Тайна родной крови

Зося Адамовна проснулась рано, но вставать с кровати не спешила. Она уже давно приучила себя выполнять специальный комплекс упражнений лежа, растягивая застывшие за ночь позвоночник и мышцы спины и ног.

Зося Адамовна была уверена, что все еще живет только по одной причине – она должна увидеть Сашеньку и многое ему рассказать.

Она догадывалась, что и Саша не говорит ей всей правды о себе. Но даже подумать о такой «профессии» для него не могла! Звонок этой женщины заставил остановиться на миг ее сердце. Очнулась только в клинике. «Хорошо, что Казимир не спрашивает меня об этом звонке. Наверное, боится напомнить. Как бы я ему смогла объяснить причину моего обморока после разговора?» – Зося Адамовна почувствовала приближение головной боли. Рука сама потянулась к коробке с лекарствами.

Сестра вора, сама будучи его сообщницей, к убийцам относилась однозначно – не ты дал жизнь, не тебе забирать! И вот: внук – наемник! Ее ласковый, любящий мальчик – профессиональный киллер.

«Просто принять… не думая, не осуждая, не переживая – принять!» – решила она, пытаясь встать с кровати. Тут же распахнулась дверь, и в комнату вошла сиделка, приглашенная Казимиром из ближайшей клиники.

– Нет-нет! Вам нельзя! – укоризненно посмотрела на нее девушка, поправляя подушки.

– Да все мне уже можно, деточка! – отмахнулась Зося Адамовна, жестом показывая, чтобы та дала ей телефонную трубку.

Она еще раз набрала Сашин номер, чтобы снова услышать бесстрастный голос автоответчика. Она звонила ему накануне вечером, но телефон был отключен. Понять, что с ее внуком что-то случилось, было несложно. Дождавшись, пока девушка выйдет, Зося Адамовна достала из кармана халата его фотографию, положила поверх одеяла и поднесла раскрытую ладонь. «Тепло… Жив!» – успокоилась она, вспомнив вдруг войну, усталых женщин, приносивших в избу ее бабушки черно-белые снимки своих родных мужчин, пропавших на войне.

«Значит, арест…» – Зося Адамовна знала, что это когда-нибудь случится. Знала еще с тех пор, когда впервые смотрела в картах судьбу внука. Только думала она тогда о наказании совсем за другое его преступление…



…Он открывал дверь своим ключом, почему-то долго возился, и Зося Адамовна, удивившись, вышла встретить его в коридор.

Он был настолько пьян, что заметил ее не сразу, пытаясь повесить ненужные уже ключи на крючок, вбитый в стену справа от входа. Вбитый еще дедом, на уровне детского роста, для него, вечно их терявшего, школьника.

Пристроив связку на место, Саша пнул входную дверь. Та захлопнулась с громким щелчком, заставив и так перепуганную Зосю Адамовну вздрогнуть.

– Только сейчас ничего не спрашивай, бабуль, ладно? – проговорил он тихо, проходя мимо нее в свою комнату и закрывая плотно дверь.

Она и не собиралась ничего выяснять, по опыту с мужем зная, что это бесполезно. Но не в силах терпеть неизвестность, разложила тут же карты. Говорят, судьба повторяется через поколение… «Казенный дом», выпавший в раскладе, заставил ее тяжко вздохнуть, но при виде идущей следом карты смерти защемило сердце. «Пока я жива, этого не будет», – решила она, заворачивая оставленную ей бабушкой колоду в пурпурную ткань и убирая сверток в бархатный ридикюль.

Заглянув в комнату внука и увидев, что тот крепко спит, она стала собираться. Ехать было хотя и недалеко, но Зося Адамовна волновалась – каждая встреча с давней подругой давалась тяжело, она до сих пор боялась за нее и ее семью.

После переезда в город Зося Адамовна с Лилей Бас встречалась нечасто. Семья Лилечки быстро разрасталась. Женился внук Борис, родились две правнучки – Сара и Оля. Только летом, в Дарьевке, подруги могли наговориться всласть. Сейчас же стояла холодная осень.

