Тайна родной крови

– Извините, – равнодушно бросил Борин. – Только от ответа уходить не нужно таким примитивным способом!

– Я и не ухожу! Вон тетрадь на столе! Я, правда, до конца не успел прочесть. Но если отец довел начатое моим дедом дело до конца, то удивительно, что он – здесь! А не в хоромах! Вы тетрадочку-то возьмите, господин следователь! Похоже, там записано все, что вы хотели узнать у отца!

Борин подошел к столу, взял в руки толстую тетрадь в коленкоровой обложке, открыл первую страницу. «Если ты это читаешь, меня уже нет в живых…» – прочел он верхнюю строчку. Он пробежал глазами по странице, взгляд зацепился за знакомую фамилию: «…документы по делу Хмелевских твой дед хранит…»

– Отец писал для вас…

– Да забирайте! – отмахнулся Сергей и устало присел на край кровати.

Комната была освещена мощными лампами, которые Борин и его люди привезли с собой. Лампы работали от переносного генератора, установленного в багажнике «Нивы», припаркованной у самого крыльца дома.

– Шустов, возьмите тетрадь, дочитайте! Я займусь записями позже, – Борин положил тетрадку на кровать.

«Как я и думал, бывший адвокат не мог не знать о деле Хмелевских. И не мог остаться к нему непричастным. Наверняка после смерти генерала Леонтьева он попытался сам разыскать следы похищенной Хмелевским коллекции. Видимо, неудачно… Иначе, как правильно заметил только что его сын, он жил бы в хоромах, – Борин искоса посматривал на Шустова, склонившегося над тетрадью. – В смерти Виктора Хмелевского у Леонтьева сомнений не было. Наверняка он сам приложил к этому руку, причем мог это сделать в буквальном смысле слова… А вот о сестре вора он знал только из документов, присланных из лагеря, где та отбывала срок. Провела она там меньше года. А потом как-то скоропостижно скончалась от… чего? Воспаление легких? Возможно, это правда. Похоронена без фамилии, «заключенная № …» Есть, есть вероятность того, что в могиле не она! Эта же мысль могла посетить и Леонтьева. Тогда он наверняка наведался в лагерь. Или его люди, если он кому-то доверял! Папка с документами, украденная у Аллы Арсентьевны, могла вполне оказаться и у Шустова-старшего. Что-то она говорила о его визите к отцу… что якобы удивилась его приходу – со дня развода тот не был у них в квартире ни разу. Леонтьев сам его позвал? Так получается. Мог и документы ему добровольно передать или часть их. Чтобы тот стал его «ногами», сам-то он уже пребывал на тот момент в лежачем состоянии. И где мог Шустов документы спрятать? Правильно… здесь, в доме».

– Шустов, оторвитесь на минуту, – Борин подошел к кровати и оперся на спинку. – В доме есть подпол, не знаете?

– Есть, конечно. Люк прямо под креслом, – усмехнулся чему-то тот. – Только солений вы там не найдете!

– Зато я, возможно, найду кое-что другое, – тихо проговорил Борин, отодвигая опустевшее уже кресло. Он взял фонарь и посветил на пол. Никакой скобы или ручки на люке не было.

– В сенях в углу стоит лом, – подсказал Шустов.

– Принесите, пожалуйста, – вежливо попросил Борин. Шустов отложил тетрадь, поднялся, пожал плечами и вышел из комнаты.

– Вот, возьмите.

Борин спустился вниз по лестнице, крепко прибитой к потолочной балке подвала. Сойдя на земляной пол с нижней ступеньки, осмотрелся. Хотя и давно, но аккуратно сделанные из оструганных досок стеллажи подвала, говорили о том, что у этого дома некогда был крепкий хозяин. Один стеллаж был заставлен рядами пустых трехлитровых банок. Два других были почти полностью затянуты паутиной. Борин сразу заметил, что на второй полке снизу ряд банок сильнее выдвинут вперед и паучьи кружева местами порваны.

Плоский сверток был заботливо обернут толстым полиэтиленом. Тем, что продается в магазинах «Садовод». По верху была намотана липкая лента.

– Вот и пропажа, Алла Арсентьевна, – тихо сказал Борин, вылезая из подпола. – Артем, понятых из села привезли?

– Да, Леонид Иванович.

– Давай сюда.

Пока оформляли находку, Борин решил еще раз осмотреть подвал.

– Леонид Иванович, вам нужно это видеть! Поднимайтесь! – в голосе Артема Борин уловил удивление.

