Старшая подруга

У дверей сидел охранник, хмурый усатый мужик с заспанным лицом.

– Вы куда? – Он с неприязнью уставился на Елену. – Посторонним нельзя.

– Я… мне… к директору.

– Она ушла. – Мужик зевнул.

– Как ушла? – Елена снова почувствовала, что задыхается. – Еще же совсем рано.

– Ну и что, что рано? Галина Иванна работает без выходных и круглыми сутками. А сейчас ушла. Надо человеку, имеет право. – Усатому было явно скучно, ему хотелось с кем-то повздорить. Елена отлично подходила для этой цели.

– Послушайте, ну есть же кто-то из администрации? Заместитель, например. Я сама заведующая детсадом, и…

В это время дверь, ведущая на лестницу, открылась, и из нее вышла женщина лет пятидесяти, высокая, с темными, без проседи, волосами, закрученными в узел на затылке. Одета она была в черное длинное пальто и короткие полусапожки, на плече висела лакированная сумочка. При виде Елены женщина чуть подняла красивые круглые брови.

– Валера, кто это?

– О, Галина Иванна! – Усатый просиял и приосанился. – Тут какая-то вас спрашивает. Я говорю, вы уже отработали, а она ни в какую.

– Вы директор? – Елена бросилась навстречу женщине.

Охранник Валера сначала оторопел, затем выскочил из-за своей стойки и приготовился схватить ее, но женщина сделала ему знак остановиться.

– Да, я директор. А вы кто? Что хотели? – Тон ее был сдержанным, но вежливым и спокойным.

– Пожалуйста! Мне нужно поговорить с вами! Очень! Это просто необходимо! – Елена перевела дух, стараясь унять отчаянное сердцебиение.

Вид у нее, вероятно, был не фонтан, потому что директриса поглядела на нее с тревогой.

– Да что с вами? На вас лица нет. Успокойтесь. Валера, – обратилась она к охраннику. – Мы поднимемся ко мне в кабинет.

– Хорошо, Галина Иванна. – Усатый подобострастно кивнул и вернулся на свое место.

– Пойдемте, – директриса сделала приглашающий жест и толкнула дверь.

Елена проследовала за ней на второй этаж. Они вошли в маленький, но уютный и светлый кабинет. Стены были увешаны фотографиями ребятишек. «Как в «Джентльменах удачи», – машинально отметила про себя Елена.

– Присядьте. – Галина Ивановна кивнула на стул, стоявший у стола. – Может быть, вам воды налить?

– Да, пожалуй, – согласилась Елена.

Директриса налила из графина воды в стакан и протянула ей. Елена с жадностью выпила.

– Я слушаю вас, – все тем же миролюбивым голосом сказала Галина Ивановна.

– Вот. – Елена, торопясь и волнуясь, достала из сумки фоторобот.

– Что это? – удивилась директриса.

– Портрет, составленный на компьютере в полиции. Эта женщина – преступница, она украла мою дочь. Я узнала, что она недавно была здесь, у вас. Вы знаете ее?

– Откуда такие сведения? – Лицо директрисы стало напряженным. – Вы работаете в полиции?

– Нет. Нет, я работаю совсем в другом месте. Просто я… я хочу найти свою девочку! Пожалуйста, помогите мне… – Елена почувствовала, что не может больше сдерживать слезы, и разрыдалась.

– Ну что вы… – растерялась Галина Ивановна. – Успокойтесь, бога ради. Давайте еще воды…

– Не надо… Посмотрите, вы знаете эту женщину? Я умоляю вас!

Директриса осторожно взяла портрет из рук Елены. Брови ее снова взлетели вверх. Она несколько секунд помолчала, потом произнесла с недоумением:

– Ну да. Я знаю ее. Это наша бывшая воспитанница, Ульяна.

– Бывшая воспитанница? Она жила у вас в детдоме? – Елена судорожно сглотнула и приложила обе руки к груди, пытаясь остановить подпрыгивающее сердце.

