Стальные останки

– Понятно. – Тошнотворный комок в желудке опять дал о себе знать. Она уставилась на свои ладони, держа их на уровне талии, и приказала растопыренным пальцам не дрожать. – Давайте посмотрим. Они проголосуют, достигнут очевидного решения и в лучшем случае потребуют, чтобы я предстала перед инквизиторским судом в Цитадели. Элит туда тоже поволокут, хотя бы как свидетельницу. Скорее всего, нужные ответы они не получат, а это значит продолжение допросов. После чего…

– Не смей переживать. – Внезапная мрачная горячность, с которой император это произнес, вынудила Арчет резко перевести на него взгляд. – Я дал слово отцу на смертном одре и сдержу его. Эти мерзавцы тебя не получат.

От благодарности защипало в глазах. Казалось, с ней заговорил не он – будто кто-то другой сидел на троне. Она сбежала бы из города, чтобы не попасть в руки приспешникам Цитадели, уже начала строить приблизительные планы на сей счет. Но такого… не ждала.

– Я… спасибо, мой повелитель. Мне не хватит слов, чтобы выразить…

– Ладно, ладно, – отмахнулся Джирал. – С этим разобрались, да? Мне самому не хочется иметь дело ни с грязными инквизиторами, ни с их игрушками. Вопрос, как нам выпутаться из ситуации, не прибегая к помощи войск. В конце месяца у нас не что-нибудь, а день рождения Пророка. В городе и без того будет полным-полно фанатиков, бьющих себя в грудь. Мне не надо, чтобы они собрались в разъяренную толпу и отправились штурмовать дворец.

– С точки зрения закона…

Он покачал головой.

– Забудь. Не поможет. Они будут цитировать законы с выгодой для себя и умалчивать о них там, где ее нет. Это духовные лица, Арчет, которые проводят всю свою гребаную жизнь, избирательно интерпретируя важные тексты в свою пользу. Мы должны подрезать им сухожилия еще до того, как они возьмутся за дело всерьез. – Он сплел пальцы и задумался. – Вообще-то, Арчет, тебе надо исчезнуть на некоторое время.

– И Элит.

– Ну да, конечно. Замечательно. И твоей северной ведьме тоже. Думаю, так даже лучше. Если вас обеих здесь не будет, у них исчезнет основа для претензий. – Он кивнул – медленно, но с нарастающей живостью. – Да, это сработает. Точно сработает. Мы вытащим тебя из города тайно, до темноты. Файлеху Ракану я поручу собрать эскорт. Тем временем соглашусь на созыв чрезвычайного совещания с Учителями Цитадели и пойду на уступки. Мы пошлем за тобой, а тебя нигде нет. Повторный вызов – никакого результата. Толика изворотливости – а Святая, чтоб ее, Мать в курсе, что этого таланта у придворных в избытке – позволит дотянуть до вечера. К тому моменту все поймут, что ты сбежала, а в наступившей темноте можешь находиться, где угодно. На рассвете по моему поручению городские патрули будут искать тебя по всем улицам. Когда не найдут, скажем, что по следам высланы Монаршие гонцы. Может, кое-кому из особо надежных я велю искать тебя не там, где надо, и помалкивать об этом. Пойдут слухи, что ты уехала в Трелейн или, возможно, в пустоши. Мы делаем все, что в наших силах, господа, спасибо, что уделили внимание. Будем держать вас в курсе. – Он пригрозил Арчет пальцем. – А пока мы тебя спрячем… где? Есть идеи, куда ты пойдешь?

Что-то сдвинулось у нее в голове, как смазанные детали люкового механизма на огненном корабле – компоненты один за другим скользнули и замерли в новом положении. Она почти услышала, как раздался глухой лязг. Внезапное волнение пригасило криновую ломку и заставило кровь быстрее бежать по венам.

Арчет прочистила горло:

– Подумываю об Эннишмине, мой повелитель.





