Стальные останки

– Да-да. Уже дома и видела, что ждало меня в кровати. Император так настойчив в своей щедрости, верно?

Кефанин кивнул.

– О да, госпожа. Я бы предпочел…

– Как и я. А наша другая гостья, с ней все хорошо?

– Полагаю, да. Вскоре после заката она поела и отправилась спать.

– Славно. – Арчет зевнула. – Я иду в кабинет в восточном крыле. Принеси мне бутылку достойного вина из погреба и что-нибудь поесть.

– Тотчас же, госпожа.

– Там лампы зажжены?

– Нет, госпожа. Но у меня тут есть фонарь, который…

– Годится. – Она резким движением сняла фонарь с крюка возле двери и, повозившись с ним, сделала огонек ярче. – Ах, прихвати заодно немного кринзанца, хорошо? В кладовой, в верхнем ящике шкафа справа есть бутылочка с настойкой. Синяя.

Кефанин внимательно посмотрел ей в лицо, озаренное фонарем.

– Разумно ли это, госпожа?

– Ничуть. А что ты предлагаешь?

Кефанин поклонился с мрачной торжественностью, низко, как делал, только когда ее решения вызывали у него крайнее неодобрение. Она хмыкнула и быстрым шагом направилась по коридору в восточное крыло, куда добралась через пару минут, слегка запыхавшись. Сдвинула засовы, и когда тяжелая дверь распахнулась, в лицо ей чуть пахнуло плесенью. Здесь давно никто не бывал.

Тени прыгали по стенам, пока Арчет ходила туда-сюда, зажигая лампы от фонаря с помощью жгута из бумаги. Теплый желтый свет разлился по неряшливым стопкам книг и непонятному мусору, который громоздился тут и там на полу. Кабинет понемногу проступал из сумерек. Ее стол в центре, заваленный бумагами и книгами. Занавешенное окно. Картины с видами Ан-Монала на стенах, выгравированная на кириатском стекле карта.

Кормчий.

– Ну, привет, Арчет Индаманинармал.

– Привет, Ангфал. – Она расчистила угол стола, чтобы было, куда положить ноги, выдвинула кресло и села. – Давненько не виделись, верно?

– Не стоит переживать за меня. – Голос у Кормчего был глубокий, мелодичный, полный теплоты и добродушия, но, вместе с тем, в нем чувствовались тревожные нотки, будто в любой момент он мог внезапно сорваться на нечеловеческий крик. – Ты же знаешь, время для меня не имеет такого значения, как для… людей.

Просчитанное оскорбление заставило Арчет ухмыльнуться. Это было не впервые. Она закинула ноги на угол стола и, скрестив голени, через угол между ступнями уставилась на существо, с которым делила кабинет.

– В любом случае, я рада тебя видеть.

Оно занимало почти всю стену, простираясь на двадцать футов в ширину и, по меньшей мере, десять в высоту. Большей частью, выглядело как потроха, буйные петли и витки темных железных внутренностей, которые разбегались по бледной штукатурке и спускались на пол в кажущемся беспорядке. Но имелись и другие части – плоские сегменты, висящие на стене, как легкие или опухоли, – и все существо пестрило слабыми зелеными и желтоватыми огоньками, защищенными чем-то вроде линз из толстого стекла, каждая не крупнее подушечки большого пальца. Вблизи центра и у самого потолка в штукатурку впивались симметричные ребра, торчащие под углом из раздутого овала шириной с мужские, полностью раскинутые руки. Арчет не в первый раз подумала, что компоновка Кормчего неприятно напоминает членистоногое: будто гигантский паук из детского ночного кошмара просачивается сквозь стену, чтобы кинуться на бедолагу, которому не повезло оказаться в кабинете в соответствующий момент. Или, может, чудовищного паука замуровали в стену, словно гротескный охотничий трофей.

В нижней части овала зеленые и желтые огоньки скапливались, образуя подобие глаз, и это ничуть не смягчало впечатление.