– Да, жила. А потом и работала здесь.

– А сейчас? Сейчас тоже работает?

– Сейчас уже нет. Она год назад уехала в Москву.

– Зачем же она приезжала к вам?

Взгляд директрисы потеплел.


– Видите ли, тут такая история… я сама удивлена.

– Пожалуйста, не говорите загадками, – взмолилась Елена. – Что эта Ульяна делала у вас в детдоме?

– Уля часто приезжает во Льгов. Она очень привязана к одной из наших бывших воспитательниц. Та ей как мать. Ульяна навещает ее, гостинцы привозит. А примерно месяц назад вдруг нагрянула к нам. Да не просто так, а с полными сумками подарков для малышей. Сладости всякие привезла, игрушки. Я спросила ее – с чего вдруг такая щедрость? А она ответила, что нашла в Москве подработку и хочет помочь детдому. Ну, я не стала отказываться, взяла. Знаете, нас ведь не часто балуют. – Галина Ивановна вздохнула и еще раз взглянула на фоторобот. – Да, точно, это Ульяна Золотова. Она поступила сюда из областного дома малютки совсем малышкой, года в четыре. Ей несладко пришлось – ребенок был с целыми букетом болезней, почти инвалид. Ее клевали, обижали. Я всегда говорила, что лучше бы ей было остаться там, в Курчатове, у них есть специализированный интернат для таких детишек. Но кого интересовало мое мнение…

Елена слушала директрису, затаив дыхание. У нее вдруг возникло ощущение, что она видит какой-то фильм. Странное кино, где каждый кадр кажется смутно знакомым.

– Откуда, вы сказали, приехала девочка?

– Из Курчатова.

– Ее фамилия…

– Золотова. Ульяна Золотова…

Елена обхватила руками голову и зажмурилась.

– Господи, да неужели… не может быть…





21




…Как же давно это было, кажется, в другой жизни. Елена только окончила пединститут. На ее специальность, логопедию, был приличный конкурс, и, чтобы поступить наверняка, сведущие люди посоветовали ей взять целевое направление из какого-нибудь провинциального города, чтобы после окончания института три года отработать в тамошнем учреждении. Елена договорилась с одним из детсадов Курчатова.

Ей предоставили квартиру на окраине города, в старенькой блочной четырехэтажке. В квартире напротив жила Женя Золотова, худенькая светловолосая девчушка, ей едва исполнилось восемнадцать. Родители ее умерли, она осталась одна-одинешенька, устроилась санитаркой в больницу, вечерами мыла туалеты, а днем пыталась учиться в колледже. Получалось у нее это с трудом – после бессонной ночи глаза слипались, голова отказывалась работать. Елене было жаль девчонку. Денег той явно не хватало, как и родительской любви и тепла.

Они очень быстро сблизились, стали проводить вечера вместе. Елена незаметно, потихоньку подкармливала Женьку, стараясь сделать это по возможности деликатно. Ей самой было несладко: вдали от отчего дома, друзей, привычного столичного быта она чувствовала себя одиноко и неуютно.

После работы они с Женькой сидели на Елениной пятиметровой кухоньке, ели жареную картошку с солеными огурчиками и «докторской» колбасой, потом пили чай с сушками и конфетами «Ромашка», смотрели телевизор и болтали обо всем на свете.

Женька Елену боготворила, называла ласково «Лесенька». Несмотря на то, что жутко уставала на дежурстве, норовила приготовить что-нибудь вкусненькое, чтобы побаловать старшую подругу. Елена пыталась помочь ей с учебой, но в голове у Женьки гулял ветер.

– Ну ее, эту математику, – она небрежно махала рукой и вскакивала с табуретки, легко и грациозно, точно бабочка вспорхнула.

– Тебя же отчислят, – пыталась вразумить ее Елена.

– Ну и пусть. Если честно, Лесенька, то мне плевать. Я учиться не хочу.

– А что же ты хочешь? – Елена смотрела на нее с добродушным укором.

