Стальные останки

– То, как я поступил бы, моя госпожа, – неподходящая тема для разговора в такой обстановке. Возможно, в другой раз, за кофе, на борту моей баржи?

– Возможно.

– Ты говорила о Кормчих всерьез? Они действительно отнесутся к случившемуся в контексте войны?

– Откуда мне знать? – Теперь она чувствовала усталость, несмотря на отголоски заемной бодрости. Поле зрения мутнело, в глазах скрипел песок. – Тот, в сухом доке, которого я пыталась допросить на прошлой неделе, так же разговорчив, как демлашаранский мистик в середине поста. И смысла в его речах не больше.

У ворот пришлось ждать, поеживаясь от холода, пока рабы приведут из конюшни коня Арчет и вызовут карету для Шанты. Она натянула перчатки и подавила легкий озноб. В этом году зима пришла рановато. Будет здорово вернуться домой, стянуть испачканную дорожную одежду и встать босиком на подогретом полу, в уютном тепле своих покоев. Позволить остаткам крина перегореть; отдаться сну. Вдоль идущей зигзагом подъездной дороги, вымощенной кириатами, горели тусклые фонари, соблазнительно озаряя путь вниз, от погруженной во тьму громадины дворца к Ихельтетскому ковру огней у подножия. Скопление похожих на светлячки городских огней простиралось широко, во все стороны, и лишь по центру его рассекала темная рука эстуария. Присмотревшись, Арчет разглядела бульвар Невыразимой Божественности, освещенный двумя рядами фонарей и прямой, как клинок, который уложили поверх хаотичного переплетения остальных улиц. Он казался очень близким, только руку протяни.

Шанта устремил на нее проницательный взгляд.

– Говорят, те, кто остался, сердятся, – пробормотал он. – Я про Кормчих. Они чувствуют себя брошенными, в обиде на кириатов за то, что те их оставили.

Она посмотрела на огни.

– Да, так говорят.

– Наверное, это сказывается на их отношении к Империи. Подвергает испытанию любую верность, какая у них могла сохраниться.

– О, взгляни-ка. Идрашана уже ведут. – Арчет кивком указала на раба, который вел ее жеребца из конюшен. – Значит, мне пора. Споки-ночи, Махмаль. Надеюсь, твоя карета не заставит себя долго ждать. Спасибо, что составил компанию.

Инженер любезно ей улыбнулся.

– С радостью. Это было очень познавательно.

Она оставила его и пошла навстречу рабу. Прыгнула в седло, помахала Шанте еще раз, безмолвно прощаясь с ним, и развернула коня к воротам.

У первого поворота идущей под уклон дороги Арчет привстала в стременах и оглянулась. Морской инженер обернулся неясной фигурой за железной решеткой ворот наверху; яркие факелы на дворцовых стенах горели у него за спиной, превращая в силуэт. Но Арчет не сомневалась, что Махмаль Шанта все еще смотрит на нее.

«И какого хрена меня это должно тревожить?»

Она отвернулась от дворца и позволила коню самому найти дорогу домой в круговороте улиц южной стороны.

«Шанта ни хрена не отличается от прочей старой гвардии. Попрятались по своим привилегированным углам, только и знают, что ныть на собраниях заговорщиков, дескать, как хорошо было раньше, при Акале».

А разве они не правы?

«Акал был еще жив, когда мы разбили бунтовщиков в Ванбире. Давай не будем забывать об этом неприятном изъяне на его до той поры славном лике».

«Он тогда уже лежал на смертном одре».

«И все равно отдал хренов приказ».

«Да. А ты подчинилась».

Она проехала мимо спящего человека, свернувшегося клубком в углу кузнечного двора, погруженного в сумерки. Потрепанный плащ и капюшон; на полах Арчет разглядела черного коня на серебристом фоне – геральдическую эмблему императорской кавалерии. Трудно сказать, был ли этот нищий на самом деле кавалеристом: город полнился демобилизованными и покалеченными солдатами, которые спали на улицах, но военная форма вызывала больше жалости к попрошайкам любых мастей, и стоило пойти на риск, чтобы ее заполучить. Она могла прокормить и даже дать приют в зимние ночи, когда холод усиливался или шли дожди. Арчет знала бордель возле гавани, чья хозяйка гордилась тем, что позволяет бездомным ветеранам спать в сарае для стирки белья. Говорили, по праздникам она даже посылала к ним девочек – из тех, что выглядели более потасканными, – чтобы поработали руками забесплатно.

Патриотизм иной раз обретает очень странные формы.