Зося Адамовна не сомневалась, что Лиля поддержит ее. Так оно и случилось. Они вместе решили, что медлить с оформлением документов на выезд в Польшу нельзя. Тем более, Польшей был принят закон о Карте поляка, что упрощало всю процедуру. Нужны были деньги. И тогда Лиля решила, что пришла пора продать украшения, которые оставил Казимир ее семье. «Даже не думай, продадим все! – отвечала подруга на ее возражения. – Все равно я не могу рассказать никому из своих, откуда у меня, простой учительницы, такие несметные богатства! Да и не нужны они нам здесь. Езжай в Москву, вот адрес племянника Иосифа – Захара Лейбсона. Он нам помогал продать то ожерелье, помнишь, когда покупали вам с Андреем дом в Дарьевке? Я ему позвоню, поможет и в этот раз.

Все сложилось более чем удачно. Единственным, что тяжкой болью легло на сердце, стало расставание с подругой. В последний вечер перед отъездом они долго сидели рядом на диване в спальне Лили, вспоминая и жизнь в московской коммуналке, и родных, которых уже давно нет. Арест Зоси, ее мнимая смерть, «воскрешение» и радость встречи переживались заново.



…Тогда, незадолго до ареста, Зося Адамовна отвезла Лилечке все, что вынес из квартиры коллекционера ее брат Виктор. «Если откажешься сохранить у себя ценности, пойму», – сказала она ей, отдавая ларец с коллекцией камней, яйцо Фаберже и шкатулку с ювелирными украшениями. Лиля только улыбнулась. «Если со мной что-то случится, Казимира, скорее всего, определят в детский дом. Вот тебе адрес наших дальних родственников Хмелевских. О них никто из нашего окружения не знает. Сообщи им, только не сразу, а через год. Они усыновят мальчика. И, чтобы они ни в чем не нуждались, прошу тебя отдавать им понемногу деньги и ценности из шкатулки. Только будьте осторожны! Впрочем, мы все уже продумали, они знают, кому отнести золото – это наш человек. Лилечка, будет трудно твоей семье – бери из шкатулки все, что хочешь. Только сохрани коллекцию камней и яйцо Фаберже. Надеюсь, Казимир сам распорядиться этими ценностями, когда вырастет», – она не сомневалась, что подруга выполнит все ее просьбы в точности. Лиля тогда даже не расспрашивала ее ни о Викторе, ни о подробностях ограбления, за что Зося была ей безмерно благодарна. Они обе в тот миг понимали, что прощаются, если не навсегда, то очень надолго…

Вскоре арестовали Виктора, а чуть позже пришли и за ней.

Ее почти не били, Зося Адамовна в какой-то миг даже начала сомневаться, не проговорился ли брат на допросах. Но тут же успокаивалась – нет, не мог. Однако вкрадчивый тон дознавателя Леонтьева ее не обманывал – она жива, пока молчит.

Она выдержала. Суд был скорым, наказание по тем временам обычным – пять лет лагерей.

«Помни, внучка, бог тебя будет хранить от смерти, жить ты будешь долго! Но испытаний он же отмерит тебе щедрой рукой. Но ты все выдержишь, поверь», – сидя на скамье за решеткой и глядя на бесстрастно зачитывающего приговор судью, вспомнила она последний разговор с бабушкой.

Уже там, в лагере, когда ее избили сокамерницы, думала, не выживет – выжила. Выходил не врач – Андрей Злотый. Тогда так и не поняла – кто он здесь? Она видела его на Лубянке. Во время допросов он не раз заходил в комнату, где ее допрашивал Леонтьев. Тот же Леонтьев сообщил, что следователь Злотый ведет ее дело.

Как и почему он оказался теперь в лагере, где она отбывала срок, Зося не знала. Но власть у Андрея Злотого в этом тюремном государстве была безграничной. В ее сторону боялись смотреть даже надзиратели, спешно отводя взгляд, точно пряча свой страх, ненависть и зависть.

