Стальные останки

– Это должно меня подбодрить?

Пустые глаза вновь уставились на него.

– Неужели я так плохо с тобой обошелся?

– Нет, что ты. Я видел, как с рабами обращались гораздо хуже.

Ситлоу резко отвернулся, будто получил пощечину. Уставился мимо Рингила, на затонувшую платформу. Его голос стал невыразительным.

– Я мог бы тебя убить, Рингил Эскиат. Попользоваться тобой в свое удовольствие, вытереться, словно тряпкой, и вышвырнуть. Позволить тебе истлеть до самой сути в Серых Краях или закончить наш поединок так же, как он начался – сталью. Это ведь ты явился в мои владения со своим клинком, угрозами и горделивой уверенностью в том, что никакая красота и никакое колдовство не в силах препятствовать твоим навыкам убийцы. Ты вмешался в мои дела в Эттеркале, убил и искалечил моих полезных слуг, вынудил меня вступиться, хоть это и шло вразрез с моими планами. Спрошу опять: я плохо с тобой обошелся?

Поскольку справедливый ответ был один, Рингил предпочел проигнорировать вопрос.

– Просто скажи мне вот что, – попросил он вместо этого. – Я понимаю, в чем ваша выгода – вы вернете свою священную, древнюю… тут был какой-то бред сивого ящера… про право крови… то да се… обетованную, мать ее, землю. Все понятно, идея новизной не блещет. Но какой от этого толк клике? Как я погляжу, вся Канцелярия так или иначе пляшет под твою дудку. Какую хрень ты им наобещал?

Двенда ответил слабой улыбкой.

– Сам как думаешь? Ты же видишь, где мы находимся, и знаешь, что представляет собой Эннишмин для Лиги.

Видимо, Рингил в глубине души понимал, в чем дело. Он не удивился, но ощутил, как в животе скользит кусок льда.

– Ты сказал, что отвоюешь его?

– Да, более или менее.

– Ты собираешься вторгнуться на имперскую территорию? Нарушить договоры?!

Ситлоу пожал плечами.

– Я никаких договоров не подписывал, как и мой народ. Это услуга, которую я оказываю, тем, кто принял меня в Трелейне.

– Но… – Лед в кишках разрастался, грозя заполнить Рингила целиком. – Империя не будет сидеть и смотреть, как ты это делаешь, Ситлоу. Не в нынешней ситуации. Они объявят войну. Еще одну гребаную войну! И ты не можешь этого не понимать.

– Да. – Двенда вновь пожал плечами, скользнул по нему взглядом пустых глаз. – Что с того? Лига и Империя пойдут друг на друга войной, отстаивая собственное лицемерие, и моя рука будет лежать на трелейнской стороне весов, чтобы борьба была равной. Думаю, они будут сражаться годами. Истратят силы, утащат друг друга на дно, и когда все закончится, от битв начнет тошнить, они окажутся усталыми и сломленными – тогда мой народ придет на руины и займет свое законное место в этом мире. – Голос Ситлоу стал странно мягким и умоляющим. – Не спорь, Гил. Так будет гораздо лучше. Больше никакой истеричной ненависти и кровопролития из-за мелких споров между фракциями. Никакого лицемерия, чтобы обосновать злоупотребление властью, и никакой лжи.

– Ну да, конечно. Всего лишь владычество олдрейнов. Кажется, у меня есть некоторое представление о том, как это будет.

– Ты несешь ерунду. – В голосе двенды проскользнули нотки гнева, который он быстро скрыл. – Нет причин, по которым люди и двенды не могут сосуществовать, как это было когда-то. В наших хрониках полным-полно воинов твоей расы, которых мы приютили из жалости или любви, и они достигли в наших кругах высокого положения. Я и сам…

Он осекся. Взмахнул рукой.

– Неважно. Я не какой-нибудь торговец с рынка Стров, кидающийся к каждому покупателю, и не член Канцелярии, щедро раздающий пустые обещания, чтобы заграбастать побольше власти над сородичами-людьми. Если тебе не хватает смекалки или опыта, чтобы понять, что к чему, я не стану насильно впихивать в твою голову нежеланную истину. – Он резко отвернулся. – Идем, мы здесь по другому делу.