Она остановила коня и пригляделась к закутанному в плащ человеку, пытаясь понять. Что-то в его позе и впрямь выдавало солдата – может, лаконичность, с какой он использовал плащ и капюшон. Поди разбери, если его не будить…

Арчет пожала плечами, покопалась в кошельке и нашла монету в пять элементалей. Наклонилась и бросила так, что монета ударилась о стену и отскочила на мостовую с громким звоном. Спящий заворчал, пошевелился и правой рукой, высунув ее из-под плаща, принялся шарить вокруг, пока не нашел деньги. Мизинца и безымянного пальца не было, как и почти половины ладони. Арчет поморщилась. Довольно частое ранение в конных подразделениях. Об ихельтетских кавалерийских мечах ходила печальная слава из-за плохой защиты для руки. Один мощный и точный удар вдоль клинка от умелого противника – и ты больше не кавалерист.

Она бросила на полу плаща еще пять элементалей и, цокнув языком, вынудила Идрашана продолжить путь.

Еще через пару улиц, почти дома, она проехала маленькую зеленую площадь, которую когда-то называли площадью Ангельского Крыла, но потом переименовали в честь победы при Виселичном Проломе. Сюда она иной раз приходила, когда хотела выбраться из дома, как до войны, так и после, хотя до было лучше. В то время здесь был многолюдный фруктовый рынок. Теперь его сменил напыщенный, хоть и небольшой трехгранный каменный мемориал в центре, с грандиозными барельефами, на которых исключительно имперские солдаты попирали кучи мертвых ящеров, а из центра возвышалась колонна, отдаленно напоминающая меч, устремленный в небо. В нижней части памятника имелись каменные скамейки, а также рифмованные посвящения «нашему славному имперскому командующему, что вдохновил сынов города». Арчет читала эти вирши достаточно часто, чтобы невольно запомнить, и как-то раз на балу во дворце ее даже представили поэту, который их состряпал.

«Конечно, вашего покорного слуги не было там, на поле боя, – сказал ей этот мелкий аристократ с глупой ухмылкой и мужественно вздохнул. – Как бы он этого ни желал. Но я посетил Виселичный Пролом в прошлом году, и в таких случаях всегда можно положиться на музу, чтобы уловить эхо событий в меланхоличной тишине, повисшей над тем местом».

«Разумеется». Но, видимо, что-то отразилось на лице, несмотря на все старания, потому что ухмылка слегка увяла, и тон поэта стал тревожным.

«Вы, э-э… Вас же там не было? Вы не участвовали в сражении?»

«О, нет, – она чудом сохранила вежливый тон. – Но мой отец погиб во время отступления экспедиционного корпуса, а два моих друга-чужеземца возглавили последнюю атаку при Виселичном Проломе».

После этого поэт оставил ее в покое.

Дома, во внутреннем дворе, Арчет передала Идрашана ночному сторожу и вошла через боковую дверь. Внутри слабо горели лампы, и было тихо – она держала минимальное количество слуг, а рабов, которых иной раз привозила из походов, освобождала сразу, как только позволяли обычаи и городские законы. Кефанин, наверное, дремал в своей каморке у парадного входа, ожидая ее возвращения. Не было смысла его будить, и Арчет отправилась прямиком в свои покои наверху.

В гардеробной она развесила ножи, стянула сапоги нога об ногу и швырнула в угол, избавилась от прочей одежды, словно от старой кожи, и с минуту постояла, наслаждаясь ощущением теплого воздуха на коже. Потом, когда наклонилась почесать икру, в нос ударил собственный запах. Она поморщилась и посмотрела на изукрашенную сонетку у стены.

«Да ладно тебе. Тоже мне, ветеран войны с Чешуйчатым народом. Ты купалась под водопадом в верховьях Трелла зимой 51-го. Неужели это было давно?»

По правде говоря, прошло десять лет, а она и не заметила; но затихающее эхо крина было благословением, мышцы нетерпеливо подрагивали под кожей, и Арчет поддалась порыву. Не тронув колокольчик, она отправилась в ванную, не то чтобы предвкушая погружение в холодную воду, но просто не желая начинать канитель с призывом слуг и рабов, которым предстояло разжечь печь, заполнить чаны, выждать, пока вода нагреется, и принести ее наверх, а потом…


Вода в больших алебастровых кувшинах для купания была не холодной.

Арчет моргнула, снова сунула руку в один из них и поболтала. Точно, теплая. Что ж, похоже, Кефанин в очередной раз доказал, что стоит состояния. Она ухмыльнулась и с некоторым облегчением стала мыться, уделяя особое внимание тем частям тела, которые сильнее оскорбляли обоняние. Потом ополоснулась, взяла полотенце с вешалки, завернулась в него и неторопливо направилась в спальню.

В кровати кто-то лежал.

Застыв на пороге, Арчет почувствовала запах, источаемый полотенцем, в которое она завернулась. Он был чужим, но, вместе с тем, странно знакомым.

– Эй, – рявкнула она. – Ты должна быть в гостевой ком…

Но это была не Элит.

