Уютные люди. Истории, от которых на душе тепло

И женщина вдруг перестала злиться и тревожиться. Она взяла и подарила коробку с куличом этой бабушке. Просто от порыва чувств. И сказала не религиозные слова, не поздравление: она это не умела особо. Просто сказала: «Это вам, берите!» И хотела пойти домой.

Старушка обхватила коробку ручками в старческих пятнышках и заулыбалась беззубым ртом. А потом прижала коробку одной рукой, а другой достала из кармана крашеное яичко. Немножко треснувшее, коричневатое. И подарила его женщине – тоже угостила. Молча. С улыбкой беззубой и светлой. Может, она уже из ума выжила, конечно. Но вот так все и было.

И с этого крашеного яичка все наладилось. Сын сам позвонил и поздравил с Пасхой. Сказал, что не сердится, но нервы надо лечить, мама! Мама согласилась и попросила прощения. Все стало хорошо.

И любимый мужчина приехал. Он подумал и сделал предложение. Все же он любил эту нервную женщину…

А на работе перевели в другой отдел. Там даже лучше было, полегче и поинтереснее.

Но это было чуть позже. А в тот вечер женщина сидела одна, ела яичко, – она не знала, что еще рано его есть. И почему-то было у нее счастье на душе. Кулича в красно-золотой коробке не было, а счастье – было.

Можно отдать кулич. И получить треснувшее яичко. И счастье, мир, покой, радость. Откуда они берутся – это тайна.

Откуда и душа взялась, я так думаю. Вот и вся история про кулич и яичко.





С человеком стало не о чем говорить


Хотя он говорит, рассказывает эмоционально, с подробностями, в лицах, – что сказала свекровь при встрече и как посмотрела. Как ребенок сходил на горшок; как он вчера кашлял, а потом все прошло, но все равно надо дать витамины, ведь в садике скоро утренник! Мусоропровод засорился позавчера. Решили купить новый чайник, старый стал барахлить. У мамы было давление. Ездили на дачу.

Море информации. Но говорить совершенно не о чем. Человек замкнулся в своем маленьком мире, его ничего не интересует. Он утратил интерес к большому миру и сосредоточен на маленьком. Вроде бы ничего страшного, так ведь? Обычная жизнь. Но почему этот человек так плоховато выглядит, почему он увял, глаза его потухли, исчезла живость реакций, он постарел! Из него ушла энергия жизни, хотя он так живо рассказывает о событиях своего маленького мира. Но ничто другое его просто не интересует. Вообще не интересует. Ни искусство, ни спорт, ни политика, ни чья-то судьба, ни научные открытия – ничего! Он так и говорит: мне это неинтересно!

Это очень нехороший симптом. Это угасание души. Психолог Франкл рассказывал в своей книге о том, что заключенные переставали интересоваться внешним миром, все их внимание было сосредоточено на событиях в бараке, на отношениях с другими заключенными, на мелких ссорах и маленьких радостях. Они переставали видеть жизнь за стенами барака. Это было начало конца, начало психологической гибели личности. Сначала это была защита от страшного мира; убежище. Но потом душа стала задыхаться и гибнуть. Утрата интереса к миру и сосредоточенность на своей крошечной камере – это плохой признак.

«С ней стало совершенно не о чем разговаривать!», – так говорят и начинают избегать контакта. Кому интересно слушать одно и то же: мелкие распри, болезни ребенка или его маленькие успехи, двуличная свекровь, муж-эгоист, квитанции, платежи, – это важно, конечно. Важно для того, кто об этом говорит. Но больше такого человека ничего не интересует. И он сам перестает интересовать других. Теряет связи с социумом.

Что интересно помимо начальника, квитанции за газ и успехов ребенка? Кроме отношений с мужем или мамой? Кроме зуба, который лечили на прошлой неделе? Что еще интересно?

Если вы сможете искренне назвать хотя бы две-три темы, которые вас волнуют, интересуют, но не связаны лично с вами и с вашими родственниками – все в порядке. Если не можете сразу ответить и ответы приходится буквально выдавливать из себя – дело плохо. Может, в этом причина увядания, ослабления памяти, слабости и потери друзей? Душа угасает, как пламя без притока воздуха. Безболезненно, незаметно, тихо… Надо выходить из убежища, которое превратилось в ловушку. Только это может помочь.