Она знала – потому что кириатские инженеры, которые вытащили Ангфала из корпуса брошенного огненного корабля и установили его здесь, рассказали об этом, – что сознание Кормчего занимало этот с виду органический бардак целиком, без остатка, но толку от знания было немного. Нравилось Арчет или нет, она по привычке, инстинктивно обращалась к этой похожей на паука висящей конструкции, будто именно в ней…

Ну вот, опять.

– Итак, чего ты хочешь? – спросило существо.

– А разве я должна что-то от тебя хотеть? – Она оторвала взгляд от скопления огоньков и демонстративно уставилась на окно. – Может, мне просто захотелось поболтать.

– Что ты говоришь? – Голос Ангфала особо не изменился, но Арчет показалось, что в тоне вопроса проскользнул намек на жестокость. – Мы что, будем вспоминать о былом? О славных временах, когда твой отец и Грашгал были живы, а мир казался более красивым и благородным местом?

Арчет подавила обиду, старую знакомую боль.

– Насколько мне известно, – ровным голосом произнесла она, – Грашгал еще жив. И откуда тебе знать наверняка, учитывая тот факт, что когда тебя вырезали из обломков, большая часть твоих органов чувств осталась в корпусе.

Кратчайшая пауза.

– Арчет, дочь Флараднама, ты пришла ко мне с ускоренным пульсом, расширенными зрачками, приливом крови к грудям и малым половым губам – впрочем, он уже убывает, – а также не вполне стабильным вокальным диапазоном, и все это симптомы смеси сексуального возбуждения и злоупотребления кринзанцем, каковая комбинация, кстати, не очень подходит твоей физиологии, да и любой, за исключением очень юных существ. И ты пялишься в окно, которое закрыто шторой. Итак, мы оба знаем, что не все мои органы чувство остались в обломках корпуса, а ты пришла сюда не ради светской болтовни.

Опять наступила тишина. Ей показалось, или один-два огонька в витках Ангфала не то изменили цвет, не то стали ярче?

– Мне двести семь лет, – сказала он. – Это молодость по кириатским меркам.

– Да, но не для полукровки.

Ее терпение лопнуло, и в разрыве сверкнул отливающий сталью гнев.

– Слышишь, хреновина! Грашгал жив и здоров, сейчас он в лучшем мире, и ему очень весело.

– Грашгал мертв, – терпеливо проговорил Кормчий. – Остальные тоже. Кириаты едва пережили путешествие по быстрым тропам, когда попали сюда, а ведь сила была на пике, научные знания отточены, умы не повреждены. Стихии, с которыми они повстречались, превзошли все. Твои предки явились сюда не по собственной воле, Арчет, что бы ни гласили хроники. Они потерпели кораблекрушение и остались на четыре тысячи лет не потому, что им понравился пейзаж. Они боялись, что возвращение их погубит.


Гнев подвел Арчет – она взглянула на его яркое, зазубренное острие со стороны и испытала усталое разочарование. Этим путем желаемого не добиться.

– Кое-кто говорит, что переход открыл их разум, – предположила она. – Наделил способностью мысленно проникать сквозь время. Не сломил, но вознес.

– Ну да, ну да, – насмешливо отозвался Ангфал. – Так сильно, что самые вознесшиеся – самые, по твоим словам, способные – ушли в пустыню, чтобы осмыслить свои видения, и, кажется, забыли о еде.

– Не все.

– Большинство.

– Ты говоришь о крайних случаях. Но в целом как раса мы свыклись с этим миром.

– Мы? «Мы» как раса?

– Не цепляйся к словам. Кириаты как раса адаптировались. В конце концов это сделало их сильнее, позволило выдержать обратное путешествие.

– О, ты пишешь научный трактат? С удовольствием ознакомлюсь с доводами.

– Мне очень жаль, Ангфал, что тебя оставили здесь.

