Сохраняя веру

– Ужасно! – не раздумывая отвечаю я. – Вере семь лет, и она не может выйти погулять спокойно, чтобы к ней не приставали. В школе ее начали дразнить, так что мне пришлось забрать ее и учить дома.

– Мэрайя, вы могли каким-то образом навеять дочери галлюцинации, связанные с Богом?

– Я? Нет, я не внушала ей никаких религиозных идей. Мы с Колином принадлежим к разным конфессиям. В доме даже нет Библии. Я сама не знала половины того, что слышала от Веры.

– Вы когда-нибудь наносили дочери травмы, вследствие которых ее бок и руки могли начать кровоточить?

– Нет, я бы никогда ничего подобного не сделала.

– Как вы думаете, что будет с Верой, если она переедет жить к Колину?

– Он ее любит, – медленно произношу я. – Не всегда принимал ее интересы близко к сердцу и все-таки любит. Однако беспокоюсь я не о нем, а о ней. Ей придется привыкать к ребенку, который скоро родится, и к женщине, которая ей не родная мать. Мне кажется, это будет несправедливо, если ее жизнь опять так круто изменят. – Я бросаю взгляд на Колина и хмурюсь. – Вера совершает чудеса. Нас можно разлучить, но ничто не изменится: люди везде будут следовать за ней, пытаясь оторвать от нее кусочек. – (Моя дочь смотрит на меня; ее взгляд теплый, как солнце, которое трогает твою макушку, когда выходишь из дому.) – Я не могу объяснить вам, почему Вера такая. Но она такая. И не могу объяснить, почему я заслуживаю того, чтобы жить с ней. Но я заслуживаю.





Мец называет этот свой метод «змея в джунглях». С такими свидетелями, как Мэрайя Уайт, у него может быть два пути: сразу пойти в атаку, надеясь, что жертва растеряется, или сначала усыпить ее бдительность притворным участием, а уже потом нанести смертельный удар. Главное – это заставить Мэрайю сомневаться в себе. Как признавалась она сама, вечная неуверенность в собственной правоте – ее ахиллесова пята.

– Вы, наверное, уже устали говорить о той депрессии, которая настигла вас много лет назад.

– Пожалуй, – вежливо улыбается Мэрайя.

– До тех пор вы никогда так сильно не болели?

– Нет.

– Но после того случая депрессия много раз возвращалась к вам, не так ли? – с сочувствием спрашивает Мец.

– Нет.

– Как же? – удивляется адвокат, словно бы укоряя ее в том, что она дала неправильный ответ. – Вы ведь принимали лекарства?

На лице Мэрайи мелькает выражение замешательства, и он внутренне улыбается.

– Ну да, принимала. Вероятно, это и помогло мне не впасть в депрессию снова.

– Чем вы лечились?

– Прозаком.

– Вам прописали его от резких перепадов настроения?

– У меня не было резких перепадов настроения. У меня была депрессия.

– Миссис Уайт, вы помните ту ночь, когда попытались покончить с собой?

– Почти нет. В Гринхейвене мне сказали, что мозг может блокировать такие воспоминания.

– Сейчас вы в депрессии?

– Нет.

– Но вероятно, были бы в депрессии, если бы не принимали лекарство?

– Не знаю, – уклоняется от ответа Мэрайя.

– Видите ли, я читал, что пациенты, принимающие прозак, иногда срываются. Совершенно перестают себя контролировать, совершают самоубийства. Вы не боитесь, что с вами произойдет нечто подобное?

– Нет, – говорит Мэрайя, с тревогой поглядывая на Джоан.

– Вы помните случаи умопомешательства во время приема прозака?

– Нет.

– Может быть, вы наносили кому-то ущерб, принимая прозак?

– Нет.

– Может быть, вы на кого-нибудь агрессивно реагировали?

– Нет.


Адвокат приподнимает брови:

– Нет? Значит, вы считаете себя эмоционально уравновешенным человеком?

– Да, – уверенно кивает Мэрайя.

Мец подходит к своему столу и берет видеокассету:

– Прошу приобщить эту запись к делу.

Джоан тут же вскакивает и подходит к судье:

– Ваша честь, вы не можете ему это позволить! Он скрывал от меня эту информацию, хотя обязан был до начала разбирательства ознакомить меня со всеми своими доказательствами.

– Ваша честь, – возражает Мец, – допрашивая ответчицу, миз Стэндиш сама начала дискуссию о ее эмоциональной стабильности при приеме прозака.

Судья Ротботтэм берет у Меца кассету:

– Я возьму это к себе в кабинет и там приму решение. Объявляю короткий перерыв.

Адвокаты возвращаются за свои столы. Мэрайя не знает, можно ли ей покинуть свидетельское место, и сидит словно замороженная, пока Джоан не спохватывается и не выводит ее. Они садятся рядом.





– Мэрайя, что там, на кассете?

– Понятия не имею. Честно, – отвечаю я.

Любой другой человек сказал бы, что в зале прохладно, но я чувствую, как струйки пота щекочут мне кожу, стекая по груди и по спине. Судья входит через боковую дверь, усаживается в свое кресло и просит меня вернуться на место для свидетелей. Краем глаза я вижу, как пристав вкатывает в зал телевизор и видеомагнитофон.

– Черт! – бормочет Джоан.

– Я разрешаю приобщить кассету к делу в качестве доказательства, – заявляет Ротботтэм.

Мец подходит к секретарю, чтобы что-то подписать, потом говорит:

– Миссис Уайт, я прошу вас посмотреть следующую запись.

Как только он нажимает на кнопку воспроизведения, я закусываю губу. На экране появляется мое собственное лицо. Я кидаюсь на камеру, так что картинка расплывается. Слов даже не разобрать – так громко я кричу. Наконец моя рука взлетает, как будто я хочу ударить оператора. Камера резко дергается, и в кадр на секунду попадают участники события: Вера, забившаяся в угол, мама в больничной сорочке, Иэн и его продюсер. Это запись маминого кардиологического обследования. Та самая, которую Иэн обещал не использовать.

Значит, он опять мне солгал. Я поворачиваюсь к зрителям и нахожу глазами его. Он сидит такой же бледный и окаменевший, как, наверное, и я сама. Он единственный, кто мог передать кассету Мецу. Но вы только посмотрите на него! Немудрено поверить, что он поражен не меньше моего. Прежде чем я успеваю все это обдумать, Мец спрашивает:

– Миссис Уайт, вы помните этот инцидент?

– Да.

– Расскажите нам, пожалуйста, при каких обстоятельствах была сделана эта запись.

– После того как моя мама возвратилась к жизни, ее обследовали. Мистеру Флетчеру разрешили это заснять.

– И что же произошло?

– Он обещал не направлять камеру на мою дочь. Когда он нарушил свое обещание, я просто… отреагировала.

– Вы просто… отреагировали. Гм… И часто вы так реагируете?

– Я пыталась защитить Веру и…

– Миссис Уайт, будет достаточно, если вы скажете «да» или «нет».

– Нет. – Я с усилием сглатываю. – Обычно я тщательно обдумываю каждый свой шаг.

Мец подходит ко мне:

– Как вы считаете? Эта запись доказывает вашу эмоциональную уравновешенность?

Я медлю с ответом, подбирая слова:

– Это не лучший для меня момент, мистер Мец. В целом я да, эмоционально уравновешенна.

– В целом? А во время этих странных приступов агрессии? Может быть, именно в такие минуты вы причиняете физический вред вашей дочери?

– Я не причиняю Вере вреда. Никогда не причиняла.