Темная вода

– Темная вода. Ни тебя, ни малого твоего. Значит, судьба такая. Значит, так и нужно было.

– Что значит «не отпустит»? – Нина старательно и методично выкорчевывала панику, а на освободившееся место бросала семена злости. – Вы сейчас о чем вообще?

– Я обо всем. – Старуха снова сделала неопределенный жест рукой. – О том, что все только начинается. – И, не позволив Нине сказать ни слова, спросила, указывая на ее исполосованную руку: – Откуда?

– Поцарапалась.

– Поцарапалась, значит. – Шипичиха кивнула. – Это хорошо, что поцарапалась. Крови много было?

– Не слишком.

– Это тоже хорошо. Голова кружится?

Кружится. Но это от бессонницы и стресса. Может быть, еще от выпитого в доме Чернова виски.

– А какая разница?

– Большая. А малой твой, я смотрю, говорить начинает. Сколько слов уже сказал? Два? Три?

– Четыре.

– Вот. А будет больше. С каждым разом больше. – Шипичиха поглядывала на играющего с собачкой Тему. Тема выглядел полностью довольным жизнью. – Если только ты его не увезешь.

– Из Загорин?

– От Темной воды.

– Глупости! – Нина мотнула головой, и головокружение усилилось.

– Малому твоему сколько? – спросила Шипичиха.

– Четвертый год.

– И сколько слов он за эти четыре года сказал?

Нисколько. Но тот факт, что Темка вдруг заговорил, никак не связан с этим чертовым местом!

Нина так и сказала. А старуха только усмехнулась в ответ, не стала спорить. Она собрала со стола посуду, унесла в дом и уже из дому крикнула:

– Я тебе постелила! Иди передохни. За малым я пригляжу.

Нина уснула мгновенно, стоило только голове коснуться пузатой пуховой подушки. Как в омут, провалилась в темный, без сновидений, сон. А когда проснулась, день благополучно перевалил на вторую половину. И этой второй половиной им с Темкой нужно было как-то распорядиться. От помощи по дому Шипичиха отмахнулась.

– Сама управлюсь, – сказала, вытирая загорелые руки о белоснежный передник. – Если хотите, сходите в «Стекляшку», хлеба купите и лимонаду «Дюшес». Он там прямо возле кассы стоит. – Про лимонад Шипичиха упомянула с каким-то непонятным смущением, словно стеснялась. – В кафе к Ксении зайдите, к чаю чего-нибудь возьмите.

От дома Шипичихи до «Стекляшки» было минут тридцать ходу. Идти пришлось почти через все Загорины, по пути разглядывая дома, прячущиеся то за палисадниками, то за высокими заборами, многочисленные яблоневые и вишневые сады, обходя беспечно копошащихся в пыли кур. Куры приводили Темку в восторг, впрочем, как и всякая встреченная на пути живность. Казалось, что ночное происшествие он уже забыл. Пусть бы забыл. Достаточно, что Нина помнит все в малейших подробностях.

Стоянка перед «Стекляшкой» оказалась заполнена машинами на треть, наверное, жизнь в Загоринах активизировалась ближе к вечеру. Внутри тоже было довольно многолюдно, прохладный кондиционированный воздух вкусно пах выпечкой. Между стеллажами с товарами бродили как селяне, так и дачники. Первые от вторых отличались разительно, сразу и не понять, кто на самом деле здесь хозяин: пришлые и местные. Нина быстро сложила в корзину все самое необходимое, выстояла небольшую очередь к единственной работающей кассе, рассчиталась. До настоящего вечера было еще далеко, и возвращаться к Шипичихе не хотелось, поэтому Нина заглянула в кофейню. Темка занял место у окошка, а Нина прошла к стойке.

– О! – сказала Ксения вместо приветствия. – Вам с мелким как обычно?

Они заглянули в кофейню всего второй раз, а уже «как обычно». Было в этом что-то такое… домашнее, словно бы их с Темкой приняли в закрытый клуб.

– Да, спасибо, – отозвалась Нина, оглядывая зал. Людей здесь было еще не слишком много, но больше, чем вчера.

– Скоро будет не протолкнуться, – заметила Ксюша, насыпая в турку кофе. – Вечер пятницы – все дела! И живая музыка! – Она кивнула на школьную доску, на которой мелом было выведено: «Сегодня вечер живой гитарной музыки, господа!»

Нине вдруг невыносимо захотелось на вечер живой гитарной музыки. Чтобы все банально и привычно, лишь самую малость романтично. Чтобы никакого дома у Темной воды…

– Как устроились? – спросила Ксюша, словно прочтя ее мысли. – Как вам на новом месте?

Не было смысла врать, все равно ведь Яков Ксюше все расскажет, поэтому Нина сказала правду:

– Никак.

– А что так? – Ксюша так и не донесла турку до жаровни с раскаленным песком, застыла с вытянутой рукой.

– Жутко там. – И здесь не нужно врать. Не такое уж безобидное и светлое место – Темная вода. Было бы безобидным, не пустовало бы.

