Вечная ночь

– Не понимаю, тебе мало, что ли? Так бы сразу и сказал. Что ты все крутишь?

Официантка принесла кофе и булочки для Зацепы, еще один сок для Гроша. Когда она отошла, Грош заговорил, медленно и так тихо, что Зацепе пришлось перегнуться к нему через стол:

– Ты сказал, Коля, что случайно переспал с девушкой, которая оказалась малолеткой. На тебя нашло затмение. Ты никогда раньше не изменял своей жене и никакой патологической тяги к маленьким девочкам не испытываешь. Но тебе страшно не повезло. Она, эта малолетка, буквально силой затащила тебя, бедного, в койку в какой-то чужой квартире, а потом оказалось, что она снимается в детском порно, и ее хозяин стал тебя шантажировать. Так? Я ничего не упустил?

Зацепа молча кивнул и принялся размешивать сахар в чашке.

– А скажи, пожалуйста, Коля, чего ради ты второй год подряд снимаешь квартиру на Профсоюзной?

– Откуда ты знаешь?

– Ну привет! – Грош противно, визгливо рассмеялся. – Я же сам тебе это устроил. Да-а, Коля, совсем плохи твои дела!

Зацепа взмок. Он вспомнил, что именно Грош познакомил его с хозяйкой квартиры в доме напротив спортивного центра. Он не рискнул обращаться ни к кому другому и тем более искать квартиру через Интернет или газеты. Грош, как сейчас, так и тогда, казался ему самым надежным человеком, может, даже единственным из его знакомых, кто умеет держать язык за зубами.

Что же получается? Грош ведет двойную игру? Он сам поставил там скрытую камеру? Он давно знаком с этим Марком? Они в сговоре и вместе раскачивают его, Зацепу? Вон, как он смотрит в глаза, не моргая, будто прямо в душу хочет влезть. А там, в душе, между прочим, все еще живой, корчится и стонет Кастрони.

– Вспоминай, Коля, как ты мог наследить? Что ты ей дарил? Где ты с ней появлялся? Кому она могла рассказать о тебе? Ну давай, Зацепа! Она знала твое настоящее имя?

– Нет, – выдохнул Николай Николаевич, – почему ты сказал – «знала»?

– Потом объясню. Скажи, ты что, встречался с ней два года и только сейчас выяснил, что она проститутка и снимается в порно?

– Она не проститутка! – вскрикнул Кастрони. – Как ты смеешь?!

Грош рассмеялся. Смех у него был высокий, почти женский. Воспользовавшись паузой, Зацепа дал Кастрони по башке кулаком и заставил заткнуться.

– Мои люди ждут звонка, – сказал Грош. – От того, что ты сейчас скажешь, зависит, как они станут действовать дальше. Я должен понять, можно тебя отмазать или нет. Учти, времени совсем мало. Решение надо принимать сейчас, сию минуту.

– Что значит – отмазать? Что ты хочешь от меня услышать?

– Правду, Коля. Только правду. Ты что, серьезно ни о чем не догадывался?

– Нет. Пока она сама не рассказала, я не мог себе представить!

– Ну ты даешь! Что, нельзя было заранее подстраховаться? Почему ты сразу мне не сказал, не объяснил, зачем тебе понадобилась эта хата на Профсоюзной и чем ты там намерен заниматься? Я бы проверил девчонку и предложил бы тебе другие варианты, более разумные, безопасные. Я же представить не мог, что ты – один из нас. Когда ты снял квартиру, я думал, у тебя нормальная взрослая любовница.

– Подожди, – Зацепа поморщился и замотал головой, – я не понял, что ты имеешь в виду? Из кого – из вас?

– Коля, возьми себя в руки, – Грош тяжело вздохнул, – все ты прекрасно понял. Если тебя тянет к малышам, к девочкам или мальчикам, это нормально. Ты не один такой. Просто не надо терять голову, распускать сопли, становиться сентиментальным и выдумывать высокие чувства там, где происходит обычная сделка. А ты подставился. И косвенно подставил всех нас. Ладно. Об этом после. Значит, ты ей своего настоящего имени не называл? Ну давай, подробней.

