Старшая подруга

Ульяну этот ответ не удовлетворил. Ей пошел четырнадцатый год, и она была взрослой не по возрасту. Чем дальше, тем больше ковался ее характер. От маленькой беспомощной девочки не осталось следа. Рослая, сильная, спортивная, она могла дать сдачи любому мальчишке. А те, в свою очередь, души в ней не чаяли. Рыжий, который травил ее в детстве, признался в любви и бегал за ней хвостом, рабски исполняя любую ее прихоть. Были и другие.

Помимо физической силы природа дала Ульяне еще и отличные мозги. Она продолжала лидировать в учебе, особенно ей удавались точные науки – математика, физика, химия. Но вместо того, чтобы налегать на предметы и готовиться к поступлению в колледж или институт, Ульяна все свои способности бросила на другое: она без устали плела интриги, верховодила детдомовскими пацанами, по которым и без ее идей плакала скамья подсудимых. Ей нравилось быть этакой атаманшей, дерзить учителям и воспитателям, наводить ужас на более тихих воспитанников. К Арсении домой она давно не ходила, была с ней холодно вежлива и нарочито отстранена. Та сначала недоумевала, пыталась вызвать ее на разговор, потом смирилась и общалась с ней в том же официальном тоне.

Неизвестно, как бы повернулось дальше, возможно, Ульяна со своей шайкой попала бы в руки полиции и получила бы свой первый срок. Но тут судьба приготовила ей сюрприз.

Им оказался младший сын Арсении Колька. Они давно не виделись, с тех пор, как Ульяна перестала бывать в доме у воспитательницы. Колька запомнился Ульяне лопоухим и вихрастым мальчишкой с чуть припухшими губами и хитрым взглядом зеленовато-карих глаз. Когда-то они с веселым визгом носились по просторному двору, салили друг друга или прятались за сараем в лопухах, отчаянно сдерживаясь, чтобы не захохотать в полный голос. Как-то он научил ее играть в шахматы: просто, за один вечер. Расставил на старенькой потертой доске деревянные фигуры, показал:

– Гляди: это слон, он ходит по диагонали, а это конь – он скачет. Ты должна съесть моего короля, он может только топтаться на месте. Зато королева – вон, бегает, куда захочет. Ну а это пешки, то есть солдаты. Могут ходить всего на шаг вперед и только прямо.

Ульяна молча кивала. Потом уверенно двинула черную пешку. За ней другую. На пятом ходу Колька поставил ей мат. Следующие две партии она продула на седьмом ходу. А четвертую выиграла! Колька наморщил курносый нос, почесал курчавую голову и удивленно хмыкнул:

– Ну ты даешь. Девчонки в шахматы не играют.

Ульяна молча и с достоинством пожала плечами…

Она совсем позабыла о Кольке и не сразу узнала его в высоком, плечистом пареньке, который однажды утром встретился ей на крылечке детдома. Ульяна хотела пройти мимо, но он вдруг окликнул ее:

– Уля! Ты? – На нее глянули знакомые хитро прищуренные глаза. – Неужто не признала? Какая ты стала… – он замялся, а во взгляде явственно читалось восхищение.

Она наконец, поняла, кто перед ней. Пренебрежительно поджала губы.

– Ты что здесь делаешь?

– Да вот, к мамке пришел. Батя кое-что просил ей передать. Какие-то документы. – Он потряс перед носом у Ульяны тоненькой файловой папкой.

– А… – неопределенно протянула она и хотела пройти мимо, но Колька осторожно удержал ее за руку.

– Постой. Не уходи. Дождись меня, я мигом.

– Зачем? – Она лениво приподняла точеную бровь.

– Ну просто, – он смущенно опустил глаза. – Сто лет не виделись. Проболтаем. Ты почему к нам больше не ходишь? Мамка переживает.

– Очень надо к вам ходить, – грубо сказала Ульяна.

Она думала, что Колька пошлет ее и отстанет. Но тот нисколько не обиделся.

– Не хочешь ходить, и не надо, – миролюбиво произнес он. – А меня подожди. Пять минут.

