Сохраняя веру

– Подчеркиваю еще раз, – недовольно произносит Йохансен, – это возможно лишь в очень редких случаях.

– Но могла ли у нее возникнуть неблагоприятная реакция на отмену препарата?

– Насколько мне известно, никакой неблагоприятной реакции не было.

– Доктор Йохансен, а какова вероятность того, что к человеку, который успешно лечился от депрессии, эта болезнь вернется?

– Я не располагаю статистическими данными.

– Но такое случается достаточно часто, не правда ли?

– Правда. Однако пациенты, умеющие себя контролировать, в таких случаях своевременно обращаются за помощью к психиатрам.

– Понимаю. То есть, по сути, вы нам говорите, что, если человек однажды сошел с ума, у него есть все шансы сойти с ума снова.

– Протестую!

– Вопрос снимаю, – говорит Мец. – У меня все, доктор.

Прежде чем противник успевает закрыть рот, Джоан снова встает.

– У меня еще несколько вопросов к свидетелю, – произносит она резко. – Я бы хотела прояснить значение терминов «психическое расстройство» и «депрессия». Это одно и то же?

– Нет, конечно.

– От чего лечилась Мэрайя Уайт?

– От суицидальной депрессии, – отвечает Йохансен.

– Вы что-нибудь слышали о делегированном синдроме Мюнхгаузена?

– Да.

– Велика ли вероятность того, что это заболевание разовьется у человека, которому несколькими годами ранее поставили диагноз «суицидальная депрессия»? Есть ли прямая связь?

Доктор Йохансен смеется:

– Утверждать такое – это все равно что говорить: «Если по утрам вы завтракаете, значит под одеждой у вас нижнее белье».

– Спасибо, доктор, – говорит Джоан. – Больше вопросов нет.





Занимая свидетельское место, Милли говорит себе, что молчала уже достаточно долго. Раз Джоан пригласила ее рассказать о человеческих качествах Мэрайи, за ней не заржавеет. Она удобно усаживается и кивает адвокату, показывая, что готова.

– Миссис Эпштейн, как часто вы видите Веру?

– По меньшей мере через день.

– А как часто вы наблюдаете общение Веры с Мэрайей?

– Так же.

– На ваш взгляд, Мэрайя – хорошая мать?

Милли улыбается, сияя от родительской гордости:

– Замечательная! Она упорно трудится, чтобы давать ребенку все возможное.

– Что Мэрайя предприняла, когда ее дочь окружила вниманием пресса?

– А что бы предприняли вы? Забрала ее из школы, прячет от камер. Изо всех сил старается обеспечить ей нормальную жизнь. – Вот. Обязательная программа выполнена. Это то, что они с Джоан репетировали до тошноты, но дальше Милли, к удивлению адвоката, меняет сценарий. – Вы все, – продолжает она, – считаете, что отвечать должна Мэрайя. Но кто на самом деле в этом виноват? – Дрожащим пальцем Милли указывает на Колина. – Раньше он уже делал такое с моей дочерью. Он упек ее в психушку. Хотя лучше бы ему самому подлечиться, чтобы не расстегивал штаны, когда не надо.

– Миссис Эпштейн! Пожалуйста, отвечайте на те вопросы, которые я задаю, – твердо говорит Джоан и, прокашлявшись, очень пристально смотрит на Милли.

– Нет уж! Раз я здесь, я все скажу! Какая женщина не впадет в депрессию, если муж спит со всеми подряд у нее за спиной?! Не знаю, почему…

– Мэм! – строго произносит Ротботтэм. – Я должен просить вас взять себя в руки.

В это время Джоан с натянутой улыбкой подходит к свидетельскому месту.


– Прекратите, – произносит она сквозь зубы и отворачивается, бормоча что-то про неисправные тормоза. – Миссис Эпштейн, существует ряд причин, по которым суд может лишить одного родителя опеки над ребенком и передать ее другому. Известны ли вам эпизоды сексуального насилия над Верой со стороны Мэрайи?

– О господи! Нет, конечно!

– Она когда-нибудь била дочь?

– Даже по попе Веру не шлепнет, если та дерзит.

– Может быть, она подавляла ее эмоционально?

– Ни в коем случае! – восклицает Милли. – Она всегда поддерживает ребенка.

– Может, Мэрайя работает вне дома или по другой причине проводит с дочерью мало времени?

– Она проводит с дочерью двадцать четыре часа в сутки. – Милли сердито смотрит на судью. – Если ей позволяют.

– Спасибо, – говорит Джоан и быстро садится, чтобы мать клиентки опять не начала импровизиро-вать.





Мец сосредоточенно изучает Милли Эпштейн. Он прекрасно понимает, почему Джоан так быстро закруглилась: от этой ведьмы не знаешь, чего ждать. Как и Джоан, он не будет задавать вопросы о переселении души или о втором рождении, чтобы не стать всеобщим посмешищем в юридических кругах. Надеясь ослабить бдительность свидетельницы, Мец улыбается. Пускай подумает, что он не такая уж пиранья, как Джоан наверняка о нем говорит.

– Миссис Эпштейн, вы очень любите Мэрайю, правда?

Лицо Милли смягчается.

– Очень.

– Уверен, вы всегда были с ней близки.

– Да.

Мец облокачивается на ограждение места для свидетеля:

– Вы были на ее школьном выпускном?

– Она произносила речь как лучшая ученица, – с гордостью сообщает Милли.

– А колледж тоже окончила с отличием?

– Со всеми высшими оценками.

– Потрясающе! А я на первом курсе английский еле сдал, – шутит Мец. – И конечно, когда она замуж выходила, вы тоже были рядом?

Уголки рта Милли опускаются вниз.

– Да.

– Не сомневаюсь, что это вы научили ее быть хорошей матерью.

– Ну не знаю… – говорит Милли, краснея.

– Думаю, вы подсказывали ей, как помочь Вере пережить этот сложный период. Я прав?

Милли вскидывает подбородок:

– Я никогда не переставала твердить: если ты мать, то всегда должна защищать своего ребенка. Вот и все.

– И Мэрайя все время защищала Веру?

– Да!

Взгляд Меца словно бы пришпиливает Милли к стулу.

– А сейчас вы защищаете Мэрайю?





Милли смотрит на судью:

– И что? Все?