Глава 27




Там, куда они попали, все вокруг заливал тусклый, зеленовато-серый свет, и высились стволы деревьев, сбросивших листву, будто зимой. Вялый, чахлый ветерок приносил слабый запах гнили.

Поначалу Рингил отметил перемену лишь с усталым недоверием. За время, проведенное в Олдрейнских болотах, он видал кое-что похуже, и эта перемена не обошлась без предупреждающих знаков. Широкая черная дорога, где они встретили Рисгиллен и остальных, начала исчезать, либо старея с фантастической скоростью прямо у них под ногами, либо истлевая изнутри, по мере того, как они проникали в новые земли, не допускающие ее существования. На поверхности дороги появились ветвящиеся трещины; некоторые были достаточно широкими и глубокими, чтобы по невнимательности угодить в них ногой и сломать лодыжку. Рингилу казалось, что время от времени он видит человеческие черепа, кем-то запихнутые в эти самые трещины. Но, наверное, это очередная болотная галлюцинация, к которым он относился с растущим безразличием.

«Ну, почти ко всем».





* * *


Джелим возвращается к нему опять – возможно, во сне, пока они устроили привал на дороге, а, может, и нет; на болотах разобраться нелегко. На этот раз Рингил стоит над ним с Другом Воронов за спиной, хотя меч наклонен не туда – рукоять торчит над правым плечом. Разница кажется странной и вызывает неудобство. Джелим останавливается неподалеку и глядит на него снизу вверх, не говоря ни слова. Его лицо выглядит таким, как прежде, только покрыто следами рыданий, и одет он лучше, чем настоящий Джелим – сын скромного торговца – мог себе позволить. Он смотрит на Рингила, их взгляды встречаются, и по щекам Джелима снова бегут слезы. При виде их Рингил чувствует боль в груди. Он хочет что-то сказать, но слова застревают в горле.

– Прости, – плачет Джелим. – Гил, умоляю, прости меня.

Теперь боль в груди Рингила не сдержать. Она рвет его изнутри, продвигаясь вверх и вниз, прямо в мышцы плеча и в…

– Прости меня, Гил, умоляю, прости меня, – Джелим шепчет снова и снова, глядя снизу вверх, будто зачарованный ужасным зрелищем. – Это должно было случиться со мной.

Внезапно оказывается, что штуковина, которая торчит из его правого плеча, – не рукоять Друга Воронов, а острие кола для казней, который продвинули на завершающие девять дюймов и застопорили механизм в основании клетки, а боль в груди – не страдание разбитого сердца, а бескрайняя словно океан, раскаленная добела и кромсающая на части агония, которая начинается между ног, прорывается через внутренности и грудную клетку, аккуратно минуя сердце. Так что умирать он будет несколько дней…

– Прости меня, умоляю, прости.

И он кричит, осознав, где находится; вопит о пощаде, зовет Хойрана, отца, мать, кого угодно, лишь бы прекратили боль. Кричит так сильно, что кажется, от его крика вот-вот лопнут вены, взорвется и разлетится на части череп, и жизнь вместе с кровью вытечет из погубленного тела.

Но он знает, что этого не случится.

А еще знает, что никто не придет, и впереди – долгие неторопливые муки. Спасения, каким бы оно ни было, ждать неоткуда.





* * *


Он затолкал воспоминание в дальний угол, чувствуя, как обливается потом, и как колотится сердце. Сосредоточился на том, где находится.


Зимние деревья. Тишина.

Он стоял и смотрел на голые ветки. Ждал, пока остынет вызванный паникой пот и замедлится пульс. Дышал глубоко, как человек, который едва не утонул.

«Неправда, неправда». Сердце билось в унисон с ритмом слов. Такое же вранье, как тысяча других фантомов, мучающих его по пути через Олдрейнские болота. Он не умер.

Умер Джелим.