Женщина приподнялась на локте, сонно моргая, и Арчет понадобилось несколько секунд, чтобы узнать эти волосы цвета свечного воска и бледное личико. Она все вспомнила благодаря запаху: пять дней назад влажная рука Джирала крепко сжимала эту челюсть, пахнущие солью соки рабыни подсыхали на его пальцах. Арчет поймала себя на том, что от воспоминания ее ноздри затрепетали, и внезапно поняла, что ей больше нечего сказать.

– Я… – Девушка явно была в ужасе. Она резко села в постели, поскользнувшись на шелковых простынях. Забормотала по-наомски: – Меня сюда отправили, госпожа. Это император, это не я. Я бы не посмела…

И тут Арчет вспомнила, какая у Джирала сделалась самодовольная физиономия, когда она появилась в тронном зале. «Я так понимаю, ты заглянула домой, прежде чем явиться к нам. Тебе понравилось то, что ты там обнаружила?» Вспомнила его похотливую, конспираторскую интимность в Палате разоблаченных секретов пятью днями ранее. «Новенькая. Как она тебе? Послать ее в твою спальню, когда я сам с ней закончу?» И его небрежное решение, каприз: «Да ладно тебе, я пришлю девчонку, как только ты вернешься».

Не стоило недооценивать капризы Джирала. Они все этому учились – и дворцовые обитатели, и горожане. Казалось бы, пора усвоить урок, но, похоже, даже Арчет Индаманинармал, самой проницательной и прагматичной из императорских советников, это не удалось.

Арчет с благодарностью подумала про Кефанина. Вспомнила его лицо, когда она передавала ему Элит, его единственную, быстро пресеченную попытку предупредить. «Госпожа, я должен сказать…»

…что в доме нежданная гостья.

…что молодая рабыня, свалившаяся как снег на голову, ждет вашего одобрения и приказаний.

От этой мысли в низу живота что-то приятно затрепетало.

«Прекрати».

…что император внезапно прислал вам щедрый подарок, который нельзя отправить назад.

Это объясняло, что девушка делает в ее спальне. Джирал требовал исполнения своих приказов с точностью до буквы и не упускал возможности разъяснить все детали того, что случится в противном случае. Она предположила, что императорский посланец, который привез девушку, тщательно проинструктировал Кефанина, и тот, чужак по рождению, раб с пяти лет, без промедления кастрированный в пятнадцать, в менее чем четырех годах до вольной и гражданства, будь он мажордомом или нет, поспешил все сделать, как велели.

Арчет кашлянула. Пробормотала:

– Ладно, я поняла. Можешь…

Но девушка все равно отбросила одеяло и выскочила из постели, голая, а потом – невольно демонстрируя круто изогнутые бедра, бледные ягодицы и мягкие, тяжело покачивающиеся груди – поползла на четвереньках по ковру к ногам Арчет и села там на колени.

Чернокожая стиснула зубы.

– Мне приказали доставить вам удовольствие, госпожа. – Сильный, пьяняще чужеродный акцент смягчал тетаннские слоги и заставлял их звучать плавно, скользяще. Волосы падали ей на лицо. – Любым способом, какой вы сочтете нужным.

Как же много, безумно много времени прошло.

Ее рука потянулась к склоненной голове девушки…

«…она рабыня, Арчет!»

…и отдернулась. Сердце в груди затрепыхало, словно обезумевшая птица в клетке. Арчет закрыла глаза, не в силах справиться с чувствами. Кровь, разогнанная крином, неслась по венам с головокружительной скоростью.

«Ты не человек, Арчиди. – Слезы в глазах Грашгала, стоящего на трапе огненного корабля в доке Ан-Монала. – Мы не можем взять тебя с собой, но это не значит, что ты человек. Ты Арчет, дочь Флараднама из кириатского клана Индаманинармал. Помни об этом в трудную минуту. Ты одна из нас и всегда ею будешь. Ты не такая, как они».

И все сразу упростилось.

Арчет сглотнула и открыла глаза. Призвала на помощь сухую, бесстрастную иронию.

– Щедрость императора не знает границ. Как удачно, что его здесь нет – ведь я не уверена, что смогла бы отыскать слова благодарности.

И потуже затянула полотенце. Если девушка поднимется и повернется к ней лицом, никакое самообладание не поможет.

– Я, несомненно, подыщу для тебя работу в моем доме, но прямо сейчас мне не приходит в голову ничего подходящего. Ложись спать, утром разберемся. Как тебя зовут?

– Ишгрим, – раздалось чуть слышно.

– Хорошо. Ступай в постель, Ишгрим. Уже поздно. Завтра я тебя вызову.

Она повернулась и быстро вышла в гардеробную, чтобы не смотреть, как это длинноногое, полногрудое существо встанет и двинется прочь.

Накинула халат, сунула ноги в тапочки. Бросила хмурый взгляд на свое отражение в зеркале и шумно спустилась по лестнице. Из каморки возле парадного входа выскочил проснувшийся Кефанин.

– Ох, госпожа. Вы уже…