– Замуж хочу! Ребеночка хочу, а лучше двух. Знаешь, какая я буду хорошая жена? Знаешь? – Женька заглядывала Елене в лицо, теребила ее тонкими, длинными пальцами и смеялась, закинув голову, рассыпав по плечам золотистые локоны.

В такие минуты она была невероятно хороша: худенькая, гибкая, с синими васильковыми глазами, розовыми пухлыми губками, нежным румянцем на щеках. Замуж, однако, в их городе выйти было не так-то просто. Нет, конечно, у Женьки с ее красотой недостатка в кавалерах не было. У них под окнами вечно кто-то бродил, уныло и преданно покрикивая: «Жень, а Жень! Выходи!» Какие-то парни даже подрались из-за нее, а сосед с первого этажа, слесарь первого разряда Матвей Кошелкин, однажды явился с букетом, бутылкой шампанского и золотым обручальным колечком своей покойной матушки.

Словом, выбор у Женьки был. Но ей не нравился ни один из ухажеров. Женьке хотелось романтики и красоты, она грезила о тонком интеллигенте, который не пьет водку и пиво в подъезде, не ругается матом, а еще у него аккуратные ногти и чистые уши. А по воскресеньям он ходит на концерты или, на худой конец, слушает дома музыку Баха.

Откуда у Женьки взялись такие притязания, Елена понять не могла. Ее родители были простые работяги на заводе, отец крепко выпивал, иногда поколачивал мать, они за свою недолгую жизнь ни разу не выезжали дальше огорода и никогда не интересовались классической музыкой. Но вот нате ж вам – где-то Женька высмотрела этот образ, то ли в фильме заграничном увидела, то ли в книжке прочитала. Книжки, кстати, она любила, всегда что-то читала на ночь перед сном, все больше, конечно, о любви. Елена посмеивалась над ней.

– Ну куда тебе замуж? Ты еще совсем ребенок. Тебе выучиться нужно, профессию получить. А уж потом семью заводить.

Но Женька не слушала ее, только по привычке небрежно махала своей узкой ладошкой и мечтательно закатывала глаза…

Все случилось неожиданно и как-то быстро, даже стремительно. Еще вчера они сидели на кухне и хохотали до упаду над репризами Петросяна, а уже через неделю Женька пришла домой за полночь. Елена, не находившаяся себе места от волнения, услышав, как скребется в замке соседской квартиры ключ, мигом понеслась в прихожую и распахнула дверь.

Женька стояла, прислонившись к стене, волосы ее струились по плечам, лицо было бледным, взгляд туманным. В тусклом свете лестничной площадки она казалась русалкой, выплывшей из глубины озера.

– Что случилось? Где ты была? – Елена подошла к ней, уперла руки в бока. – Не стыдно тебе? Я же волнуюсь, с ума схожу.

– Ой, Лесенька, тут такое… – тихо и таинственно протянула Женька и, вместо того чтобы открыть дверь, сползла по стене на корточки.

– Ты что? – Елена принюхалась. – Ты пьяная? Женька! С ума сошла? Зачем ты пила? С кем?

– Тихо, Лесенька, не ругайся. – Женька приложила к губам тоненький пальчик с коротко остриженным ноготком – санитаркам был запрещен маникюр.

– Как – не ругайся? Ты же… ты мне как сестра. Кто еще о тебе позаботится, о дурехе? – Елена вынула из двери Женькиной квартиры ключ, подняла подругу с пола и потащила к себе.

Женька была легкой, крепкая и ширококостная Елена без труда дотащила ее до комнаты и сгрузила на диван. Та не сопротивлялась, сразу же свернулась в клубочек, подтянула ноги к животу, подложила ладошки под щеку. Елена вскипятила чаю, сделала пару бутербродов и принесла Женьке прямо в комнату. Та от бутербродов отказалась, а чай выпила с жадностью, обжигаясь. Видно было, что ей нехорошо, муторно. Пить она не умела и не любила.