«Раньше вещи чинили, а не выбрасывали!», —


глубокомысленно ответил старик на вопрос: как ему удалось прожить в браке пятьдесят лет? Или семьдесят? Все восхищаются этим высказыванием мудрого старика. Мне тоже оно показалось мудрым.

А потом я вспомнила про колготки. Колготки рвутся, это все знают. Особенно – некачественные колготки. Это неприятно, правда? Ну, вздохнешь и распечатаешь новую упаковку. А раньше действительно было не так. Совсем не так.

Колготки стоили от трех с половиной до семи рублей. Это было очень дорого. Врач за полторы ставки получал сто восемьдесят – в лучшем случае. Мои родители были докторами и работали с раннего утра до вечера. И еще дежурили. Колготки были нужны и мне, и маме. Не так-то просто было купить колготки – это дефицит. Но если найти, отстоять очередь, то можно купить. Изредка удавалось, если живешь в большом городе.

Женщины чинили колготки. Это была трагедия, если их порвешь, поставишь «затяжку», если пойдет «стрелка»… И колготки сначала стирали в мыльной воде – так они крепче делались. Якобы. Или держали в холодильнике – это тоже укрепляло ткань. Якобы. В магазинах продавали специальную штучку для подъема петель, если «стрелка» пошла. А особо ценные колготки можно было чинить в мастерской. Отстоишь очередь, сдашь колготки в починку, потом получишь. А потом снова порвешь… И мало было женщин в целых колготках. Их штопали, поднимали петли, мазали стрелки лаком для ногтей… И горько плакали, если колготки рвались – других могло не быть. И что делать – непонятно. Разве что надеть уродливый сатиновый пояс и к нему пристегнуть не менее уродливые толстые коричневые чулки. Чулки съезжали и перекручивались…

Много было хорошего раньше, это так. И вещи чинили, потому что они стоили очень-очень дорого, купить их было трудно, а рвались колготки точно так же, как сейчас. И женщины ходили в зашитых, заштопанных, починенных колготках очень долго. А когда колготки окончательно умирали, их не выбрасывали. Из них делали губочки для мытья посуды и оставляли «на запчасти» для починки других колготок…

Так что раньше вещи чинили, это правда. Их и сейчас чинят. Чинят автомобиль, ремонтируют квартиру, сережку золотую чинят и стиральную машину… А другие вещи просто выбрасывают. И покупают новые.

Все зависит от ценности вещи. Одно надо чинить. И никто не волочет машину на свалку из-за поломки. А другие вещи лучше выбросить. Их чинили от безысходности, от бедности, от невозможности купить новые.

Так и с отношениями. Ценные отношения никто не выбросит. Их чинят, если они поддаются восстановлению. Прилагают усилия. А бесконечно ремонтировать колготки и плакать над ними нет смысла. Нет смысла вкладывать огромные силы в отношения, которые вас убивают и разрушают. Или не приносят счастья ни вам, ни другому человеку. Это только нам решать сейчас: надо что-то чинить или нет смысла это делать? Зашивать, штопать, замораживать, погружать в мыльную пену и носить в мастерскую три раза в неделю…

Если бы старик ответил: «Мы прожили вместе так долго потому что любовь помогла нам пережить испытания!», – это был бы хороший ответ. А про починку вещей – ему, видимо, не приходилось штопать колготки. Не все надо чинить. И хорошо, когда есть выбор…





Когда писатель Зощенко был маленьким мальчиком,


мама ему говорила: «У тебя холодное сердце. Ты не умеешь любить!», – и вздыхала. Она по профессии была актрисой. И наверное, знала, как выглядит любовь. Любовь ведь часто предоставляют на сцене. А мальчик был молчалив и скуп на выражение чувств.

В дом Зощенко приехал дядя Георгий, брат матери. Он умирал от чахотки; взрослые говорили, что жить ему осталось мало. Он умирает.

