Тревожные люди

– Эстель, пожалуйста, мы должны… – попыталась перебить ее Юлия, но Эстель не обращала внимания. Она провела рукой по книжной полке. В один из последних разов сосед дал ей очень толстую книгу, написанную мужчиной. Он подчеркнул в ней одну-единственную фразу: «Пока мы не любим, мы спим». В ответ Эстель дала ему свою книгу, написанную женщиной. Книга была не такой толстой – писательнице понадобилось гораздо меньше места, чтобы высказать то, о чем она думает. Почти в самом начале Эстель подчеркнула одну фразу: «Любовь – это когда я рада, что ты есть».

Эстель слегка поглаживала пальцами корешки книг – было не похоже, что она что-то ищет. Наконец ее пальцы остановились на одной из них в середине полки, и пальцы, казалось, застряли. Книга выскочила и упала на пол, открывшись на нужном месте – между страницами лежал ключ, который, звякнув, вывалился на пол.

Грудь Эстель взволнованно вздымалась от опьянения, голос не слушался, но взгляд оставался кристально ясным.

– Когда Кнут заболел, мы переписали квартиру на дочь. Я думала, что она, возможно, захочет переехать сюда вместе с детьми, – глупая мысль, но все-таки. Они не хотели тут жить. У них была своя жизнь в своем доме. Так я и осталась здесь одна… сами видите… для меня эта квартира слишком большая. Для одного человека эта квартира не подходит. В конце концов дочь сказала, что ее надо продать, а мне купить квартиру поменьше, с которой проще управиться. Наверное, она думала, что так проще управиться со мной. Она звонила разным агентам, и все они говорили, что под Новый год никто не устраивает показы, но я хотела… я подумала, что под праздник было бы неплохо оказаться в приятной компании. Я вышла из дома, когда туда пришла агент, и вернулась, когда начался показ, притворившись покупательницей. Мне хотелось знать, кто будет жить в моей квартире. Для меня это не просто квартира, это мой дом, мне не хотелось, чтобы она досталась тому, кто просто хочет на ней заработать. Я хотела найти людей, которые полюбят ее так, как люблю ее я. Наверное, молодым этого не понять.

И тем не менее все собравшиеся в квартире целиком и полностью поняли, что хотела сказать Эстель. Вот только риелторша закашлялась.

– Значит, я была не первой, кому позвонила ваша дочь?

– Да что вы, конечно нет, она звонила всем, кому только можно, прежде чем нашла вас. Зато видите, как хорошо получилось! – улыбнулась Эстель.

Риелторша отряхнула пыль с пиджака и самооценки.

– Значит, это ключ от… – начала женщина, уставившись на ключ и не в силах поверить.

Эстель кивнула:

– Мой роман. Он жил в квартире напротив, по ту сторону лифта. Он умер там. Когда его квартиру выставили на продажу, я пришла на показ и, стоя рядом с книжной полкой, думала, что если бы я первым встретила его, а не Кнута… Когда ты по-настоящему стар, ты можешь позволить фантазии как следует разгуляться. И вот квартиру купила юная пара. Они так и не поменяли замок в двери.

Юлия кашлянула, немного обеспокоенно.

– Но… извините, Эстель, откуда вы это знаете?

– Время от времени я… нет, я, конечно, не открываю дверь, я же не вор, но я… иногда я проверяю, подходит ли ключ. И он подходит. Кстати, я совершенно не удивилась, когда узнала, что они собираются развестись, – я часто слышала, как они ругаются, когда курила в гардеробной. У нас хорошая слышимость. Чего они только не говорили друг другу. От таких вещей, скажу вам, даже стокгольмцы смущаются.

Женщина-грабитель поставила книгу на место. Крепко сжала ключ. И, повернувшись к остальным, прошептала:

– Не знаю, что и сказать.

– Не надо ничего говорить. Просто пересиди в той квартире, пока все не кончится. А потом отправляйся домой к своим дочерям, – успокоила ее Эстель.

Когда женщина разжала кулак, ключ плясал у нее на ладони, она не могла унять дрожь.

– У меня нет дома, мне некуда идти. Я не могу заплатить за аренду. И я не могу требовать, чтобы вы лгали ради меня полицейским, когда они будут спрашивать, кто я и знаете ли вы, где я прячусь!

– Соврем и глазом не моргнем, – заверила ее Ру.

– О нас можешь не думать, – разрешила Юлия.

– Нам и врать не придется, – сказал Рогер. – Мы просто будем косить под дурачков.

– В таком случае дело в шляпе, – кивнула Зара, – вам и притворяться особенно не придется. – На этот раз она никого не хотела обидеть, просто само вырвалось.

Анна-Лена задумчиво кивнула:

– Рогер прав. Мы просто прикинемся дурачками. А про вас скажем, что вы не снимали шапку и мы не можем назвать никаких особых примет.



Женщина-грабитель хотела возразить. Но ее возражений не приняли. Тут в дверь постучали. Рогер подошел, посмотрел в глазок и увидел там Джима. Вот тут-то и начались проблемы.

– Черт! На лестнице стоит полицейский. Как теперь переберешься в другую квартиру, он ведь увидит! Об этом мы не подумали!

– Может, попробуем его отвлечь? – предложила Юлия.

– Я могу брызнуть ему в глаза лаймом! – кивнула Ру.

– Можем просто поговорить с ним, – выразила надежду Эстель.

– Или выбежим из дверей всем скопом, чтобы огорошить его! – подумала Анна-Лена вслух.

– Причем голыми! – заявил Леннарт тоном эксперта. – Когда люди голые, кого хочешь можно огорошить!

Зара стояла рядом, и Леннарт рассчитывал, что она сочтет его полным идиотом, но та лишь заметила:

– Его надо подкупить. Полицейского этого. У большинства мужчин есть своя цена.