– Жутко. – Ксюша согласно кивнула, поставила турку на жаровню, а потом добавила: – И правильно, что съехала. Нечего вам там с малым делать.

– Из-за Силичны? – Не нужно было спрашивать. Все равно ведь решение уже принято. Но Силична, как внезапно выяснилось, не какая-то посторонняя старушка, а ее прабабушка, бабушка ее мамы. – Из-за того… убийства.

– Убийства? – Ксюша о чем-то задумалась, а потом, словно придя в согласие с самой собой, сказала: – Яков тебе соврал. Не хотел пугать, наверное. А я его потом знаешь как отчитала! Нормальное ли это дело, когда женщина не знает, в каком месте придется жить. А ты ж не одна, ты с малым дитем. – Ксюша навалилась пышным бюстом на стойку, она умудрялась одновременно следить и за Ниной, и за залом, и за кофе на жаровне.


– Так что там на самом деле случилось? – Кусок льда, который почти растаял, снова кольнул изнутри холодом. Что может быть страшнее убийства?

– Кошмар и ужас там случился. Я думаю, правильно Алена сделала, что сбежала и тебя с собой забрала. И что правду не сказала, тоже правильно. Зачем ребенку такая правда!

– Какая? – Иголок становилось все больше и больше, а дышать получалось через раз.

– Долгая история. В двух словах не расскажешь, но ты ведь уже выросла, имеешь право знать, как оно было на самом деле. Погоди-ка! – Она нырнула под стойку, но почти сразу же вынырнула с раскраской, белыми листами бумаги и цветными карандашами. – Сейчас еще пончиков разогрею. Отнеси малому, пусть делом занимается.

Темка принял подарок со сдержанным достоинством, раскраску отложил в сторону, потянулся за бумагой и карандашами.

– Порисуешь тут пока? Мне нужно с тетей поговорить. – Нина погладила сына по голове. Он молча кивнул в ответ, а так хотелось, чтобы сказал хоть что-нибудь. Но не все сразу…

К тому моменту, когда она вернулась к стойке, Ксюша уже сварила кофе.

– Тебе. – Она поставила перед Ниной дымящуюся чашку и блюдце с каким-то пирожным. – Ешь, это пятничные изыски от шеф-повара. Вкусно.

В том, что вкусно, Нина не сомневалась. Вот только ей не хотелось пирожного, ей хотелось правды. А Ксюше хотелось поболтать. Совпали желания.

– Яков, конечно, не всю правду сказал, – заговорила наконец Ксюша. – Но ты его не вини. Такая история… Я и сейчас, бывает, как накатит, так от жути содрогаюсь, а тогда я вообще девчонкой была, еще моложе Алены, твоей мамы. Мы ж тут все в Загоринах думали, что она третьей жертвой стала. А ты, значит, четвертой… А если Силичну посчитать, так их вообще пять выходило.

– Я не понимаю. – Она и в самом деле не понимала. Раньше речь шла только о бабушке, а теперь вот… еще какие-то жертвы.

– А никто сначала не понял. Когда Светка Нефедова пропала, решили, что в город сбежала. Она такая была… оторви да выброси. Помнится, даже родители ее не особо испугались. А потом ровно через год пропала Женя Симонова. И это уже совсем другая история.

– Почему?

– Потому что Женя была не такая, как Светка, не могла она никуда сбежать. Правильная она была, понимаешь?

– Правильные тоже иногда сбегают. – Ей ли не знать…

– Правильные если сбегают, то ребенка не бросают. А Женя, получается, бросила.

Да, правильные детей не бросают. С этим Нина была полностью согласна. Правильные, когда сбегают, детей забирают с собой, чтобы потом прятаться с ними на Темной воде.

– Они жили у Темной воды?

– Нет. – Ксюша покачала головой. – Загоринские были обе. Но к Темной воде в те времена многие бегали. Искупаться там или за веночком.

Нина хотела было спросить, за каким веночком, но Ксюша нетерпеливо махнула рукой, продолжила:

– Женю тогда всей деревней искали, следователь из города приезжал. Говорят, оба озера водолазы обшаривали, но так ничего и не нашли. А ровно через год оно как рвануло… – Ксюша замолчала, будто вспоминая все подробности того страшного года. – Это уже потом закономерность увидели, когда Алена, мама твоя, пропала, а сначала-то значения не придавали.

– Какую закономерность? – спросила Нина шепотом. Про кофе она и думать забыла, так и держала чашку в ладонях, не сделав ни единого глотка.

– Пропадали все ровнехонько на русальей неделе.

– Какой неделе?

– Русальей. – Ксюша покачала головой. – Сразу видно, что ты не местная, не знаешь, как оно у нас тут. А у нас в Загоринах русалья неделя – это отдельная история. Вот она, кстати, как раз вчера и началась. Но сейчас как-то поутихло все, неинтересно молодежи ничего, кроме интернета, а тогда мы верили.

– Во что верили?

– Во всякое. – Ксюша неопределенно развела руками, словно пытаясь объять необъятное. – Это такая особенная неделя, и ночи в ней особенные. Ну, типа, русалки только в русалью неделю могут на сушу выходить. Вроде если девка сплетет венок и бросит его в воду русальей ночью, а венок этот примут, то она непременно в следующем году выйдет замуж.