Маленький Мишенька зашел в комнату к дяде. И они стали играть в карты. Мишенька выиграл – игра была простая. И заметил, что дядя разволновался, разгорячился, обиделся даже. Хотя ничего этот тяжелобольной не говорил такого. Просто мальчик обладал чувствительной душой. Он понял. И стал проигрывать. Глупо себя вести, специально. Дядя развеселился, порозовел и хлопнул мальчика картами по лбу: мол, ты маленький дурачок! Вот и вся игра.

А через неделю больной умер. Игра кончилась вот так.


Никто не знает, как умеет любить другой человек. И что он чувствует. И милосердие видят только на картинах или на сцене. И любовь видят в исполнении актеров. А замкнутому сдержанному человеку бросают укор: «У тебя холодное сердце!»

Или хлопают картами по лбу, смеясь. Потому что выиграли! Потому что им дали выиграть, – так правильнее.

Никто не знает сердца сдержанного человека.





У Зощенко есть такой эпизод – стареющий профессор


вспоминает женщину, в которую был влюблен лет пятнадцать назад. Тогда пришлось расстаться, как-то обстоятельства сложились неудачно, жизнь развела, как говорится. А сейчас, на склоне дней, его вдруг потянуло к этой женщине. И он нашел ее в Петербурге, специально приехал и разыскал – тогда это непросто было.

Он увидел немолодую некрасивую даму с проседью. Она сидела за столом и пила чай из блюдца, с какой-то лепешкой. Увидев профессора, она захлебнулась и вскочила – она была поражена внезапной радостью, она бросилась к нему, – а он не знал, как поскорее уйти. Он ужаснулся и разочаровался…

Это потому, что он ее и прежде не любил. Не было у него настоящей любви, так, фантазия, не более. Потому что истинная любовь не исчезает при виде седин, изменившейся внешности или болезни. Сначала можно вздрогнуть от перемен, а потом вновь увидеть дорогое лицо сквозь оболочку. Какая разница, как человек одет, если мы его любим? Телесный облик – наш земной костюм. Он может износиться и истрепаться, но мы не его узнаем; мы узнаем того, кого любим. Хоть в рубище, хоть в лохмотьях.

Истинная любовь не пройдет при виде седины, морщин и некрасивого чайника с лепешкой на оловянной тарелке. При виде убогой комнаты и бедного платья. Если все это вызвало раздражение и отвращение – значит, не было любви. Без обид; не было – и все.

И когда кто-то бросает другого человека за то, что он постарел, подурнел, заболел, – это плохо и больно, конечно. Но самое плохое – значит, и прежде не было настоящей любви. Влюбленность была, эротическое влечение, интерес, – что угодно. Но любви точно не было. Потому что любовь не проходит, если костюм износится и пальто выйдет из моды. Или порвется. Не за костюм ведь любят!

Но иные люди любят именно костюм. Платье. Тело. И когда портится то, что они любили – они берут тайком свою шляпу, как этот профессор, и уходят тихонько.

Это очень грустно. Но если разлюбили за то, что стал некрасивым, больным и старым – значит, и не любили по-настоящему никогда.

Что ж. Пусть берегут свое платье как можно лучше. Вещи и тела изнашиваются, как их ни храни.

Вечны только душа и любовь. Истинная любовь не проходит из-за телесных перемен. А если прошла – значит, это была не любовь.





Кажется, что вещи – это ерунда какая-то


по сравнению с важными жизненными событиями и обстоятельствами. По сравнению с радостями и горестями жизни. Что про вещи особо говорить и вспоминать? Особенно про те, которые были куплены и изношены давным-давно. От них даже лоскутка не осталось! А ведь, чтобы купить эти тряпки или предметы быта, приходилось так много и трудно работать! Стоили ли они того, эти вещи-то? Они же превратились в прах. Есть масса других событий, о которых можно вспомнить. И вспоминаем, конечно.

Только вещи вспоминаются исключительно ярко. Одна немолодая дама вспомнила, как ей купили пальто в детстве. Можно было клетчатое купить, с кроличьим воротником-стойкой и с уродливым хлястиком. Оно было дешевле намного. Но папа заметил, что девочка с восхищением смотрит на коричневое пальтишко-клеш, отделанное песцом. Не просит, просто смотрит во все глаза. И купил ей это пальто. Хотя оно было очень-очень дорогое. Прошло шестьдесят лет. Шестьдесят! А пожилая дама про это пальто написала в комментариях. Она его отлично помнит. Нет, не в пальто дело. Она помнит радость! Любовь отца.