Борин смотрел на освобожденный от скотча и пленки сверток и ничего не мог понять. Это была никак не папка с документами генерала Леонтьева, которую он надеялся найти. На столе лежали пачки евровых купюр в банковской упаковке. Он перевел взгляд на Шустова. Тот пожал плечами.

– Шустов, вам известно, откуда здесь такое количество денег?

– Да, я… откуда??? У отца не могло их быть! Да вы посмотрите – пачки новенькие!

– Да, деньги получены в Кредит-банке три дня назад. Ровно десять тысяч евро.

– Честно, не понимаю! Отец знал про мой долг Кащею. Если бы это были его деньги, он бы мне отдал!

– Оформляйте дальше, – Борин отвернулся от испуганно трясущегося Шустова.

– Хорошо. Мы почти закончили.



Уже на выезде на трассу в кармане куртки завибрировал мобильный телефон.

– Очень хорошо! – ответил он, выслушав собеседника. – Артем, разворачивай в аэропорт. Наш странный похититель собирается вылететь из города! Его опознали на посту ДПС, скорость превысил. Поднажми!

– Успеем, Леонид Иванович! – Артем включил мигалку на крыше автомобиля. – Езды минут семь-десять.





* * *


Алекс поставил машину на стоянку и осторожно посмотрел в боковые зеркала. Если он все рассчитал правильно, сейчас должна подъехать полицейская машина – с поста ДПС доложили о нем еще до того, как начали оформлять протокол. То, что его срисуют, Алекс не сомневался. Еще в мотеле он вернулся в тот образ, в котором его видел и Катин муж, и этот мальчишка Тимур, да и сама Катя. Его портрет уже наверняка на всех постах.

«Вот одна. А вот и вторая. Врублевская где? Выходит… Все статисты готовы, пора!» – Алекс неторопливо открыл дверцу и вышел из машины. Краем глаза заметил сначала одного, остановившегося рядом с ним, человека в темной куртке. Справа к нему приближался и второй. Алекс слегка усмехнулся и протянул вперед обе руки.


– Это лишнее, Александр Иванович. Просто спокойно садитесь в нашу машину, вы сегодня никуда не полетите, – услышал он.





Глава 45




Так и получилось, что ночь он провел в этой деревенской избе. Борин предлагал уехать, но сил сесть за руль не было. Тело отца увезли криминалисты, вскрытие все же делать будут, чтобы что-то там исключить, – Сергей слушал следователя вполуха, думая в это время совсем о другом. Он дочитал послание отца, недописанное, оборванное на полуслове. Но и этого хватило… Самое главное, что не укладывалось в голове, – генерал Леонтьев, дед, которого он любил и уважал, – убийца. Сильно! Узнать бы – рука хоть дрогнула?

Сергей вдруг поймал себя на мысли, что эта новость не шокирует, даже какое-то восхищение появилось, что-то вроде гордости – а я его внук! И тут же себя одернул – убийца есть убийца.



Когда Борин отдал тетрадь, он сразу заглянул в конец записей. Оставалось прочесть всего пару страниц. Читал внимательно – каждая строчка в памяти осталась.