Он скрылся в дверях. Ульяна спустилась с крыльца и остановилась в раздумье. Стоял тихий, зеленый май. Дул легкий ветерок, деревья шумели молоденькой, глянцевой листвой. Она подставила разгоряченное лицо под тенистую прохладу и вдохнула полной грудью. Почему-то ей стало весело и радостно – как было когда-то, когда она играла во дворе у Арсении. Она стояла и смотрела на дешевые часики у себя на запястье – их ей подарили на пятнадцатилетие. «Если вернется ровно через пять минут, дождусь. Задержится хоть на секунду, уйду», – решила Ульяна про Кольку.

Минутная стрелка переползла с одной цифры на другую. Обшарпанная деревянная дверь распахнулась, и на пороге показался Колька. На лице его играла улыбка. Он помахал Ульяне рукой и легко сбежал со ступенек.

– Молодец, что дождалась. Пойдем прогуляемся?

– Ну, пошли, – процедила Ульяна сквозь зубы.

Однако ее приподнятое настроение никуда не делось, напротив, ей стало еще веселей. Она шла рядом с Колькой, которому была лишь по плечо, в то время как многие пацаны были ростом с ней вровень. Он был совсем не такой, как ее детдомовские приятели. От него веяло спокойствием, добродушием, сытостью.

– На будущий год выпускаешься? – спросил он Ульяну.

– Да.

– И я. Девять классов заканчиваю. Поеду в райцентр, в железнодорожный колледж. А ты куда?

Ульяна сделала неопределенный жест рукой. Она понятия не имела, куда пойдет, когда ее вытурят из детдома. Ее это мало заботило.

– Мамка говорит, ты отлично учишься, – с уважением произнес Колька. – Может, тебе стоит пойти в десятый?

– Да ну ее, эту школу. Надоело. Свободы хочу. – Она перекинула за плечи гладкие светло-русые волосы.

От ее взгляда не укрылось, что Колька откровенно любуется ею.

– Свобода – это хорошо. – Он улыбнулся своей хитрющей улыбкой. – А помнишь, как мы в шахматы играли? И я тебе продул. Помнишь?

– Помню. – Губы ее против воли сами сложились в ответную улыбку.

В следующую минуту оба весело рассмеялись. Ей сделалось так легко и хорошо, как не было никогда в жизни. Вся злость на несправедливый мир, обида на мать, на Арсению, на всех вокруг улетучилась без следа, уступив место юному восторгу перед весной, красотой, трепетом зарождающейся первой любви. Она не понимала, что с ней – ей хотелось запеть, пуститься вприпрыжку по асфальтовой дорожке, и чтобы Колька скакал с ней рядом, крепко держа за руку…

В тот день они гуляли до самого вечера. Зашли в соседнюю рощицу, слушали соловья, примостившегося в ветвях березы, любовались цветущей сиренью, искали четырехлистники – на счастье. Спохватились, когда было уже совсем темно.

– Вот я дурак! – расстроился Колька. – Тебя же хватятся! Да и мамка с батей волнуются. Я ведь им обещал быть дома не позже шести.


Он быстро повел ее обратно в детдом. На крыльце маячила знакомая округлая фигура. Арсения.

– Так я и знала! – она бросилась к ним. Даже в темноте было видно, какое бледное и встревоженное у нее лицо. – Коль, ну разве так можно? Она же девочка, за нее воспитатели отвечают головой. Ей нельзя вот так уходить на весь день!

– Ну прости, ма. – Колька наклонился и поцеловал мать в щеку. – Просто мы… мы так давно не виделись. Соскучились.

– Соскучились, – повторила со вздохом Арсения. – Ладно уж. Уля, ты беги в комнату. Там Вера Андреевна уже с ног сбилась, тебя разыскивая. Больше так не делайте. – Она погрозила пальцем, точно перед ней были малыши.

– Пока! – Колька улыбнулся Ульяне.

– Пока. – Она пошла в корпус.

– Я приду завтра, – крикнул Колька ей вслед.

Она не обернулась, но сердце ее радостно забилось.

