Успеть до захода солнца

Почти каждый день она ездила верхом на работу вместе с ним, потом возвращалась домой. Если удавалось выкроить время, она приезжала домой и днем, чтобы бабушки могли немного отдохнуть от Элис.

– Мне она нравится. – Бодин неторопливо ехала рядом с Колленом, хотя мысленно уже прикидывала, что сделает на работе в первую очередь. – Каждый раз в какой-то степени что-то – или кто-то – проглядывает сквозь вуаль травмы. Ее любят собаки, а это хороший показатель.

– Собаки любят Элис?

– У них взаимная любовь. Когда она вяжет, они валяются или спят у ее ног. Как-то днем к нам заезжал шериф. Я как раз была дома. Он хорошо умеет с ней общаться.

– Он узнал что-нибудь еще?

– Выяснилось, что ей только исполнился двадцать один год, когда она поехала автостопом домой. Так что теперь он знает точнее, когда она лишилась свободы. Не знаю, что шериф может сделать и что найти, ведь прошло двадцать шесть лет, но, конечно, это полезные сведения. Элис захотела, чтобы я осталась с ней во время их разговора. Она радовалась – мы вроде как принимали у себя гостя. Она вяжет еще один шарф – для меня. Первый уже закончила. – Посмотрев на небо, Бодин произнесла: – У меня голова идет кругом от нее.

– Не преувеличивай. Она доверяет тебе, ты ей нравишься. Ей нравится Тейт. Она робеет при мне, когда я появляюсь у вас, но не боится меня.

– То же самое с папой и Чейзом – она робеет, но не пугается. И до сих пор отказывается выходить на улицу. Мол, там люди и все такое.

– Ей нужно больше времени.

– Я понимаю, пока еще рано. Но… Нам всем приходится быть очень осторожными, и это выматывает. Это помогает, но выматывает. В какие-то дни она сознает, что Рори не ее сын. Но иногда ведет себя как мама-медведица. Рори тяжело. Хотя он справляется с ситуацией лучше, чем можно было ожидать. Я часто забываю, что у него доброе сердце. Оно просто золотое.

– Хочешь узнать, что я думаю?

– Конечно, а то я все болтаю и болтаю.

– Вы всегда были дружными. Господи, я восхищался и завидовал вам всю жизнь. Эта ситуация заставила вас сплотиться еще сильнее. Думаю, Элис выглядывает оттуда, куда ее загнал тот мерзавец, поскольку тоже ощущает вашу сплоченность, она сидит в ее душе. Я сам знаю, каково это, когда тебе восемнадцать и ты зол на весь мир. Знаю лучше чем ты, – добавил он.

– Я была очень счастлива в моем мире.

– Тебе повезло. А еще я понимаю, каково это, когда ты хочешь вернуться домой, нуждаешься в этом. Никто мне не мешал это сделать, никто не украл у меня полжизни. Но все равно мне было трудно вернуться.

– Я никогда не думала об этом, – тихо сказала Бодин. – Никогда не догадывалась, что тебе было трудно вернуться. – Они неторопливо ехали, и она разглядывала его профиль. – А ведь могла бы.

– Никогда не знаешь, что изменилось, а что нет, сумеешь ли ты снова вписаться в среду. Это беспокоит всякий раз, когда ты уезжаешь и когда возвращаешься. И то, что Элис способна вязать шарфы и разговаривать без крика с Тейтом – с кем угодно, – вставать по утрам и ложиться в постель вечером, означает, что, какой бы она ни была в восемнадцать лет и во что бы ни старался превратить ее этот мерзавец, в ней течет чертовски много вашей крови. И это заметно.

Бодин ответила не сразу:

– А ты хочешь знать, что я думаю?

– Я слушаю твои рассуждения, значит, хочу.

– Пожалуй, я бы слегка свихнулась, если бы не выговаривалась тебе. Все, что мы говорим на ранчо, и, Господь свидетель, все, чего мы не говорим, всегда тщательно дозируется. Иначе нельзя. Мама и прабабушка беспокоятся за бабушку. Папа беспокоится за всех. Чейз уводит Рори из дома чаще, чем нужно, чтобы дать ему передышку.

– Ты делаешь то же самое.

– Да, просто мы не говорим об этом много. Это невозможно. И я готова поспорить, что я не единственная, кто видит в тебе опору.

– Я устойчивый парень.

– Это точно.

Поерзав в седле, он смерил Бодин долгим взглядом.

– Так что не думай, что тебе нужно менять направление и сворачивать со своего пути. Мы уже едем по земле, которая могла быть моей, если бы обстоятельства сложились иначе. Но не сложились. И земля уже не моя.

– Мне жаль. – Она остановила лошадь, понимая, что ей не стоит удивляться, ведь он увидел, как она свернула в сторону от его старого дома. – Тогда это мне казалось хорошей идеей. Теперь уже не кажется.

Он знал эту землю как свои пять пальцев. Сейчас ему было достаточно, что он сидит на лошади и просто смотрит на нее.

– Мы подписали бумаги, и земля теперь ваша. Вашей семьи. Я не жалею об этом.

– У меня бы сердце разорвалось, если бы нам пришлось продать нашу землю.

Как ни странно, он подумал, что его сердце тоже бы не выдержало, если бы это когда-нибудь случилось.

– У меня все не так, по крайней мере, в отношении этой земли. И даже не знаю, было ли прежде иначе. Когда-то я захотел самостоятельности и получил ее. – Пожав плечами, он улыбнулся. – В Калифорнии у меня нормально шли дела. Ты не проявила вежливости – не спросила меня об этом.