«…Леонтьев позвонил на квартирный номер Любы, я еще тогда жил с ней. Я даже не сразу поверил, что это – голос моего бывшего тестя, так он был слаб. Твой дед попросил приехать. Срочно. Я даже и не сомневался, что речь пойдет о деле Хмелевских. Я понял, что он болен, как только вошел в квартиру: пахло лекарствами. Твоя мать, зло зыркнув на меня исподлобья, молча кивнула на дверь кабинета и ушла на кухню. Я открыл дверь. «Садись в кресло! – приказал этот немощный старик и тут же слабо махнул рукой. – Нет! Сначала достань чемодан. Там, в шкафу!» Я уверенно открыл дверцу. «Подглядывал! И подслушивал! – раздался у меня за спиной насмешливый голос. – Ладно, хрен с тобой! Все равно никому, кроме тебя, доверить не могу. Видишь, вот! Бог наказал!» – произнес он и досадливо поморщился. Я достал чемодан, вынул папку. Все это время он смотрел на меня странным взглядом, в котором читались восхищение и одновременно брезгливость. Мне было все равно. «Раз все знаешь, долго говорить не буду. Нашел я сестру Хмелевского. И предателя этого, Злотого! Здесь, в Куйбышеве окопались! И как все продумал, гад! Но от меня не уйдешь! Следствию у него же, Злотого, учился. Восемь лет под его началом! Так что по его следам и вышел на Хмелевскую! Сам все прочтешь там, в справках, что и как». «Вы встречались с ней?» – перебил я его. «С ним встретился. Они женаты, во как все придумал! – он вдруг жилистой рукой схватил меня за лацкан пиджака и притянул к себе. – Слушай меня внимательно: нужно на нее нажать! И придется тебе это сделать! Слышишь меня?! Не обмани! Достану!» Я дернулся и отодвинулся от него подальше. Он мне показался на миг безумным – таким яростным и злобным был голос. Но твой дед быстро взял себя в руки и заговорил спокойно. «Я его убил. Сегодня, – он смотрел на меня, не отводя взгляда. – Ничего он бы мне не сказал! Идиот… влюбился в эту стерву! И поехал за ней, чтобы устроить побег. А может, сказки все это про любовь! Просто делиться не хотел со мной! Сорвался я, когда он мне в лицо усмехнулся, что, мол, не видать мне ничего! Нож в кармане лежал… Пойдешь к ней! Я уверен, коллекцию они не трогали, цела она! Так, по мелочам, наверняка тратили… А коллекция – она ценность целиком имеет огромную! Еще яйцо Фаберже. Это такие деньги! – он вдруг закрыл глаза и откинулся на подушки. – Достань ее… Я жизнь положил… Если надо – убей суку, но узнай, где все спрятано!»

Я позорно испугался. До дрожи в коленках. Даже представить, как буду выбивать из женщины информацию, не смог. И не хотел ничего общего иметь с убийцей. Молча положил папку с документами ему на одеяло. Он все понял. «Пошел вон! Слюнтяй! Ничтожество!» – заорал из последних сил. И тут я разозлился и ушел, громко хлопнув дверью и обозвав его «старым ублюдком».



«Похоже, папочка всю жизнь гордился этой сценой! Как же, проявил характер…» – мелькнула мысль.



«…Когда умерла Люба, ее дети выгнали меня из дома. Я попал в больницу и там познакомился с мужиком из Дарьевки. Он-то мне и рассказал, что деревня почти заброшена, местных осталось мало. Изредка дачники наезжают, но только летом. Да и тех немного – семей пять, все в центре деревни. Посоветовал и мне втихую занять какой-нибудь не очень ветхий домишко, расположенный ближе к лесу. Из больницы я поехал прямиком туда.

И никак не мог предположить, что у истории с делом Хмелевских будет продолжение!

Не могу объяснить, почему я полез именно в этот дом. Была глубокая осень, лужи ночью покрывались льдом, таявшим днем только на открытых участках земли, а стылый воздух вползал в легкие при каждом вдохе. На окраинной улице я увидел всего один целый дом. Рядом, на соседнем участке, жутко торчали обгоревшие стены. Сначала я хотел уйти. Но любопытство пересилило чувство страха. Я заглянул в окно. Увидев неплохую мебель, понял, что набрел на подходящее жилище. На двери висел проржавевший замок, открыть который не составило труда – просто отогнул скобу ломиком. Я прошел в одну из комнат, зачем-то посидел на старом пружинном матрасе, пересел в плетеное кресло-качалку, и тут мой взгляд упал на фотографию в рамочке, висевшую на стене прямо передо мной. Два девичьих лица, одно из которых, несомненно, принадлежало Зосе Хмелевской. Это было столь неожиданно, что я еще долго сидел в кресле, раскачиваясь, глядя на снимок и все больше убеждаясь, что прав. Сердце работало скачками, то замирая, то начиная бешено колотиться. Тогда я подумал, что это знак. Вынув из рамочки фотографию, перевернул ее и прочел надпись: «Лиля Бас и я». Это послужило толчком…»

На этом записи обрывались. Сергей без сожаления отдал тетрадь Борину, подумав лишь, что написанное отцом мало чем сможет тому помочь. Ему вдруг стало до слез жалко деда, потратившего свою жизнь на бесплодные поиски. Он вспомнил, как тот два года лежал, прикованный к постели, не имея возможности добраться до вожделенного богатства, когда уже оно, казалось, было так близко. Именно, казалось, потому, что он, Сергей, был абсолютно уверен, что Зося Хмелевская, если она действительно осталась жива, давно распорядилась краденым добром сама.

Утром он проснулся вполне выспавшимся и с чувством облегчения. Завтракать не стал, решив сразу ехать к матери, чтобы первым сообщить, что ее бывший муж умер. Ему хотелось посмотреть на ее реакцию – все же именно от этого человека она родила его, Сергея.

