Вейн

Судья поморщился и замолчал. Потом недовольно кивнул.

— Ваше право. Суд Света состоится на рассвете.

Ночь Вейн провела в своей темнице. Как приговоренной к смерти, ей даже принесли почти человеческий ужин, с мясом и ломтем хлеба. Последняя радость в земной жизни. Она медленно поела, а потом устроилась на тюфяке, обхватив колени руками.

Завтра все закончится.

Ее жизнь закончится. Как глупо… и страшно. Интересно, это больно — умирать? Снова и снова вспоминалось, как бородатый мужчина отлетел к стене, а потом затих… Дожив до девятнадцати лет, Вейн ни разу не видела человеческую смерть. Слышала, конечно, но близко не сталкивалась. Единственный раз тогда, в Храме Света, когда судили убийцу. Завтра она окажется на его месте. И да… это страшно.

Вейн провалилась в тяжелый сон, словно в омут, а уже через пару часов ее разбудил стражник.

Всю дорогу до храма Вейн жадно рассматривала окрестности сквозь решетки на окнах. В Далькотт пришла весна. Пахло первыми клейкими листочками и пролесками. Снег почти сошел, оголив черную землю с тонкими травинками, жадно тянущимися к солнцу. Один раз мелькнул на скале замок, и Вейн вцепилась руками в решетки, чтобы не закричать в голос.

— Руки убери, — лениво процедил ехавший верхом за экипажем стражник и щелкнул кнутом по решетке.

Узница торопливо отодвинулась.

В Храме Света, как всегда, было многолюдно. Вейн подавила в себе усмешку, вспомнив, как мечтала идти по этому проходу обрученной, в красном платье. Не обрученная она. Обреченная… И в конце пути ее ждет не жених с любовью во взгляде, а удар о стену, что сломает ей шею. А дальше смерть.

Она вскинула голову, глядя прямо перед собой.

Люди расступались, давая дорогу ей и стражникам. Отовсюду слышалось:

— Убийца…

— Развратница…

— Тварь…

— Убила нашего господина… благодетеля…

— Еще и прощения захотела…

— Виры все видят…

Ни одного доброго взгляда, ни единого милосердного слова. Только презрение и ненависть. Вейн надеялась, что среди всей этой огромной толпы, среди моря людских лиц, найдется все же несколько или хотя бы один человек, что не злобствует, а сочувствует ей. И желает милосердия. Но зло всегда громогласно, а добро молчаливо… И если здесь и был такой человек, он промолчал.

Когда Вейн поднялась на помост, она увидела родные лица и вздрогнула. Родители. Люси… Леран. Наставница… Они все были здесь и смотрели на нее. Конечно, ведь сегодня день Вир.

Вейн непроизвольно подалась к ним и поняла, что не может пошевелиться. Наверное, это была какая-то магия, сковывающая ее по рукам и ногам, заставляющая стоять прямо. Даже звуки доносились до нее приглушенно, словно сквозь пыльную портьеру. Огромное людское море сузилось для девушки до нескольких лиц. Она смотрела на них, не отрываясь, пытаясь взглядом сказать, как она их любит, как хочет очистить свое имя ради их спокойствия, как ей жаль… как невыносимо жаль.

И не сразу осознала, что на лицах родных не видит ни поддержки, ни милосердия. Только ужас. Презрение. Стыд. Они стыдились ее и боялись запачкаться в грязи ее позора. Они хотели отгородиться от непутевой дочери, забыть о ее существовании, вычеркнуть из своей жизни навсегда. Они уже сделали это, не появившись в зале суда. А сюда пришли, не ожидая встретить здесь Вейн.

Да, она всегда была слишком резкой, порывистой, упрямой, не умела улыбаться, как очаровательная Люси, не терпела несправедливости, не умела прощать… Но разве не старалась стать хорошей дочерью? Разве не заслужила хотя бы доброго взгляда?

Жрицы уже пели, но Вейн их почти не слышала. Ее снова охватило оцепенение. Она смотрела на свет, льющийся через прекрасные витражные окна. На белые стены храма. На нарядные одежды и украшения. И только сейчас позволила себе подумать о Нем. Эти мысли она гнала от себя все время, пока сидела в темнице. Пока слушала судью и зубоскальство стражников. Пока шла по проходу храма. И только сейчас разрешила себе. Потому что эти мысли были больнее даже страха за собственную судьбу.

— Камень Познания! — возвестила верховная жрица.

