.

– Не усматриваю в этом ничего существенного.

– Возможно, если брать все по отдельности, но попробуй свести это воедино с тем, что сказала мне Делия.

– Что конкретно?

Но даже когда Страйк напомнил ей слова Делии, Робин осталась в замешательстве.

– Не вижу связи.

Страйк встал, ухмыляясь:

– А ты пораскинь мозгами. Я сейчас буду звонить Иззи – пусть знает, что Тиган проговорилась насчет виселиц.

Он затерялся среди толпы в поисках тихого места, откуда мог бы сделать звонок, оставив Робин с ее уже теплым шампанским, которое она задумчиво раскручивала в миниатюрной бутылочке. Мучительные попытки соединить разрозненные сведения не дали результатов; через несколько минут она сдалась и с наслаждением подставила лицо ветерку, который ласково трогал ее волосы.

Несмотря на усталость, рухнувший брак и совершенно обоснованные дурные предчувствия насчет предстоящих раскопок в ложбине, сидеть здесь было приятно. Ее обволакивали запахи ипподрома: мягкий пьянящий воздух с беговых дорожек, дух лошадей и кожаной упряжи, шлейфы духов, тянувшиеся за женщинами в сторону трибун, и аппетитный дымок из фургона, где готовили бургеры из оленины. Впервые за минувшую неделю Робин почувствовала настоящий голод.

Она взяла со стола пробку от шампанского и стала крутить ее в пальцах, вспоминая другую пробку, ту, которую сохранила со дня своего совершеннолетия: тогда на каникулы приехал домой Мэтью с толпой новых друзей, включая Сару. Оглядываясь назад, Робин понимала, что родители хотели устроить большое торжество, когда ей исполнился двадцать один год, чтобы компенсировать несостоявшийся праздник по поводу ее выпуска.

Страйк задерживался. Возможно, подумала Робин, Иззи выдавала ему дополнительные подробности, раз повод к шантажу все равно перестал быть секретом, или же просто не хотела, чтобы он вешал трубку.

Хотя Иззи – не его тип женщины.

Эта мысль слегка пугала. Робин стало не по себе от таких раздумий и еще более неловко, когда эту мысль вытеснила другая:

Все его подруги – красавицы. A Иззи – отнюдь.

Страйк привлекал на редкость эффектных женщин, при его-то медвежьей внешности, при его волосах, которые – она сама слышала – он называл «лобковыми».

А я – готова поспорить – выгляжу кошмарно: это была очередная непрошеная мысль. Садясь утром за руль, Робин знала, что у нее бледное, опухшее от постоянных слез лицо. Раздумывая, реально ли успеть найти туалет и хотя бы причесаться, она увидела идущего к ней Страйка, который держал в каждой руке по бургеру из оленины, а в зубах – квитанцию о сделанной ставке.

– Иззи не берет трубку, – сообщил он сквозь сжатые зубы. – Оставил ей сообщение. Хватай бургер и пошли. Я поставил десятку на Бурую Пантеру. И на выигрыш, и на место.

– Да ты, я вижу, азартен, – заметила Робин.

– Нет. – Страйк переместил квитанцию в карман, – но сегодня мне чертовски везет. Идем смотреть забег.

Когда Страйк отвернулся, Робин незаметно взяла себе пробку.

– Бурая Пантера, – с набитым ртом промычал Страйк на подходе к центральной дорожке. – Только разве она бурая? Грива черная, так что правильнее сказать…

– …гнедая, – подхватила Робин. – Ты огорчился, что это не настоящая пантера?

– Просто пытаюсь отыскать логику. Тот жеребец, которого я нашел в интернете, – Блан-де-Блан – был каштановым, а вовсе не белым.


– Ты хотел сказать – не серым.

– Ну, тут сам черт ногу сломит, – пробормотал Страйк, наполовину в изумлении, наполовину в отчаянии.





65




Многие ли это сделают? Дерзнут сделать!

Генрик Ибсен. Росмерсхольм



Бурая Пантера пришла второй. Выигрыш Страйка они спустили в шатрах с закусками и кофе, убивая дневные часы до отправления в вулстонскую лощину. Вспоминая об инструментах, лежащих в багажнике «лендровера», и о темной котловине, заросшей крапивой, Робин всякий раз чувствовала, как в груди бьется паника, но Страйк, намеренно или нет, переключал ее мысли на другое, причем упорно отказывался объяснить, как связаны между собой показания Делии Уинн и Рафаэля и какие напрашиваются выводы.

– Думай, – повторял он, – сама думай.

Но Робин, вконец измотанная, предпочла бы просто вытянуть из него объяснение за кофе с бутербродами, одновременно наслаждаясь этим неожиданным перерывом в работе: действительно, они со Страйком никогда раньше не проводили вместе столько времени, кроме как в кризисных ситуациях.

Солнце клонилось все ниже к горизонту, и мысли Робин все настойчивее стремились в сторону ложбины; каждый раз у нее обрывалось сердце. Паузы затягивались; Страйк вторично предложил ей переждать в «лендровере», когда они с Барклаем отправятся на раскопки.

– Нет, – отрезала Робин. – Я не для того сюда ехала, чтобы отсиживаться в машине.