Он добрался до города довольно быстро, но прямо на въезде началась обычная утренняя пробка: жители спальных районов тянулись к офисам на своих личных авто.

Еще полтора часа он «жил» в плотном потоке легковушек и «Газелей», мысленно проигрывая в уме все, что произошло с ним за последние несколько недель. Вспомнилось о долге Кащею – это было на сегодняшний день самым важным: шутки могли закончиться в одночасье, и тот мог запросто прижать его, Сергея, для начала опять отобрав у него машину. К дому матери подъехал, четко осознав план своих действий.

Он открыл дверь в квартиру своим ключом. Мать должна была уже уехать на работу, а этот… Хотя, какая ему разница, где ее любовник?

Он пришел, чтобы найти документы на квартиру. Раньше, когда они с матерью жили еще вдвоем, его не интересовало, где лежат бумаги. Предположить, конечно, можно – в кабинете деда. Но это – самая большая комната. Одних книжных шкафов здесь четыре, в каждом по шесть ящиков. Письменный стол, широкая тумба под телевизором. И опять – ящики, ящики. Да, еще трехстворчатый гардероб с антресолями. Стоп, его-то как раз и нет, выкинула матушка во время ремонта.

Сергей прошел на кухню. В холодильнике, он знал, стоял графин с соком. Он открыл дверцу. «Да, балуете вы своего альфонса, Алла Арсентьевна», – подумал недобро, увидев на полке банку красной икры и нарезанный осетровый балык на тарелке. Подцепив тонкий ломтик двумя пальцами, отправил его в рот.

Хрустальный графинчик стоял, но сока в нем было с полстакана. «Вылакал с утреца, урод!» – уже разозлился Сергей не на шутку, выливая остатки в стакан.

Оставив немытый стакан и пустой графин на кухонном столе, Сергей вышел в коридор. Дверь в кабинет деда находилась рядом с его бывшей детской. Открыв ее, он остановился. Ему на миг показалось, что пахнуло дымом дедовых сигарет, которых тот выкуривал по пачке в день. Он сам курит сейчас эту же марку.



…Сергей не знал, любил ли его дед Арсентий. Малышом он, конечно, забирался к нему на колени, о чем-то лопотал, таскал в его комнату игрушки, расставляя танки и солдатиков на зеленом сукне письменного стола. Дед не прогонял, что-то даже ему показывал, наверное, как правильно выстроить пехоту, но играл с ним недолго: обязательно кто-то в это время звонил по телефону, после чего тот одевался и уходил, потрепав внука на прощанье по стриженой макушке. Когда Сергей стал старше, отношения с дедом почти прекратились. Он, конечно, заходил в кабинет, но разговор, как правило, не клеился, опять-таки звонил телефон, дед отвечал, Сергей, не дождавшись своей очереди на порцию внимания, уходил, унося в душе неприятный осадок своей ненужности предку. Иногда при виде входящего к нему внука, дед что-то торопливо прятал в ящик стола. Это было уж совсем обидно: Сергей тогда считал себя уже достаточно взрослым, чтоб понять старика. Он пытался задавать вопросы, но дед лишь отмалчивался, досадливо морщась. А вот с матерью они запирались в кабинете часто и надолго.

Теперь он знает, о чем они говорили…



Сергей решил начать с ящиков стола. Ему повезло сразу: в первом же лежала пластиковая папка с надписью «Недвижимость». Он вынул свое свидетельство на владение долей квартиры и положил на стол. Папку вернул на место.

Зачем он стал выдвигать все остальные ящики один за другим, Сергей объяснить вряд ли бы смог. А зачем он взломал замок самого нижнего в правой тумбе, тем более. Но документы, что были в старой картонной папке с веревочными завязками, повергли его в шок. Он всегда считал себя единственным ребенком у матери. Он, Шустов Сергей Георгиевич тысяча девятьсот девяносто первого года рождения, – единственный сын! Тогда, чье же свидетельство о рождении он держит сейчас в руках? Кто такая Леонтьева Вероника Арсентьевна тысяча девятьсот восемьдесят третьего года рождения? Кто она ему, если в графе «родители» стоит имя его матери? Леонтьевой Аллы Арсентьевны! Кто, если не сестра?

«Что ж, мамочка! Есть предмет для разговора. Придется тебе объяснить, куда делась девочка, рожденная тобой в шестнадцать лет!» – подумал он, забирая метрику с собой.





Глава 46