Тайна родной крови
Часть 14 из 34 Информация о книге
– Да кто же такая эта Зося? Почему я никогда о ней не знал, не видел ее, если она такой близкий нам человек? – Потому что, повторю, я только семь лет назад узнал, что она жива! Еще когда я был ребенком, отца посадили за ограбление, он не дожил до суда. Чуть позже арестовали и маму Зосю, его родную сестру, которая меня воспитывала. За хранение краденого. Она тоже умерла в лагере для заключенных. – Ничего пока не понимаю… как же она оказалась жива? И как ты оказался в Польше? – Поляки всегда держались друг друга. Там, в России. И не очень любили советскую власть. Мне кажется, я всегда мечтал уехать. Но это было невозможно в то время. После ареста отца и мамы Зоси меня отправили в детский дом. Пробыл я там недолго. Через год меня усыновили дальние родственники отца. Вот почему я сохранил фамилию Хмелевский. Жил, учился, как все советские дети. А в Польшу нам удалось выехать только в девяностых. Я уже был женат на вашей матери, Анне. Но любил другую. Нашу с Анной одноклассницу Эльзу Шторм. Она нравилась всем, до того была красива и независима. Мы и встречались втроем – я, Анна и Эльза. Только на выпускном вечере я вдруг понял, что у меня есть соперник – застал ее целующейся с нашим физруком. Я даже не пытался поступить в институт, ушел в армию. Анна с Эльзой стали студентками. Когда вернулся, опять началась эта странная дружба втроем. Ваша мама была крайне порядочным человеком, она никогда даже словом не обмолвилась, что Эльза, как у нас тогда говорили, «пошла по рукам». Я решил жениться на Анне, но тут вдруг Эльза стала проявлять ко мне повышенное внимание. – И ты стал с ней спать, папа? Бедная наша мама! – Михаэль с упреком посмотрел на отца. – Да. Я был, как говорят русские, на седьмом небе от счастья. – Почему же ты на ней не женился? – Эльза не хотела. Она почти пять лет «таскала» меня из рая в ад и обратно, держа на коротком поводке. Как говорила ваша мама, от меня остались только глаза и тощее тело. Анна всегда была рядом, за что я благодарен ей безмерно до сих пор. И именно Анна удержала меня от самоубийства, когда Эльза однажды объявила, что вышла замуж и покрутила перед моим носом кольцом на пальце. Эльза уехала с мужем в Белоруссию, а я сделал предложение Анне. Я долго еще был «болен» Эльзой Шторм, почти не прикасаясь к Анне. Ждал Эльзу. А ваша мама ждала меня. Наш брак мог бы считаться фиктивным, если б не ее любовь. Только года через два у нас сложилась семья. Но детей нам бог долго не давал. – А твои приемные родители? – Я вернулся из армии практически к похоронам папы Яна. Мама Клара пережила его на несколько лет. Перед смертью она рассказала мне о последнем деле отца – ограблении московского коллекционера Савушкина. И о том, где хранятся ворованные ценности. И взяла с меня слово, что, как только будет возможность, уеду в Польшу. Анна тоже мечтала об эмиграции. Но я не торопился. Отец Анны был готов нам помочь, работа в МИДе давала такую возможность. – Так вот откуда такое поместье! Как же вам удалось перевезти золото через границу? – Это отдельная история. Вся организация нашего отъезда целиком была на родителях Анны. Коллекция камней, украшения и яйцо Фаберже – главное ваше с Анкой наследство, как мы решили с вашей мамой, – вывезли с дипломатической почтой. А я до последнего дня все чего-то ждал. Наверное, возвращения Эльзы, – Казимир отвернулся от сына, чтобы скрыть слезы. – Папа! Как ты мог, она так унизила тебя! – Да. Я очень виноват перед Анной, очень! Практически все документы были оформлены, мы сидели на чемоданах, когда Эльза вернулась в Москву. Она была прекрасна! В это время ваша мама была беременна первенцем. Беременность протекала тяжело, сказывался возраст и не совсем крепкое здоровье. Она никогда не была красива, а в это время особенно. Я не оправдываюсь, нет! Я корю себя всю жизнь за этот свой безумный и подлый поступок. Но понимая, что дороги назад нет, и через два месяца мы уедем из страны навсегда, я вымолил одну встречу у Эльзы. Лишь одну ночь и половину следующего дня. После я попрощался с ней и попросил, чтобы она не приходила к