До Вулстона они добрались минут за сорок пять. По мере их продвижения к западу и повторного спуска в долину Белой Лошади небо стремительно теряло цвет, и к тому времени, как они оказались у цели, в коричневато-серой вышине появились крапинки бледных звезд.

Робин свернула на заросшую дорогу, ведущую к Стеда-коттеджу, и теперь машину болтало из стороны в сторону: они двигались по глубоким колеям, пробиваясь сквозь переплетенные ветви колючего кустарника в непроглядную тьму, под кроны деревьев.

– Проезжай вперед, сколько получится, – инструктировал ее Страйк, проверяя время по своему мобильнику. – Барклай пусть припаркуется за нами. Он будет с минуты на минуту, я с ним договорился на девять.

Окинув взглядом чащобу, отделявшую дорогу от дома Чизуэллов, Робин остановилась и вырубила двигатель. Пусть место было укромное, но все равно они нарушили границы частного владения. Впрочем, ее мало тревожило, что их могут застукать: по-настоящему страшило другое – то, что лежало под спутанной крапивой на дне темной котловины за Стеда-коттеджем, и потому Робин вновь попыталась отвлечься проверенным за этот день способом – задав вопрос Страйку.

– Сказано тебе: шевели мозгами, – в которой раз повторил Страйк. – Поразмысли о таблетках «лахезис». Ты же сама решила, что это важная деталь. Припомни все странности в поведении Чизуэлла: как он прилюдно насмехался над Аамиром, как сказал, что Лахесис «знает, какой кому отпущен срок», как обронил при тебе, что «раз за разом они себя выдают», как искал подарок от Фредди – зажим для денег, который оказался у него в кармане.

– Все это я припоминала, и не раз, но до сих пор не могу понять, как…

– …гелий и резиновый шланг попали в этот дом в коробке из-под шампанского. Кто-то знал, что Чизуэлл – аллергик и пить шампанское не станет. Задайся вопросом: как Флик узнала, что у Джимми есть претензии к Чизуэллу? Вспомни скандал, который устроила Флик своей соседке по квартире – Лоре…

– Какое все это имеет отношение к нашему теперешнему плану?

– Шевели мозгами! – Страйк окончательно вывел ее из себя. – В мусорном ведре Чизуэлла не нашли пустого пакета из-под апельсинового сока с примесью амитриптилина. Вспомни, как Кинвара зацикливалась на местонахождении Чизуэлла. Попробуй догадаться, что скажет мне крошка Франческа из галереи Драммонда, если я когда-нибудь смогу до нее дозвониться. Подумай о звонке в офис Чизуэлла со словами «перед такой смертью из них льет моча»; это само по себе – ни пришей, ни пристегни, хотя, если вдуматься, наводит на определенные мысли…

– Ты меня разыгрываешь, – недоверчиво проговорила Робин. – У тебя есть идея, которая сводит все концы воедино? Логически непротиворечивая?

– Именно так, – самодовольно изрек Страйк, – а вдобавок объясняет, откуда Уинн с Аамиром знали о хранящихся в МИДе фотографиях и даже, вероятно, о виселицах Джека о’Кента, хотя Аамир уволился из МИДа чуть ли не год назад, а Уинна, насколько мы знаем, вообще туда не заносило…

Тут зазвонил мобильный. Страйк взглянул на дисплей.

– Иззи отзванивается. Я выйду. Хочу перекурить.

Он выбрался из машины. Пока за ним не захлопнулась дверь, Робин уловила одно-единственное слово: «Привет». Она по-прежнему сидела за рулем, а в голове роились мысли. Либо Страйка и в самом деле осенила гениальная идея, либо он просто насмешничает, и Робин, пожалуй, склонялась к второму варианту: уж слишком разнородными выглядели перечисленные сведения.

Через пять минут Страйк вернулся на пассажирское сиденье.

– Клиентка гневается, – доложил он, захлопывая дверцу. – Тиган, видишь ли, должна была расписывать, как в тот вечер Кинвара тайно улизнула, чтобы прикончить Чизуэлла, а не подтверждать ее алиби и не распинаться о торговле виселицами.

– Иззи это признала?

– А что ей оставалось? Но говорю же – гневается. Очень настойчиво мне втирала, что экспорт виселиц в то время был легален. Я позволил себе заметить, что ее отец обманным путем лишил Джимми и Билли причитающихся им денег, и ты была права. После смерти Джека о’Кента остались два готовых к продаже комплекта виселиц, но его сыновьям никто этого не сообщил.

– По-твоему, она беспокоится, как бы парни не стали претендовать на состояние Чизуэлла?

– Я считаю, в тех кругах, где вращается Джимми, такой шаг сильно подмочит его репутацию: позариться на барыши от повешения людей в странах третьего мира, – сказал Страйк, – хотя бес его знает.

По главной дороге промчалась машина, и Страйк с надеждой обернулся.

– Я думал, это Барклай… – Он посмотрел на часы. – Может, он поворот проскочил?

– Корморан, – заговорила Робин, которую намного меньше интересовали чувства Иззи и местонахождение Барклая, нежели таинственная версия Страйка, – ты серьезно считаешь, что твоя версия объясняет все сказанное?