Чья-то рука похлопала его по спине. Пульс опять ускорился на один преисполненный ужаса момент, а потом Рингил успокоился и осознал, что это было. Ладонь Ситлоу сместилась и ласково сжала заднюю часть его шеи.

Прикосновение было неприятным – хозяйским.

– Приятно вернуться в реальный мир, да? – пробормотал двенда и прошел мимо по болотистой земле, заросшей пучками травы. В тишине каждый его шаг сопровождался отчетливым хлюпаньем. Рингил увидел, как следы наполняются водой.

Остальные члены отряда двинулись следом: Рисгиллен сморщила нос и бросила мрачный косой взгляд на деревья, Эшгрин выглядел таким же бдительным и спокойным, каким его впервые увидел Рингил. Только Пелмараг признавал существование человека – проходя мимо, он повернулся и подмигнул.

– Где мы? – спросил Рингил.

– В конце пути, – ответил Пелмараг. – Ханнаис М’хен Проклятый. Взгляни.

Он взмахнул рукой, указывая влево, и сердце Рингила замерло на миг, когда он увидел там сгорбленную черную фигуру. Понадобилась секунда, чтобы осознать, что это статуя, и еще одна, чтобы понять – «как?» – она не оживет, как акийа в прибрежных волнах, и не устремит на него молчаливый взгляд огромных глаз.

– Расскажу одну забавную историю, – произнес Пелмараг, приближаясь к статуе, и ничто в его лице не говорило о том, что двенда собирается шутить. Рингил пожал плечами и двинулся следом.

Покосившееся в болотистой земле изваяние поджидало их, раскинув короткие руки на высоте плеч, словно миниатюрный проповедник перед паствой или ребенок, который просит, чтобы его взяли на ручки. Приблизившись, Рингил увидел, что статуя вырезана из черного глиршта целиком и не слишком аккуратно: на теле не было явно выраженных одежд, а лицо представляло собой бесполое, грубое подобие человеческих черт. Неглубокие выемки с гранями, заменяющие идолу глаза, выглядели отполированными, от чего кристаллический камень поблескивал, но Рингил не понимал, намеренный это эффект или случайный.

Пелмараг смотрел на статую, нахмурив брови, будто она задала ему трудный вопрос.

– Забавная история? – напомнил Рингил.

Двенда вздрогнул.

– Да, точно. Примерно полтора месяца назад – по вашим, человеческим меркам – брат Эшгрина, Тарнвал, искал это место. Со снаряжением у него проблем не было, прихватил с собой всякие мощные штуки. Он всегда плевать хотел на шпионскую стратегию Ситлоу и говорил, что мы двигаемся слишком медленно.

Пелмараг с самого начала говорил по-наомски лучше Рисгиллен или Эшгрина, а за время общения с Рингилом стал говорить почти бегло. В отряде он был, несомненно, самым общительным. Вообще-то он даже заимствовал у Рингила немало любимых выражений и фраз. Человек испытывал странные ощущения, когда слышал собственные каламбуры из уст двенды, и невольно спрашивал себя, сколько времени на самом деле заняло путешествие по Олдрейнским болотам, в какой степени обучение и опыт связаны – связаны ли? – со временем как таковым.

– Да уж, Тарнвал всегда предпочитал идти на таран. – Пелмараг скривился, явно думая о чем-то, известном ему одному. – И еще красиво говорил о битвах. Достаточно красиво, чтобы получить необходимую поддержку. Итак, он собрал примерно три дюжины сородичей, причем в отряде были достаточно известные призыватели бурь. Все готово к тому, чтобы отвоевать Ханнаис М’хен Проклятый, перевести часы назад и исправить вред, который причинил нам Черный народ на этом самом месте. Желая расчистить путь, мы выпустили Когти Солнца сквозь аспектную бурю, а сами ворвались следом. И знаешь, что увидели? Нас занесло на тысячу миль к Юго-Западу отсюда, и там мы очутились по пояс в морской воде, возле какого-то дрянного имперского порта. Все потому, что какой-то гребаный идиот перенес нашу путеводную веху.