– Кто примет? – В Ксюшином путаном рассказе Нина понимала все меньше и меньше.

– На самом деле это поверье у нас такое. Девка плетет венок из луговых трав и бросает его в озеро. Чей венок останется плавать на поверхности, той в следующем году ничего на амурном фронте не светит. А вот если венок под воду уйдет, значит, приняла русалка подарок и поможет чем сможет. Но лучше всего, если девкин венок потонет, а взамен ему со дна русалий венок всплывет. Считалось, что это вообще шикарный расклад. Если такой венок на голову надеть, то любого мужика можно на веки вечные приворожить. Любого, понимаешь? – Ксюша вздохнула, словно бы даже с сожалением. – Говорят, Алена, мама твоя, как раз такой венок из Темной воды и выловила, потому за ней мужики так и бегали.

– И как понять, что это именно русалий венок? – В эти сказки Нина не верила, но любопытство неожиданно взяло верх.

– Очень просто. – Ксюша пожала плечами. – В воду бросают венок из луговых трав, а на поверхность вместо него всплывает венок из кувшинок. Вот такой бартер… И к Темной воде девка должна пойти непременно в одиночестве, в сорочке, собственноручно расшитой, на голое тело надетой. Вот и думай, какой популярностью у нас в Загоринах пользовалась русалья неделя. – Ксюша хихикнула. – Особенно у мужиков. Насмотрится парень на этакую красоту в полупрозрачной ночнушке, проникнется, так сказать, всем сердцем, вот тебе и новый роман! И русалки никакие не нужны. Но старики это дело осуждали. Я прекрасно помню, как батя мне грозился ноги повыдергивать, если только сунусь к Темной воде в русалью ночь, а мамка всякие страсти рассказывала про монстра-перевертыша, что рыщет по берегу озера в русалью неделю.

– Монстра?.. – сердце остановилось.

– Ага. Зверя с красными глазами. Чупакабру. – Ксюша снова неопределенно взмахнула руками. – Эта тварь типа хватает всех зазевавшихся парней, ну, тех, что решились подсматривать за полуголыми девками, и утаскивает в лес. Ну, сама понимаешь, какого сорта эти байки и для чего придуманы. Чтобы молодежь отогнать от Темной воды: и девок, и парней. Чтобы не начудили чего по пьяни и из-за гормонов, чтобы не потонули ненароком. Потому что бабка моя рассказывала, что раньше, еще во времена ее молодости, не проходило ни одной русальей недели без того, чтобы кто-нибудь в озере не утонул или не пропал без вести. Вот те два исчезновения Светки и Жени и списали сначала на русалью неделю, на всю эту ночную вакханалию. А потом пропала Алена с дочкой. Малые дети никогда раньше на озере не пропадали, это уже знаешь какое ЧП! А тут еще и Силичну нашли. Там такая жуть была… – Ксюша подавленно замолчала. – Похоже, рассказывать сказки про русалок ей было проще. – Ее обнаружили на следующий день, сразу после последней русальей ночи. Не в доме, тут Яков не обманул. Она у воды лежала, с вырванным сердцем…

– Как это?..

– А никто так и не понял, как это. Сначала думали на зверя. Там вроде и следы от лап нашли. Следователь даже егерей приглашал, чтобы на следы и рану глянули. Яков тоже присутствовал. – Ксюша вздохнула. – На него потом страшно смотреть было, на три дня в запой ушел. Но так и не поняли, какой зверь мог такое с человеком сотворить. А потом на мелководье нашли охотничий нож со следами крови. А Алена пропала. Да не одна, а вместе с тобой. Ты тогда еще совсем малая была, даже меньше, чем твой сын сейчас. Дом у озера обыскали, а все вещи на месте. Если женщина решает бежать, она ж, наверное, вещи с собой берет.

Ох, ошибается Ксюша… Если женщина решается бежать, она почти ничего с собой не берет.

– Ну, тут уже хочешь не хочешь, а вспомнишь про все прошлые исчезновения. Вот следователь и вспомнил. Взяли в оборот всех, кто сразу с тремя женщинами общался. Таких, ясное дело, в Загоринах оказалось много, деревня-то хоть и большая, но все равно не город, все друг друга знают. Вот кто-то участковому и указал на Серегу Лютаева как на наипервейшего подозреваемого. И со всеми исчезнувшими женщинами был знаком, и в дом ваш вхож, и покойная Силична его не особо жаловала. Впрочем, она вообще никого не жаловала. Строгая была старуха. Алену держала в ежовых рукавицах. Как уж при такой строгости она тебя умудрилась родить, это другой вопрос. О том только твоим родителям ведомо, но факт остается фактом. Той ночью, последней русальей ночью, прабабку твою срочно позвали к Антонине Симоновой, Жени Симоновой маме. Кто говорил, у нее с вечера сердце прихватило, а кто – что примерещилось ей что-то. Ну, русалья ночь же, ясное дело! Да еще и годовщина по пропавшей без вести дочери. И знаешь, что это значило?