А ей было все равно. Ни с кем не общаясь, она почти все время молчала, отвечая только односложным «я» на перекличках. Раз в неделю ее забирал «на свидание» Злотый. Почти не разговаривая, они вкусно ужинали принесенными им продуктами, торопливо, словно воруя, занимались любовью, молча, не говоря ни слов любви, не проявляя ни нежности, ни страсти. Он уходил, оставив ее отсыпаться еще несколько часов в тишине и покое, после чего она возвращалась обратно.

Когда входила в барак, все замолкали, завистливо глядя на нее, посвежевшую и отдохнувшую. Ей было их жаль, даже тех, кто бил ее, потому что она твердо теперь знала – ее срок пребывания здесь недолог.

Однажды, уходя со свидания, Андрей дал ей маленькую таблетку. «Спрячь, завтра выпьешь натощак. Попадешь в лазарет», – он подмигнул ей неожиданно весело и прикоснулся тыльной стороной ладони к щеке. Она только молча кивнула.

Таблетку засунула под язык, еще не вставая с нар. Сознание ушло сразу, очнулась в лазарете на той же койке, что покинула несколько недель назад.

– Тихо, скоро все пройдет, потерпи, – Андрей склонился к самому ее уху. – Скоро все закончится.

Как-то сразу ему поверив, она никогда потом не пожалела об этом…

Зося Адамовна подошла к окну и настежь открыла его. Утренний влажный ветерок легким прикосновением охладил ее лицо. Она прислушалась: со стороны сада раздавалось пение птиц.

Она увидела, как из парадного показался Михаэль. Он сказал что-то проходившему мимо работнику и поднял голову вверх. Зося Адамовна улыбнулась и помахала рукой. Он помахал в ответ и сошел с крыльца.

То, что произошло дальше, заставило ее резко отпрянуть от окна. Звук, оглушивший на миг, сменился громкими криками. Она никак не могла заставить себя вновь подойти к окну, чтобы увидеть, что случилось. Да это и не требовалось. Перед глазами уже услужливо «висела» картинка.






Глава 47




Михаэль посмотрел на часы – ехать в Краков было рано. Будь он один, давно бы уже выехал – встретиться с Элиной, посидеть в кафе хотя бы час. Но ему мешал навязанный отцом охранник. Парень, конечно, не болтлив, но посвящать его в свои личные отношения Михаэль не собирался.

«А личные отношения уже есть», – улыбнулся Михаэль, вспомнив последнюю ночь в своей квартире в Кракове.



…Он вернулся в Краков сразу после похорон Анки. Вернулся с одной целью – встретиться с ней, девушкой из полицейского участка, переводчицей русских. Так она ему представилась там. Михаэль помнил прикосновение ее руки к своему локтю. Не прикосновение – поддержку, когда он, не глядя под ноги, торопливо двигался по больничному подземному переходу. Шел в морг, чтобы опознать тело Анки. Он спотыкался на неровностях пола, она тут же подхватывала его, не давая упасть.

Он так и запомнил – она рядом.

Михаэль не плакал во время церемонии похорон Анки. Не плакал в фамильном склепе, когда закрывали крышку гроба – рядом стоял отец. Он не плакал и потом, уложив его в постель, обессиленного навалившимся горем. Так было нужно. И только переступив порог комнаты сестры, оглядев ее затуманенным от подступивших сразу же слез взглядом, разрыдался, как не рыдал даже в детстве. Не помнил он такого…

От порога добрел до ее кровати и, аккуратно сняв ботинки, прилег поверх молочного цвета покрывала. Проваливаясь в спасительный сон, Михаэль в последний миг вспомнил не лицо сестры, а Элину. Он успел еще сунуть руку в карман пиджака, нащупать там кусочек картона – ее визитку, и только тогда, успокоившись, отключился.

Казалось, что он проспал долго. Открыв глаза, заметил, что в комнате как будто стало темнее. Выглянув в окно, понял – просто небо затянулось тучами, скоро польет дождь. Михаэль даже потряс свои часы, словно сомневаясь, что они показывают правильное время – получалось, что спал он всего двадцать минут. Кожа на щеках была стянута высохшими слезами, и Михаэль, как был, в носках, прошел в ванную комнату сестры. Уже спокойно посмотрев на расставленную на полочках косметику, открыл кран с холодной водой и умылся.