Он пришел назавтра, как и обещал. Ульяна отпросилась у воспитательницы, и они снова гуляли все в той же рощице.

– Странно, – произнес Колька, глядя на колышущуюся на ветру листву березы.

– Что странно? – спросила Ульяна.

– Мамка говорит, ты стала злая. Верховодишь пацанами. Хулиганишь.

Она пожала плечами.

– Почему я не вижу этого? – Колька осторожно взял ее за плечи и развернул к себе лицом. Она видела прямо перед собой его пухлые губы, над верхней пробивался заметный пушок. Оба молчали. Соловей на березе заходился хрустальными трелями. – Нет, – наконец произнес Колька, – не может быть. Ты не злая. Ты самая-самая добрая и красивая девчонка из всех, кого я знаю. И самая умная. – Он слегка нагнулся и поцеловал ее в губы.

Поцелуй был неумелый, но искренний и оттого сладкий. Ульяна, давно умевшая целоваться, но делавшая это безо всякого особого удовольствия, обвила руками его плечи и поцеловала сама. Они стояли, тесно приникнув друг к другу, одни на пустынной аллейке, освещаемые ласковым майским солнцем. Внутри у Ульяны что-то дрогнуло, и по всему телу разлилось томительное тепло. Оно заполнило все ее нутро, к щекам прихлынула кровь, даже кончики пальцев стали горячими. Колькины руки все крепче сжимали ее талию, и она почувствовала, как слабеют ноги. Мир вокруг превратился в один упоительный аромат сирени, вызывая оглушительный восторг, от которого хотелось кричать в голос…

– Я тебя люблю, – сказал Колька, откашлялся, прогоняя хрипоту, и повторил чище и звонче: – Люблю тебя, Уля. Слышишь?

Они лежали в густой изумрудной траве под кустом сирени, голова Ульяны удобно покоилась на широком Колькином плече. Соловей давно смолк и улетел, вокруг была тишина, лишь откуда-то из отдаления доносилось жужжание бензокосилки.

– Что молчишь? – шепотом спросил Колька и провел ладонью по Ульяниному лицу.

– А что я должна сказать?

– Что тоже меня любишь. – Он усмехнулся, однако взгляд его был ждущим и напряженным.

– Разве это не ясно? Конечно, я люблю тебя, дурачок. – Она слегка приподнялась на локте и поцеловала его в губы.

Колька счастливо улыбнулся и сгреб Ульяну в охапку.

– Улька, поедем вместе в колледж поступать! Ты ж голова! Потом в институт пойдем. И поженимся!!

– Твоя мать не разрешит тебе на мне жениться.

– Еще как разрешит! Глупая, она тебя любит, страдает, что ты отдалилась от нее.

– Сама виновата, – буркнула Ульяна.

На нее накатила давняя обида на Арсению. Колька смотрел на нее с удивлением.

– Чем виновата? Тем, что хлопотала о тебе, по больницам возила?

– Почему она не взяла меня отсюда? – На глазах Ульяны вскипели злые слезы. – Почему только в гости? Я б вас не объела, чай.

– Ах, ты об этом. – Колька с грустью кивнул. – Да ведь не так все просто, как ты думаешь. Не отдавали ей тебя.

– Кто не отдавал? – Ульяна в недоумении округлила глаза.

– Ну кто, опекунский совет. Она много раз ходила, просила. А они – нет, мол, и так двое детей, условия не ахти, возраст не тот, здоровье. Вот если бы помоложе, да новая многоэтажка, да зарплата другая – тогда пожалуйста.

Ульяна не верила своим ушам. Арсения хотела ее удочерить, но у нее не получилось! А она тихо ненавидела ее, упрекала в лицемерии и фальши. Какая дура!

– Какая я дура, – повторила Ульяна вслух.

Колька спокойно жевал травинку, его прищуренные зелено-карие глаза смотрели на нее ласково и ободряюще.

– Хочешь, пойдем сейчас к нам? – предложил он.

– Хочу! – Она резко вскочила на ноги, прикрывая наготу платьем.

Он продолжал лежать, любуясь ее сильной и стройной фигурой. Затем тоже поднялся.