– Это было не только невежливо, но даже грубо. Я бываю грубой, – добавила Бодин. – А что значит для тебя «нормально?

– Достаточно хорошо, чтобы не продавать землю. Я мог бы сохранить ее за собой и выплатить матери и сестре их доли. Купил бы скот, и у меня было бы приличное ранчо.

Может, дела у его семьи обстояли гораздо лучше, чем она думала, и, может, это открывало ей Коллена с другой стороны, о которой она не подозревала. Она ценила хорошую смекалку в бизнесе и умение обеспечить финансовую безопасность.

– Но ты не сделал этого.


– Нет. Потому что не хотел. Я был не прочь заняться собственным бизнесом и неплохо преуспел в нем.

– Что ты имеешь в виду под собственным бизнесом?

Он понял, куда она направлялась, и поскакал вперед.

– В Калифорнии я нашел партнера, и мы основали свою конную базу. Дела шли неплохо. Когда я решил вернуться сюда, он выкупил мою долю. Но я не против того, чтобы работать на кого-то. Так что нынешнее положение меня устраивает.

Эта новость стала для Бодин неожиданностью.

– Не знала, что ты начал свой бизнес, – я думала, ты просто работал на кого-то.

– Мне хотелось попробовать себя в этом. – Как все просто, подумал он сейчас. Тогда он хотел испытать себя, почувствовать, что это такое. – Некоторое время мне было интересно. Но тебе это больше подходит, насколько я вижу. Мне очень нравятся женщины, которые знают, как вести дела, и я часто думаю об одной из них, которая все откладывает и приезжает средь бела дня на час домой, потому что для нее семья важнее всего.

– Ой, Коллен Скиннер! – Широко раскрыв глаза, она прижала ладонь к сердцу. – Ты смущаешь меня. Я даже покраснела.

– Не может быть.

Впереди он видел дом, одноэтажный, в форме кочерги. Пустые загоны, заросший травой двор, покосившийся птичник. Пустой амбар с выцветшими стенами, серыми с красными полосами, в котором повесился его отец.

Кое-где среди травы уже виднелись цветы. Вдалеке синели и зеленели горы в снежных шапках.

– Почему у тебя появилась мысль приехать сюда? – спросил он.

– Мы до сих пор решаем, что делать. Есть разные варианты. Первый – присоединить землю к ранчо или комплексу. Я склоняюсь – удивительное дело – ко второму.

– Я в шоке, настолько это неожиданно, – усмехнулся он.

– Чейз колеблется, и это удивляет меня. Хотя я думаю, он просто выжидает, желая узнать твое мнение.

– Это не моя земля.

– Заткнись. В общем, Рори за меня. Мама сейчас слишком занята другим, чтобы ясно мыслить, а папа – за ранчо, но не настаивает на этом. Бабушек мы пока не спрашивали, но спросим.

– Ясно.

– Короче, мнения есть разные, но сейчас стрелки весов качнулись в сторону комплекса, вот я и говорю тебе б этом. Мы можем отремонтировать дом, хозяйственные постройки и сдавать их под мини-ранчо желающим: семьям, группам, корпорациям. Можем просто снести все подчистую и возвести новые. Либо под то же мини-ранчо, либо построим комфортабельные домики с кухней в центре и общей площадкой, как мы сделали в нашем кемпинге. Приведем животных, организуем занятия для младших групп. Будем учить ухаживать за лошадьми, коровами, курами. Вариантов много.

– Но ты наверняка уже что-то для себя выбрала. Что?

Она покачала головой:

– Они все перспективные, все хорошие, все выполнимые и обещают неплохой доход. Я спрашиваю, что ты думаешь об этом.

– Я уже сказал, что меня все устраивает. Это не моя земля, чтобы что-то говорить.

Она недовольно фыркнула и спрыгнула на землю.

– Ой, Скиннер, слезай с лошади. – Бодин отвела Лео к загону и привязала. – Ты вырос в этом доме. Ты обрабатывал землю, растил лошадей и скот. У тебя не может не быть своего мнения. Ты же не бесчувственный чурбан.

Он слез и мысленно сказал себе, что она загнала его в угол.

– По-моему, тебе хочется считать меня сентиментальным. Но на самом деле меня это не слишком волнует.

– Чушь собачья. Просто чушь собачья. Я прошу тебя, чтобы ты сказал мне прямо здесь и сейчас. Сносить все: дом, амбар и прочее – или сделать ремонт. Вот так. Скажи мне. – Сердясь больше, чем ей бы хотелось, она стукнула его кулаком в грудь. – Скажи мне, чего бы ты хотел.

Разжав кулак, она положила ладонь ему на сердце. Он мог поклясться, что ее рука обжигала его, словно летнее солнце в зените. Как и ее глаза, впившиеся в него.

– Сносите все. Я…

– Ладно.

– Бодин…

– Ладно, – повторила она. – Это все, что мне было нужно. Вопрос закрыт.

Он схватил ее за руку, прежде чем она успела отойти. Их злость испарилась, как только она погладила его по щеке другой рукой.

– Мне важно, Коллен, что ты чувствуешь. Не только мне, конечно, но мне уж точно. Ты часто высказываешь свое мнение, и оно всегда разумное. Почему же сейчас нам не учесть то, чего хочешь ты?

– Земля не моя.

– Она была твоей.

– Могла быть, но не стала. Если бы я мог вернуться, не имея иного выбора, только сюда, на эту землю, в этот дом, то не сделал бы этого. Не тут мои корни. То, что держало меня тут, было таким непрочным, что разорвать эту связь не составило труда.