Снимая помявшийся пиджак и надевая куртку, он переложил визитку Элины в карман.

Михаэль набрал номер уже в Кракове, долго слушал длинные гудки, уже собирался отключить телефон, как вдруг девушка ответила. Он сразу понял, что с ней что-то не так – тихое «да» прервалось протяжным всхлипом. «Ты плачешь, Элина? Что случилось?» – закричал он, вмиг холодея. «Ничего, Михаэль, простите… я в порядке», – он понял, что она сдерживает слезы. «Я еду, адрес говори!» – приказал, даже не удивившись тому факту, что Элина его узнала сразу, словно ждала этого звонка Михаэля. «Нет!» – она выкрикнула это слишком испуганно, он даже не стал настаивать. «Тогда жду в кафе. Недалеко от того полицейского участка, помнишь?» – сказал твердо, чтобы у нее не возникло и мысли отказаться. «Помню… я постараюсь», – почти прошептала в ответ.

Михаэль сел за тот же столик, и ему показалось, все повторяется – и официант тот же, кофе не такой горячий, как он любил, весело щебечущая пара девочек-подростков за соседним столиком. Все так, как в тот день, когда он ждал здесь Анку. И внутреннее осознание уже случившейся беды было знакомо…

Михаэль не сразу узнал ее из-за темных очков, закрывавших пол-лица. Они совсем не подходили ей, эти очки: ни формой – слишком большие, ни надобностью – за окном накрапывал дождь. Он сразу протянул руки к ее лицу, стягивал их осторожно, словно зная заранее, что резкими движениями обязательно причинит боль. Элина не отстранилась, лишь робко коснулась его руки, словно предупреждая… Но он уже потянул за дужки, тут же вскрикнул, краем глаза заметив метнувшегося к ним официанта и отрицательно качнув головой. «Кто это сделал?» – он слишком сильно сжал хрупкую пластмассу, оправа треснула и развалилась пополам. «Муж», – коротко ответила Элина, отворачиваясь к окну.

Михаэль не знал, что она замужем. Ничего о ней не знал…

Слушая банальную во всех отношениях историю ее замужества, Михаэль думал – он появился в жизни Элины, чтобы прекратить ее страдания. Даже не сразу понял фразу, которую та произнесла очень тихо в конце своего монолога: «Он знает обо мне кое-что плохое, Михаэль». «Что знает?» – переспросил он. «Я убила человека. Сбила машиной. Когда мне было восемнадцать», – она опять отвела взгляд.

Он тогда ничего не ответил – не смог подобрать слов. Да и какие слова. Что сказать? Сочувствую? Достал из портмоне купюру, бросил на стол, взял девушку за руку и повел. В машине по дороге к его квартире они не проронили ни слова.

Он старался быть убедительным, и это ему удалось. Впрочем, аргумент был один, но весомый. А ей и самой уж стало невмоготу бояться. Прошлого своего проступка, настоящих унижений и побоев мужа и неопределенно безнадежного будущего.

Михаэль позвонил отцу, сообщил, что останется на ночь в Кракове, запер Элину в квартире, вышел и только тогда набрал номер своего адвоката.

Элина домой больше не вернулась, за несколько дней обжив его территорию, которая уже больше не походила на гостиничный номер с дежурным баром и каждый день меняющимися в ванной полотенцами (приходящая домработница следила за порядком излишне, как он считал, тщательно). И ему это нравилось. Заходя в квартиру, Михаэль первым делом бросал взгляд на полку под вешалкой – стоят ли там меховые тапочки Элины, маленькие, с пушистыми помпонами, поросячьего розового цвета, полная безвкусица, как он посчитал бы раньше. Но теперь этот подарок детей из России, сшитый вручную и любимый ею, стал приятен и ему. Он успевал лишь обрадоваться, что тапок нет – как тут же сама хозяйка домашнего чуда обнимала его в прихожей, одной рукой поглаживая затылок, второй отбирая у него ключи и кидая их на туалетный столик. А дальше все было вкусно – поцелуи под бьющей из душа струей воды, ужин, едва разогретый в микроволновой печи, ликер в рюмке и на десерт – блюдо с клубникой в разобранной уже постели, когда становится непонятно, от чего так сладко – от спелых ягод или от непогашенной страсти, от предвкушения любви, слабости и наступившего затем покоя…



Михаэль вышел на крыльцо и посмотрел наверх. Чистое, без единого облачка, небо, ослепило на миг его глаза своей яркой голубизной. Он невольно прищурился, поморгал, привыкая к дневному свету. Оглянулся на дом. Из окна второго этажа, улыбаясь ему, махала рукой бабушка Зося.