Осторожно пробираясь через болото, вдоль массивного железного бока платформы, они подошли туда, где вплотную к нижнему видимому ярусу было пристроено что-то вроде крытого загона. Там обнаружился забор из материала, похожего на проволоку, из которой соорудили олдрейнский мост, хотя в целом он не выглядел таким изящным. Схожая, но сплетенная более толсто паутина образовывала три длинных низких сооружения, смахивающих на конюшни, которые упирались в железный бок платформы. Почва, где расположился загон, выглядела плотной и сухой – наверное, ее укрепили с помощью каких-то олдрейнских строительных материалов, – но снаружи забора болотная вода скапливалась и застаивалась, образуя серые озерца. Тропа между ними была извилистой и обманчивой, завершалась у ворот на цепи.

Вокруг загона, примерно на расстоянии ярда от ограждения, из воды торчали какие-то маленькие и тупые предметы. Рингил принял их за пеньки, но когда они с Ситлоу почти подошли к воротам, один из ближайших предметов издал влажный, хлюпающий звук. Он посмотрел на «пенек» внимательнее.

И отшатнулся.

«Твою мать!»

Предмет был человеческой головой, чья шея аккуратно крепилась к пню, за который он и принял увиденное поначалу. Голова принадлежала молодой женщине, чьи длинные волосы, свалявшиеся и похожие на крысиные хвосты, плавали на поверхности мутной серой воды. Мышцы шеи напряглись, голова повернулась и глаза на бледном, испачканном в грязи лице отыскали его лицо. Губы, перемазанные грязью, приоткрылись и безмолвно произнесли единственное слово: «…умоляю…»

История Миляги обрушилась на Рингила.

«Я не говорил, что шпионы были мертвы. Я сказал, что вернулись только их головы. Каждая была еще живой и каким-то образом приделанной к семидюймовому пеньку».

Из глаз женщины потекли слезы, оставляя грязные дорожки на щеках.

Взгляд Рингила заметался по поверхности болотных озер и другим похожим предметам, которые усеивали их. Ужас его не покинул: это были такие же человеческие головы, обращенные лицом к загону.

Он видел драконье пламя и обгорелые тела детей на вертелах над жаровнями, думал, что достаточно ожесточился и сможет вынести какое угодно зрелище.

Он ошибся.

– Это что за хуйня, Ситлоу?!

Двенда был занят цепью на воротах: положил ладони поверх нее и что-то тихо бормотал. Он рассеянно поднял глаза.

– Что такое? – Он проследил за взглядом Рингила. – А-а, это беглецы. Надо отдать вам, людям, должное – вы те еще упрямцы. Мы им сказали, где они находятся, и что выбраться из болот непросто, а пытаться опасно. Сказали, что если они поведут себя смирно, их будут кормить и станут хорошо с ними обращаться. Но они все не унимались. Так что это своего рода наглядный урок. Теперь попыток побега стало меньше. Вообще, большинство сидит внутри и держится подальше от забора.

Взгляд Рингила обратился к «конюшням» в тени кириатской железной платформы. Он крепко прижал язык к небу.

– Это рабыни болотной крови? Вы держите их здесь.


– Да. – Ситлоу снял с ворот внезапно расстегнувшуюся цепь и открыл их. Он, похоже, впервые заметил выражение лица Рингила. – Ну и что? В чем дело?

– Вы… – Казалось, ему вдруг стало трудно дышать. – Вы с ними сделали… это… просто чтобы предупредить остальных?

– Да. Как я и сказал – наглядный урок.

– Как долго они будут так жить?!

– Ну-у… – Ситлоу нахмурился. – Бесконечно, если у корней будет вода. А что?

– Ублюдки. – Рингил невольно затряс головой. – Ты гребаный кусок дерьма. Сука… Нет причин, по которым люди и двенды не могут сосуществовать? А это как называется?! Что за сосуществование, мать твою?!

Ситлоу замер и бросил на него пристальный взгляд.

– А разве это хуже, – тихо спросил двенда, – чем клетки у Восточных ворот Трелейна, где ваши преступники агонизируют несколько дней, чтобы другим неповадно было? Этим, знаешь ли, не больно.

Рингил с усилием оттолкнул воспоминание о страшных мучениях, которых сам не испытал.

– Не больно? А ты хотел бы поменяться местами с кем-то из них, говнюк?

– Ясное дело, нет. – Вопрос вызвал у двенды искреннее недоумение. – Но их путь – не мой, я бы не смог пройти той же дорогой, что они. Честное слово, Рингил, это мелочь. Ты сгущаешь краски.