Рингил уклончиво хмыкнул, не зная, смеяться в ответ или не стоит. От воспоминаний губы Пелмарага опять мучительно изогнулись.

– С того пляжа пришлось уходить с боем, – продолжил он негромко. – Из наших погибли шестеро или семеро. По всему городу и на склоне холма, куда ни сунься – гребаные людишки бегают, орут и несут какую-то тарабарщину во тьме; ни дать ни взять неприкаянные обезьяны, стоит одного прикончить – и другой, мать его, тут как тут. Потеряли еще пятерых – а сам Тарнвал получил ранение в грудь, – и обыскали тот долбаный городишко вдоль и поперек, все там перерыли, пока не нашли маяк. Тогда и поняли, что кто-то переместил эту хреновину, и мы далеко от места, куда хотели попасть. Никакого Ханнаис М’хена, будь он проклят или нет. Нас занесло на юг, далеко на юг. И поскольку всего через пару часов должно было взойти это ваше дрянное солнце… оставалось только собрать мертвых и раненых, позволив призывателям бурь вытащить нас оттуда. Тарнвал не выдержал натиска бури по пути назад, как и еще несколько раненых. А что потом? – Пелмараг пожал плечами. – Потом мы снова прислушались к Ситлоу.

– Опять про меня говорите?

Ситлоу будто вырос из-под земли позади них и уставился на Пелмарага с непроницаемым выражением лица.

– Да так, просто мысли вслух о стратегии.

– Неужели? – Ситлоу положил руку Рингилу на плечо. Воздух между двумя двендами будто заледенел. – Наш друг Гил – не часть стратегии, Пел. Ему не стоит про нее знать.

Пелмараг выдержал взгляд другого двенды. Он сказал что-то короткое и резкое на языке, которым они пользовались, когда не хотели включать Рингила в разговор, а потом повернулся и направился к остальным. Ситлоу хмыкнул и кивнул ему вслед – резко дернул подбородком, и в этом жесте не было и намека на дружелюбие.

– Что происходит? – спросил Рингил.

– Тебя это не касается. – Ситлоу чуть сжал хватку на его плече. – Идем. Мы еще не добрались до места.





* * *


Они шли сквозь зимние деревья, а потом – по тропинкам через болота, которые двенда знал наизусть, либо мог без труда находить, полагаясь на чутье. Рингил один раз попробовал обойти гниющий пень с другой стороны и провалился в податливую черную трясину. Серая, похожая на суп вода быстро заполнила оставленные им следы, и запах у нее был как у трупа. Он выбрался на прежнюю дорогу, еле переставляя ноги в щедро облепленных грязью сапогах. Никто ничего не сказал, но, кажется, Рисгиллен презрительно усмехнулась. С той поры он внимательно следил за тем, чтобы не покидать свое место в процессии.

Других звуков, кроме хлюпающих шагов, не было.

В конце концов, именно это подсказало ему, где они находятся. Рингил кое-что смыслил в болотах, так как вырос в городе, который был ими окружен, и понимал, что вокруг отсутствуют положенные признаки жизни. Не было ни птичьих криков – будь то знакомые или другие птицы, – ни шорохов в наземной растительности, мимо которой они проходили. Тут и там он видел озерца стоячей воды, над которыми словно мосты лежали поросшие мхом поваленные деревья. А еще по пути попадались небольшие мангровые заросли. Но ничто живое не шевелилось вокруг, даже насекомые не зависали над свинцовой поверхностью.

Рингил слышал лишь об одном настолько мертвом болоте. Даже видел его однажды, приблизившись с Запада на безопасное расстояние.

«Ханнаис М’хен Проклятый», – так назвал его Пелмараг.

Ханнаис М’хен.