Леннарт подумал, что она могла бы сказать «у большинства людей», необязательно было говорить «мужчин», но счел любезностью даже то, что Зара вообще приняла участие в разговоре.




Женщина-грабитель так и стояла с ключом в руке. Она чуть было не проговорилась про Джима, но вместо этого задумчиво произнесла:

– Нет. Если я расскажу вам, как собираюсь бежать, вам придется солгать полиции. А если вы сейчас выйдете отсюда и спуститесь вниз по лестнице, вы сможете сказать правду: когда за вами закрылась дверь, я осталась в квартире. Вы не знаете, куда я исчезла.

Все (кроме Зары) хотели ей возразить, но в конце концов согласились (и Зара тоже). Эстель упаковала салат, прилагавшийся к пицце, и поставила его в холодильник. Написала на маленькой бумажке свой телефон, положила ее в карман грабителю и шепнула:

– Пришли мне сообщение, когда будешь в безопасности, я волнуюсь.

Женщина пообещала дать о себе знать. Затем заложники вышли из квартиры. Рогер покинул ее последним, он тщательно запер за собой дверь. Они спустились по лестнице, вышли на улицу, сели в полицейские автомобили и поехали в участок, где должен был состояться допрос.



Джим немного постоял на лестнице, ожидая, пока поднимется Джек.

– Грабитель остался внутри? – спросил Джек. – Пап, ты уверен?

– Сто процентов, – ответил Джим.

– Отлично! Скоро переговорщик позвонит на телефон и попробует уломать его сдаться. Иначе будем взламывать дверь.

Джим кивнул. Джек посмотрел по сторонам, нагнулся и поднял с пола листочек.

– Что это?

– Похоже на рисунок.

Джек положил листочек в карман. Посмотрел на часы. Телефон внутри зазвонил.



Эта хреновина лежала в коробке с пиццей. Ру нашла ее там. Ру была очень голодна, поэтому, найдя телефон рядом с пиццей, она подумала, что это довольно странно. Но решила сосредоточиться на еде и поразмыслить об этом потом. Но, доев пиццу, она напрочь забыла о телефоне. К тому моменту произошло много чего другого: салют и все остальное, к тому же Ру была рассеянным человеком. Доев свою пиццу, она пораскрывала другие коробки и доела за остальными все корки. Повернувшись к ней, Рогер сказал, что сомнений нет, она непременно будет хорошим родителем, потому что только хорошие родители доедают за всеми корки. Это было для Ру таким потрясением, что у нее сдали нервы.

Телефон так и остался стоять на трехногом столике у дивана, качавшемся, как паук на льдине. Когда заложники вышли, женщина-грабитель положила пистолет на столик рядом с телефоном, предварительно протерев его тряпочкой, потому что в одном документальном фильме Рогер видел, как полицейские находят преступника по отпечаткам пальцев. Балаклаву она бросила в горящий камин, потому что Рогер сказал, что знает он этих копов, они могут вычислить ее ДНК по оставшимся там волоскам.



Затем женщина вышла за дверь. Джим стоял на лестничной клетке. Они быстро переглянулись: она смотрела на него с благодарностью, он – напряженно. Женщина показала ему ключ. Он выдохнул.

– Поторопись, – сказал Джим.

– Я только хотела сказать, что… я никому не говорила, что вы для меня сделали. Не хочу, чтобы кому-то пришлось врать ради меня полицейским.

– Хорошо, – кивнул он.

Она смотрела на него блестящими глазами, потому что знала, что все-таки попросила его соврать ради нее, возможно, он никогда и никому так не врал. Но Джим не позволил ей просить у него прощения, подтолкнул ее к квартире напротив и шепнул:

– Удачи!

Женщина вошла в квартиру и закрыла за собой дверь. Джим еще немного постоял на лестнице, вспоминая свою жену: она бы им гордилась. Или, по крайней мере, не стала бы злиться. И тут вверх по лестнице взбежал Джек. В квартире зазвонил телефон. Пистолет упал на пол.





Глава 68




В участке Джим рассказал Джеку правду – всю правду. Сыну хотелось как следует разозлиться, но времени осталось мало, и, поскольку он был хорошим сыном, он разработал план. Когда заложников выпустили из участка через задний ход, он направился к главному.

– Ты не обязан, сынок, давай я пойду, – в отчаянии предложил Джим. Он хотел сказать: «Прости, что я солгал тебе, но ведь в глубине души ты знаешь, что я поступил правильно», – но не сказал.

Джек решительно покачал головой:

– Нет, папа. Жди здесь.

Джек не стал упрекать отца в том, что тот создает проблемы. Он спустился по лестнице и вышел с главного входа, встретил журналистов и рассказал им все, что положено. Что он отвечал за операцию и что поймать преступника не удалось. И никто не знает, где он сейчас.

Одни журналисты выкрикивали что-то насчет некомпетентности полиции, другие, ухмыльнувшись, писали что-то в блокноты, чтобы через пару часов четвертовать Джека в своих колонках и блогах. Весь стыд за неудачный исход дела Джек взял на себя, он один отвечал за все. А в участке сидел его отец, закрыв лицо руками.



Следователи из Стокгольма должны были приехать утром следующего дня, под самый Новый год. Они прочитают показания свидетелей, поговорят с Джеком и Джимом, взвесят все доказательства. Затем уверенным голосом домохозяйки в рекламном ролике средства для мытья посуды скажут, что у них нет ресурсов, чтобы продолжать расследовать это дело. Никто не пострадал, никого не обокрали, жертв нет. А стокгольмцам надо грамотно распределять ресурсы. Кроме того, на носу Новый год, а кому хочется остаться на праздник в этой дыре?