нам до нашего отъезда. Мы уехали в положенный срок. – Отчего умер наш старший брат? – Наверное, виноваты в этом мамино постоянное волнение и дальняя дорога. Роды были тяжелыми. Анна еще накануне отъезда чувствовала себя плохо. Была подавлена, больше молчала. Мальчик умер сразу после рождения. – А потом родились мы с Анкой… – Да. Вторая беременность Анны стала для нас подарком небес! Никто не думал, что она умрет, дав жизнь Анке и тебе. Все шло нормально. Но в последний момент из нее будто ушли все силы. Она даже не успела посмотреть на тебя, только на Анку… – Папа, когда я тебе сообщил о смерти Анки… ты как будто не удивился… прости… – Ах, да… Предсказание цыганки. Очень давнее: «Твоя младшая дочь умрет нелепой смертью…» Я тогда еще подумал, что будет у меня еще одна дочь – у нас жила Ника, правда, о детях мы с ней не заговаривали… А выходит, Анка-то как раз и младшая, а старшая – Катя, моя дочь от Эльзы, – со слезами на глазах ответил Казимир Хмелевский сыну. Глава 25 Шустов смотрел на руку матери, трясущую пузырек с валерьянкой над хрустальной рюмкой. Рядом, на мельхиоровом подносе, покрытом салфеткой с ручной вышивкой «крестиком», стоял хрустальный же стакан с водой. Его бесило это лелеемое матерью наследие предков: прабабка вышивала салфеточку, графин-то разбился, а вот рюмочка да стаканчик… Все сопровождалось ностальгическими вздохами и слезой из-под густо накрашенных ресниц. И молящими о помощи взглядами, бросаемыми матушкой на фотографию бабки и деда. Вот, мол, внучек ваш какой… – Дед Арсентий в гробу бы перевернулся… – Мам, не начинай, – Шустов равнодушно наблюдал, как мать проливает капли жидкости мимо рюмки. Пришлось ей сказать. И о проигрыше, и о жене. Известие, что Катя пропала, пропустила мимо ушей, но на слове «деньги» ее заклинило. Даже не спросила – сколько? Потеря хотя бы ста рублей, отданных невесть кому, уже была катастрофой. И не потому, что денег у нее не было. Мать была патологически жадной. Он знал это, но знал и то, что лишь она сможет решить проблемы с долгом Кащею. Он слушал ее причитания, восстанавливая мысленно момент, когда увозили Катю. Нет, его Борин не сможет подтянуть к этому делу. Хотя он, Сергей, мог бы помочь… Нет, не так. Расскажи он о той встрече… Но тогда – соучастие! …Мужик этот понравился сразу – лишь только присел за игровой стол в клубе и небрежно пододвинул к центру столбик фишек. Тонкие пальцы, на среднем – золотая печатка. Что не новодел – старина, Сергей определил сразу. Он видел его здесь впервые. Видимо заметив откровенно любопытный взгляд Сергея, тот ему кивнул, словно приглашая к знакомству. А он почему-то смутился и даже застыдился. Несвежей, хотя и дорогой рубашки, обрезанных кое-как под корень ногтей и сиротливо лежащей возле «столбика» мужика единственной своей фишки. Пришлось сделать вид, что пристально наблюдает за шаффл-машиной. Конечно, он выиграл. Почему-то был уверен в этом с самого начала, ставя эту фишку. С фразы «вы принесли мне удачу, молодой человек» началось их знакомство. И тут бы насторожиться. Сейчас Сергей понимал, что вопросы незнакомца были какие-то… направленные. На семью, жену. Нет, того не интересовал Сергей. Он как бы и спрашивал о его жизни, но только о той, что с Катей. «А я снимаю квартиру в соседнем с вами доме. Нет, еще месяц, не больше», – ответил тот на вопрос, надолго ли к ним в город? То, что он иностранец, признался сразу: говорил-то с акцентом. «Да, давно живу за границей», – улыбнулся, прикуривая. Коньяк развязал тогда Сергею язык, это правда. Вспомнить, что рассказал незнакомцу, Сергей потом так и не смог. Но имя жены произносил часто. Была бы фотка – показал. «Семейка у Катьки – сборная солянка», – усмехнулся зло, вспомнив терпеливо-равнодушный взгляд тещеньки Веры Михайловны. «Как это?» – вроде бы удивился тот. «А так! Оркестр! Из брошенных детей. Сиротки! Живут все вместе, по гастролям мотаются, по фестивалям. Скоро вот опять, в Краков» – «А твоя Катя?» – «Ей обломалось в этот раз – ребенка ждем». Говорил, словно прорвало – так ему родственнички поперек горла! Пацанву эту детдомовскую терпеть не мог, а кому скажешь, с кем