А другая дама вспомнила розовые туфельки с атласным верхом. Тетя привезла из ГДР. Это были восхитительные туфельки, туфли счастья! А другой тетеньке сорок лет назад мама купила шагающую куклу. Куклу можно было вести за руку, вот так! И дама подробно описала эту куклу; во всех деталях.

И выросший мальчик вспомнил про пистолетик-фонарик. Пластмассовый пистолетик, щелкнешь курком – загорается лампочка. Дорогая, редкая вещь, ему папа купил с получки, задорого, пять или десять рублей пятьдесят лет назад отдали за пистолетик. Не только игрушки вспоминали, конечно. Одной даме муж в молодости подарил серьги золотые. Он месяц разгружал вагоны, чтобы к ее дню рождения эти серьги купить. Совершенно ненужная роскошь, такой тяжелый труд! Ну зачем эти серьги? Ах, сколько радости они тогда принесли! И спустя несколько десятилетий женщина их бережно хранит. Они, эти серьги, спасли ее брак. Однажды она сильно поссорилась с мужем и решила уйти от него. Стала собирать вещи, увидела эти серьги – и расплакалась. И помирилась с мужем. А могла бы сгоряча разрушить семью!

Не в вещах дело, конечно. Дело в той радости, которую они принесли когда-то. В том счастье, которое они дали. В той любви, которая была выражена этим подарком. Шагающей куклой, часиками наручными, пистолетиком или серьгами. Туфельками или пальто…

Вещи не исчезают бесследно, они навсегда остаются в душе. И смягчают наше сердце даже просто воспоминанием о них. Мы становимся добрее и мягче. И тоже дарим тем, кого любим, хорошие вещи. Даже если можно купить что-то практичнее и дешевле. Или вовсе обойтись без ненужной роскоши.

Но лучше купить. Ваш ребенок и любимый человек на всю жизнь запомнит этот подарок. И спустя шестьдесят лет напишет о чудесной вещи, которую вы ему подарили. А помнить будет всегда. До последнего дня…





Одна женщина на день рождения


подарила подруге золотую цепочку. Истратила всю зарплату; она не так уж много зарабатывала. И вот, купила и подарила эту изящную тоненькую цепочку. Дело в женском коллективе быстро узналось; они с подругой работали на одном заводе. И все стали критиковать эту Олю, которая подарила такой дорогой подарок. Одна коллега даже подошла при всех и спросила: мол, а ты подумала, стоит ли золотом осыпать подругу? И дарить ей роскошные сокровища, а? Она-то тебе что дала, что подарила? Это прямо неприятно видеть – такую необдуманную расточительность! …на заводе простые разговоры и не больно-то дипломатичные речи…

А эта Оля кратко ответила: «Вареники дала».

Какие такие «вареники»? И надо ли за вареники из муки и ягод или творога дарить ювелирные украшения ценой в зарплату за нелегкий труд?

Оля пояснила: «Когда я лежала в больнице и помирала, кушать ничего не могла, мне подруга звонила и спрашивала: что я хочу покушать? Я просто так ляпнула про вареники с картошкой. Почему-то про них вспомнила я в туманном состоянии и в тошноте. А Галя приехала в мороз минус тридцать на двух трамваях и привезла мне кастрюльку с варениками. Налепила и привезла. И так несколько раз приезжала ко мне, выхаживала, сидела рядом и разговаривала со мной. Так что ничего вы не понимаете. Будь у меня царство либо миллиард долларов, и этого было бы мало для моей Гали – за вареники-то. А у меня только зарплата есть. Благодаря Гале. Потому как если бы не вареники, был бы у меня крест на кладбище, а не зарплата. Ясно вам?»

И все женщины задумались. Стали перебирать мысленно: а есть ли у них такая подруга с варениками?

Не в варениках дело. И не в цепочке золотой. А в союзе двух сердец, которым выпало счастье истинной дружбы. А проще сказать: как важно, чтобы ты был кому-то нужен. И ничего за это не жалко. За вареники.