– Она думает, что я итальянец. Я никогда не говорил с ней по-русски.

– Так. Молодец. Отлично. Где вы бывали вместе?

– В ресторанах. В бутиках. В Серебряный Бор ездили, на пляж. Один раз были в ночном клубе.

– Хорошо. Ты знал, что она дочь Качалова?

– Да.

– И это тебя не насторожило, не остановило? Ну? Что молчишь? Или ты считал, что у тебя с этой малышкой настоящая взаимная любовь, чистые возвышенные отношения? Кстати, твой итальянский псевдоним случайно не Ромео? Это было бы здорово.

– Николо Кастрони, – взвизгнуло внутреннее нечто, на мгновение опомнившись.

– Как? – Грош захохотал. – Вот класс! Слушай, Коля, у тебя, оказывается, неплохое чувство юмора. «Кастрони» – это ведь лучший магазин деликатесов в Риме. И малышка тебе верила?

– Да… кажется, да. Я не понимаю, Мотя. Прости, я не понимаю, что происходит? К чему все эти вопросы?

– Потерпи еще немного. Скоро объясню. Вспоминай, что ты ей дарил?

– Ничего. То есть я покупал ей одежду, давал деньги.

У Зацепы кружилась голова. Он так и не притронулся ни к кофе, ни к булочкам. Сердце его прыгало и дергалось. Там, в сердце, в раскаленном мышечном мешке, бился в судорогах Кастрони.

– Значит, ты уверен, что никак не наследил за эти два года?

– Не знаю. Я, собственно, потому и обратился к тебе, Мотя, чтобы ты это проверил.

Грош помолчал, наконец произнес:

– Ну, ладно. Я постараюсь довести свою работу до конца. – Он взял мобильник, набрал номер, проворчал: – Черт, они там что, уснули? Да! Ну? Понятно. Молодец. Ты все сделала правильно. Паспорт держи пока у себя, выясни, что там, по адресу прописки… Правда, что ли? Двадцать два года? Интересно… Ладно, я сам подъеду, поговорю с ней. Когда? Через час-полтора. У меня еще дела.


– С кем – с ней? – спросил Зацепа, когда Грош убрал телефон.

– С девкой, которая в квартире. – Грош встал, вытащил бумажник, бросил на стол несколько купюр. – Все, Коля, прости, мне пора.

– Подожди, кому двадцать два года? Они сказали, ей на вид не больше четырнадцати.

– Так это на вид. – Грош криво ухмыльнулся.

– Погоди, Мотя, а с ним, с этим ублюдком, что вы собираетесь делать?

– А что бы ты хотел, Коля? Чего бы ты ему пожелал, нашему гордому одинокому другу? Долгих лет жизни? Ладно, все, давай, я позвоню.

Он направился к выходу, но вдруг остановился, оглянулся, несколько секунд странно смотрел на Зацепу. Потом открыл портфель, достал небольшой конверт из плотной бумаги, вернулся и положил на стол перед Николаем Николаевичем.

– Открой и посмотри потом. Но не сейчас, не здесь.

– Что это?

– Я сказал, потом, и желательно, чтобы рядом никого не было. Как только посмотришь, звони. Ты понял?

Грош быстро вышел. Конверт был заклеен. Зацепа хотел надорвать, но подошла официантка.





Глава двадцать пятая




Марк сидел в коридоре на банкетке. Мимо плыли тени, бормотали, хныкали. Воняло нестерпимо. Было тоскливо и душно. К больным приходили родственники. Женщины с пакетами с едой и чистым бельем. Только женщины, ни одного мужчины. Марк вдруг подумал, что в женских отделениях посетителей должно быть значительно меньше, и тоже в основном женщины. Матери, дочери, сестры.

Комнатой свиданий между завтраком и обедом служила столовая. В открытую дверь без конца заглядывали те, к кому никто не пришел. Дежурная сестра лениво гнала их от двери, но некоторым удавалось проскользнуть внутрь и выходили они обязательно с добычей, с конфеткой, с апельсиновой долькой.