В тот миг Рингил добровольно отдал бы душу за то, чтобы ощутить тяжесть Друга Воронов на спине и кинжал из драконьего зуба в рукаве. Вместо этого он сглотнул и подавил ярость, отвернулся от испачканного лица женщины и взглянул на открытые ворота загона.

– Почему? – с трудом выговорил дрожащим голосом. – Почему вы их сюда притащили? Зачем все это?

Ситлоу выдержал долгую паузу, изучая его.

– Не уверен, что ты поймешь, – сказал двенда в конце концов. – Прямо сейчас твои умственные способности притупились.

Рингил оскалился.

– А ты попробуй объяснить.

– Ладно. Им будет оказана большая честь.

– Звучит восхитительно. Даже лучше, чем «очищающая инквизиторская любовь» в соответствии с Откровением, о да.

– Как уже было сказано, я не жду, что ты поймешь. Обитатели болот с Наомской равнины – единственные, кого олдрейны могут в каком-то смысле назвать родней. Тысячи лет назад их кланы были любимыми слугами двенд – до такой степени почитаемыми, что мы смешивали с ними кровь. Их потомки, пусть в очень ослабленном виде, несут в своих жилах нашу родословную.

– Это гребаный миф, – с отвращением проговорил Рингил. – Ложь, которую втюхивают на рынке Стров, чтобы содрать вдвое больше за предсказание судьбы. Не говори мне, что купился на это дерьмо. Три гребаных года политики в Трелейне, общения с лучшими лжецами и ворами в Лиге – и ты по-прежнему не видишь, как тебя пытается облапошить уличная гадалка?

Ситлоу улыбнулся.

– Нет. Миф, как это нередко случается, основан на истине – или, по крайней мере, на ее понимании. Есть способы это подтвердить. Наследие двенд проявляется среди болотных кланов довольно разнообразно. Но когда рождается женщина, не способная зачать от мужчины во время близости, это значит, что в ней сильна древняя кровь. С мужчинами сложнее разобраться, хотя, в целом, закономерность схожая.

– Значит, ты собирал их по всему Эттеркалю и отправлял сюда. Они – твоя родня в сотом колене. И о какой большой чести речь?

Он осознал, что продолжает свирепо ухмыляться. Увидел, как Ситлоу на него смотрит, и смутно ощутил, как что-то теряет. Это была очередная проверка – и, в отличие от той, с олдрейнским мостом, он ее проваливал.

– Думаю, ты понимаешь, о какой, – тихо проговорил двенда.

Из горла Рингила вырвалось почти неслышное презрительное фырканье.

– Вы принесете их в жертву.

– Если можно так сказать… – Ситлоу пожал плечами. – Да.

– Замечательно. Знаешь, я лишь мелкий человечишка, прожил чуть больше трех десятков лет, но даже мне известно, что в мире нет существ, достойных именоваться богами. И во что же вы, уебки, так отчаянно верите, раз затеяли кровавый ритуал?

Двенда поморщился.

– Ты правда хочешь, чтобы я ответил на твою тираду?

– Мы тут, блядь, беседуем или как?!

Ситлоу опять пожал плечами.

– Ну, ладно. Вопрос не столько в богах, сколько в механизмах – в том, как разные вещи связаны и взаимодействуют. В ритуалах, скажем так. С тем же успехом можно спросить, почему люди хоронят своих мертвецов, когда разумнее было бы их съесть. Силы и существа, которые имеют влияние на эти вопросы, действительно существуют, но олдрейны не считают себя в какой бы то ни было значимой степени подчиненными им. Но есть этикет, соблюдение священных правил, и для таких вещей кровь всегда была чем-то вроде русла. Можно сказать, она похожа на подписи на договорах, которые вы, люди, друг с другом заключаете – хотя мы соблюдаем подписанные соглашения. Если кровь нужна, мы ее предложим. Кровь рождения, кровь смерти, кровь животных, когда надо самую малость изменить судьбу, или соплеменников, если желаешь чего-то более великого. В нашей истории те, кого избирали для этой почетной миссии, всегда шли к своему концу добровольно, как воин идет на битву, зная, чего стоит жертва.

– Сдается мне, с твоими отдаленными родственницами, собранными тут, будет по-другому.

– Верно, – согласился Ситлоу. – Расклад не идеальный. Но придется обойтись тем, что есть. В конечном итоге, того факта, что мы готовы пролить кровь тех, кого считаем родней, должно хватить для жертвоприношения.