Понять, что произошло в следующий миг, Михаэль смог не сразу. Он как будто даже и не слышал этого оглушительного звука. Взгляд выхватил только разлетевшиеся в стороны ворота гаража. Он на миг зажмурился, словно отгоняя от себя жуткое видение. Побежал в ту сторону, спотыкаясь, но сохраняя равновесие. Кто-то вдруг схватил его за рукав куртки и с силой дернул назад. Михаэль упал на что-то мягкое – оказалась клумба с недавно высаженными цветами. Он лежал и смотрел на огромный костер у ворот гаража. А рядом, многократно поминая дьявола и так и не отпустив рукав Михаэля, лежал садовник Петр. «Там ваша машина, пан Михаэль, ваша машина!» – повторял он.





* * *


«О, какой фейерверк! Браво, Ника!» – она завела машину и тронулась с места. Ей удалось найти очень удачную точку для наблюдения за усадьбой Хмелевских. Она увидела все, что хотела, и теперь можно было уезжать домой в Кшешовице.



…Ника вспомнила, как ночью взяли Злотого в аэропорту Самары. Поначалу это так напугало ее, что она заметалась по зданию аэропорта. Регистрация на рейс заканчивалась, и Ника вдруг встала в хвост оставшейся очереди. Немного успокоившись, но поминутно оглядываясь на входную дверь, дошла до стойки и протянула паспорт. Девушка улыбнулась ей и выдала посадочный талон. Ника облегченно вздохнула. Еще бабушка говорила, что поступать нужно вопреки здравому смыслу, но руководствуясь интуицией.

Самолет взлетел, и Ника с облегчением расстегнула ремень. Кресло рядом с ней пустовало, что порадовало ее – общаться с незнакомцами совсем не хотелось.

Она была уверена, что Злотый ее не выдаст. Он должен был понимать, что при аресте Ника сразу же передаст полиции пленку с записью его разговора с заказчиком убийства Козича и случайно оказавшегося рядом брата. И тогда ему точно конец. Единственное, что хотелось знать, – за что Злотого арестовали местные полисмены? За похищение или же… Как раз в том, что Алекс все ж довел дело до конца, Ника и сомневалась – прошло слишком мало времени с того момента, как они расстались в мотеле. «Хотя он знал, где девка живет, мог и успеть – дурное дело не хитрое», – Ника опустила шторку иллюминатора и прикрыла веки. Нужно было немного поспать. На стоянке в аэропорту Кракова она оставила свою машину. Ника решила сразу же ехать в поместье Хмелевских, чтобы успеть к началу представления: ее несостоявшийся пасынок Михаэль в восемь часов утра садился за руль и уезжал в Краков…



Ника въехала в Кшешовице в прекрасном настроении. Во-первых, хотя она и побаивалась слегка, в аэропорту полиция ее не встречала. Это означало, что Злотый ее не сдал. И не сдаст, зная про запись. Во-вторых, фейерверк удался. При такой силе взрыва уцелеть, находясь в машине, было не реально. В-третьих, она сейчас увидит самого дорогого для нее человека! Это ради него она идет на такой риск, ради их общего будущего. Пусть далекого, торопиться не стоит.

Аккуратно Вероника миновала узкий проезд между домами, припарковалась на выделенном двумя белыми полосами «кармане» и заглушила двигатель.

Ключ в дверном замке повернулся практически бесшумно. Вероника вошла в квартиру. В прихожую из комнаты тут же выбежала женщина средних лет и плотно прикрыла дверь за своей спиной.