поделишься? И тогда же Сергей каждому свою характеристику дал, не задумываясь, интересно ли все это новому знакомому? А тот слушал внимательно, кивал, улыбался. Договорились о новой встрече. Но не случилось… А тут он крупно проигрался, Катьку украли. И осенило вдруг – вот этот, холеный, так его, и увез ее. Вспомнил разговор – точно, вокруг Катьки все время вертелся. Вроде бы о других – и тут же опять на Катьку! Только где его теперь искать, он имени даже не знает. Как признаться всем, что весь вечер с человеком общался, все выложил – а имя спросить забыл?! Он вдруг спохватился – мать замолчала. Посмотрел – сидит рядом, в окно смотрит. – Сколько тебе нужно? – успокоилась, смирилась. – Сто тысяч. Баксов. – Хорошо. Но ты передаешь мне свою долю собственности в квартире. Вот оно. Когда мать его разлюбила? Когда мешать ей начал? Он помнил детство: свет в окне для нее – Сереженька. Может быть, все дело в ее мужике новом? Молодой, почти его, Сергея, ровесник. Видел его мельком, со спины. Накачанная такая спина, с узкой нижней частью. Неужели крышу снесло у мамочки? Влюбилась? – При чем здесь квартира, а, мама? – спросил насмешливо. – У Бражниковых огромное жилье, тебя пропишут. Или Катерина пропишет, жена твоя, – ушла она от прямого ответа. – Не-а. Не пропишут. Ты слышишь меня – Катька пропала! Если не найдут, меня оттуда взашей выгонят. Здесь мой дом или уже не так? – Ты требуешь от меня баснословную сумму денег. Где мне их взять? – На счету, мамочка. Не будешь же ты продавать дедово наследство? Их квартира в генеральском доме была ничуть не меньше, чем у Бражниковых, и мать об этом прекрасно знала. Да и не было у нее необходимости расставаться с метрами. Шустов знал, что деньги есть, она до сих пор сидела на хлебном месте в земельном комитете области. И, не стесняясь, брала взятки. – Почему я должна покрывать твои долги? – Потому что я твой сын. – Твой дед, генерал Леонтьев, никогда бы не одобрил твоего образа жизни… – мать опять посмотрела на фотографии на стене. – Мой дед в первую очередь осудил бы тебя, мама. Лет на двадцать строгого режима – за взятки. А если бы узнал, что ты путаешься с молокососом и ради него выгоняешь из дома собственного сына, убил бы на месте, – разозлился Сергей. – Ты сама-то понимаешь, чем можешь заинтересовать мужика, на двадцать лет позже тебя появившегося на свет? Только твоими бабками на счету да дедовой квартирой! Раньше она его не била… Никогда! Но ему было все равно. Мать сама невольно подсказала ему выход из положения. Его доля в дедовой квартире – ровно половина. И в баксах это намного больше его долга Кащею. Глава 26 – Костя, мне нужно решить один вопрос, – Вера Михайловна, проводив Борина, вернулась в комнату к Лыкову. – Да, Верочка? – Мне в понедельник нужно быть в Кракове, а Федор… он больше не вернется, детей одних я не оставлю. – Я этот вопрос решу, Вера. Помнишь Анну Андреевну, воспитателя в детском доме? – Она же ушла оттуда? – Да. Гувернанткой в семью банкира Рубцова. Только там дети выросли, она сейчас свободна. Я попрошу ее пожить у вас. Согласна? – Лыков уже набирал номер на телефоне. – Спасибо, Костя. – Анна Андреевна? Лыков беспокоит… – Он вышел из комнаты. – Рома, Тимур в спальне? – Да, на кровати валяется. В ботинках, – насупился тот. – Мама Вера, давайте мы его! А Фая плачет… – Ничего, сейчас мы с Константином Юрьевичем с ним поговорим. Костя, с Тимуром бы еще разобраться! – сказала она вернувшемуся Лыкову. – Откуда у мальчишки такие деньги? Тимур даже не встал с постели, когда они вошли. Лыков, глядя, как мальчишка упрямо уставился в потолок, разозлился. – Встань, Тимур, не наглей! – с угрозой произнес он. Тот даже не пошевелился. – Подожди, Вера, – остановил Лыков Бражникову, готовую вмешаться. – Хорошо, парень. Лежи. Но слушай. Ты заработать такие деньги не мог. Найти – тем более не реально. Значит, украл! Тимур дернулся и отвернулся к стене. – Если не собираешься рассказывать мне, где взял эти пять тысяч, придется рассказать следователю Борину. Когда он тебя вызовет повесткой. Потому что все, что произошло в эти дни, может оказаться очень важным для поиска Кати.