Марк не особенно испугался, когда доктор сказала про «укол правды». Что-то он слышал о таких штуках, где-то читал. Амитал-кофеиновое растормаживание. Под воздействием препарата человек на некоторое время теряет контроль над собой, окружающие кажутся лучшими друзьями, благожелательными, милыми, хочется говорить, говорить. Ну что ж, больной по прозвищу Карусельщик готов болтать сколько угодно. Он потопит их в бредовом трепе.

Их проблема в том, что слишком маленькая доза растормаживает недостаточно, а слишком большая вызывает обморочный сон. Найти оптимальный вариант сложно, даже опытные специалисты ошибаются. Да и вообще, вряд ли дело дойдет до укола.

Здесь сумасшедший дом, не только в прямом, но и в переносном смысле. Врачей, медсестер, санитаров явно не хватает, зарплаты маленькие, работать никому неохота, всем все по фигу, и пока фрау доктор вспомнит о нем, о неизвестном больном, которого считает здоровым, он просто смотается отсюда, и все дела.

«Да, пожалуй, пора сматываться, – думал он, с тоской оглядывая облезлые стены гнусного цвета хаки, психов в пижамах, – я больше не могу. Пошутили, и хватит. Надо уходить. Но как? Сказать, что я все вспомнил, выздоровел? Отпустите меня домой, фрау доктор. Спасибо за гостеприимство. Да, пожалуй, других вариантов нет. Уйти по-тихому вряд ли получится. Одежда заперта в кладовке. Нет ни денег, ни телефона. Нет даже ключей ни от одной из квартир. В любом случае сначала надо связаться с Икой, узнать, что там, во внешнем мире, происходит. Вдруг они все-таки выследили одну из квартир? Будет глупо, если я высунусь отсюда, а они меня сразу сцапают, и все мои страдания окажутся напрасными».

В коридоре появилась пара посетителей. Крупная сочная блондинка в короткой кожаной юбке, в сапогах со стразами. Высоченные тонкие шпильки цокали по плитке. Позади семенил бесцветный мужичок в скучном костюме, в галстуке, с кейсом. В блондинке Марк узнал Наташку, жену старика Никонова, она была в точности как на цветной фотографии, даже еще привлекательней.

Из своего кабинета появилась фрау доктор, увидела Наташку и направилась к ней.

– Здравствуйте, Ольга Юрьевна! – Наташка растянула губы в сладкой улыбке. – А мы к вам. Это вот нотариус, мы с вами договаривались, насчет завещания, помните?

– Здравствуйте, Наталья Ивановна. К сожалению, сегодня ничего не получится. Павлу Андреевичу стало хуже.

Улыбка на лице Наташки превратилась в гримасу. Нотариус почему-то вжал голову в плечи, словно опасался, что его сейчас ударят.

– Что случилось? – спросила Наташка.

– Ему стало хуже, – повторила доктор и взглянула на Марка.

Она только что его заметила. Он ей подмигнул.

– То есть вы хотите сказать, что Павел Андреевич на данный момент недееспособен? – встрял нотариус.

– Да. Вам лучше прийти через неделю. Извините, мне пора.

– Минуточку, – прошипела Наташка и преградила ей путь, – вы же говорили, он дееспособен, и даже собирались выписывать его.

Больные потихоньку стали собираться вокруг. Всем было интересно.

– Меня, меня выпишите! Я хочу домой! – крикнул тощий, маленький, лет сорока мужчинка в казенной пижаме. Марк знал, что в казенное одевали только тех, кого никто никогда не навещал.

– Ты, квазиморда, куда тебя выписывать? – Дородный старик в хорошем спортивном костюме хлопнул маленького по плечу. – У тебя никакого дома нет, ты бомж, квазиморда, тебя на Курском вокзале нашли.

– Как это нет дома? Есть! Мама, скажи ему!

– Нет! Нет! Бомж! – Дородный захихикал и вместе с ним несколько других больных. Маленький вцепился в рукав доктора.