Даже крик не сумел бы так резко оборвать торопливую словесную пикировку. На этот раз молчание длилось дольше. Тот факт, что витки и выпуклости Кормчего застыли в полной неподвижности, внезапно показался чем-то неправильным и нелепым, немыслимым сдерживанием его природного эмоционального строя и реакций. Она присмотрелась к огонькам – не изменились ли? Но те горели ровно, цвет остался прежним.

«Кормчие – не люди, Арчиди, – сказал ей отец, когда она была еще маленькой. Он говорил на высоком кирском и слово «люди» было тем самым, которым кириаты обозначали себя. – Они совсем не похожи на тебя, меня или твою мать, даже на наши души в бутылках или ящиках. Они нечто… иное. Помни об этом, когда придется иметь дело с ними. Они не люди, хоть иной раз у них хорошо получается таковыми притворяться».

В тот раз малышке Арчет показалось, что ее предупреждают о каких-то демонах.

– Тебя они тоже бросили, – наконец проговорил Ангфал.

– Да, и меня.

Опять тишина. В открывшейся пустоте роились воспоминания, отягощая криновое похмелье. Она пристально глядела на поблескивающее, расчлененное железное чудище на стене, выступы и витки его тела и пыталась найти внутри себя похожее спокойствие.

– Ну ладно, – голос Ангфала нарушил молчание. Посторонний ни за что бы не понял, какой разговор между ними состоялся. – Чем могу быть полезен, Арчет Индаманинармал? О чем ты хотела со мной поговорить?





Глава 21




Они перебили Хейлу голени булавой, быстренько вытащили из него сведения о том, где найти инструменты, и оставили работорговца лежать в полубессознательном состоянии. Гирша усадили как можно удобнее возле противоположной стены, положили ему на колени заряженный арбалет и отправились за болторезом.

– Так это правда? – спросил Эрил, когда они мчались по темному коридору с другой стороны внутреннего двора. – Ты действительно убил дракона?

– Как бы да. А что?

– Ну… тебя же не называют Драконьей Погибелью?

– Нет.

Наемник ненадолго замолчал, явно желая спросить что-то еще, но не зная, как высказаться, не оскорбив.

– Никогда не видел дракона, – прознес он наконец.

– Поверь мне, лучше тебе его и не увидеть.

Они опять замолчали. Достигли конца коридора, отыскали лестницу вниз.

– Он, э-э, все время называл тебя извращенцем.

– Ага.

– Да, ну-у… – Эрил тяжело вздохнул и сдался. – Вот подонок, верно?

– Это точно.

Внизу, как им и было сказано, обнаружилась дверь с простеньким висячим замком. Эрил пнул ее без лишней суеты, продемонстрировав изрядный опыт в подобных вещах. После пары сокрушительных ударов каблуком по замку дверь открылась внутрь, повернувшись на петлях, и они очутились в длинном подземном помещении, вдоль одной стены которого стояли клетки. Свет Ленты просачивался через окна под самым потолком с тяжелыми балками, почти как в обители «веселых девиц», с тем же эффектом; бледного серебристого свечения едва хватало, чтобы разглядеть фигуры, съежившиеся в задней части каждой клетки, на полу. В основном это были девушки, один или двое могли оказаться парнями – впрочем, разницу скрывали серые, поеденные молью одеяла, в которые кутались несчастные, будто силясь раствориться в сумерках. Запавшие, круглые от ужаса глаза и скрюченные позы лишали их пола. Каждый пленник заметно съеживался, когда рядом с его клеткой раздавались тяжелые шаги, и крепче прижимал к себе одеяло, словно его могли отнять. Один или двое узников хрипло завыли, но было трудно понять, кто именно издавал эти звуки – они пробирались сквозь прутья клеток и заполняли все помещение, как неослабевающий шум дождя. Рингил тотчас заскрежетал зубами. Он не слышал подобного с самой войны.

– Хорошо, что Гирша тут нет, – пробормотал Эрил. – Он бы, наверное, захотел их всех выпустить.

– Да уж.