Четыре юные девы пронесли осколок на полотне и возложили на алтарь. Вейн вздохнула. Она уже не видела ни чужих лиц, ни родных. Только лицо Ксандра. В своих мыслях, в своем воображении. И он ей улыбался.

— Прости… — прошептала она и сделала шаг.

Магия, что сковывала ее, мешала, не пускала к камню, причиняла боль. Ей казалось, воздух уплотнился настолько, что напоминает каменную стену, сквозь которую она пытается пройти, сдирая кожу.

Шаг. Еще один.

Квадраты света, тихая мелодия из музыкальной шкатулки. Прикосновение теплых губ к кончикам пальцев. Обжигающая страсть и нежность… До самого нутра, до самой глубины.

Шаг.

Она протянула руку и коснулась осколка с благодарностью. Нет, умирать не страшно.

Пальцы кольнуло, и белый свет вспыхнул на кончиках, а потом охватил всю девушку. Сияние из белого превратилось в красное, словно ослепительное зарево пожара, а потом вошло в сердце раскаленной иглой, останавливая его.

И все застыло. Замерли люди, превратившись в восковые статуи. Завис голубь, пролетающий под куполом храма. Остановились в воздухе капли воды, так и не коснувшись поверхности ритуальной чаши.

По проходу шла женщина, и была она столь прекрасна, что Вейн невольно улыбнулась. Так лучезарна может быть только небесная вира. Точеная фигура в сияющих одеждах, золотые косы лежат короной вокруг головы, огромные глаза… Вира подошла ближе, заглянула девушке в лицо, и та вздрогнула, понимая. У красавицы в глазах плескалась Бездна, черная и притягательная, бесконечная смертельная темнота. Она и была ею — Тьмой.

— Что ты можешь предложить за право жить в моем мире, Вейн? — тягуче и чуть насмешливо спросила женщина.

— Ничего, — с трудом выдохнула девушка. — У меня ничего нет. А даже если бы и было, я не хочу жить в вашем мире.


Красавица помолчала, задумчиво рассматривая ее.

— Почему же?

— Потому что не хочу быть проклятой Перерожденной.

— Разве это пугает тебя? — красавица улыбалась все так же безмятежно. — Разве ты боишься… темноты? И разве те, в ком тьмы нет, стоят на этом помосте?

Девушка опустила голову.

— У тебя есть очень многое, Вейн, — медленно произнесла Тьма и рассмеялась. — Я принимаю тебя. И даже одарю своими дарами, — она приблизилась, будто и не шагнула вовсе, а скользнула, не касаясь пола. Дотронулась до лба и рук осужденной. Улыбнулась. Но от этой улыбки Вейн пронзила дрожь ужаса: — А плату я возьму позже…

Тело девушки выгнулось от боли. Она закричала, не осознавая, что не издает ни звука. Но боль исчезла почти мгновенно, а Вейн поняла, что все еще стоит на помосте в храме, а на лицах людей презрение сменяется ненавистью. Время снова начало свой бег, и реальность вернулась. Перо голубя, кружась, опустилось перед ней на помост, и Вейн проводила его взглядом. Боль в сердце успокоилась, лишь запястья горели, словно там остались ожоги. Вейн с трудом подняла руки и недоуменно посмотрела на синие символы, что появились на обеих руках — перечеркнутая спираль.

— Суд света свершился, — даже верховная жрица не смогла скрыть своего отвращения. — Эта душа так темна, что виры не простили ее и не пожелали принять в свое царство. Отныне Вейнитта Брайнс проклята и забыта, ее душа принадлежит Тьме, а тело изгоняется за Излом. Навеки.

К ней скользнула темная фигура Перерожденного — проводника в Темный мир. И проваливаясь в темноту, Вейн успела уловить слова проклятия и увидеть глаза Лерана, который смотрел на нее с ужасом и звериной тоской.





ЧАСТЬ 2

ТЕМНЫЙ МИР





Вейн очнулась и осторожно открыла глаза. Первое, что успела понять: она лежит на земле, на подтаявшем снегу, и ей жутко холодно. Девушка села и осмотрелась. Вокруг клочьями висел туман, вдалеке чернел лес.

Она поднялась, потопталась на месте, раздумывая, что делать дальше. Но ничего дельного в голову не пришло. И еще Вейн удивилась, что ей холодно и хочется есть. Разве мертвые должны испытывать такие чувства? Она ведь теперь нежить, мертвая, Перерожденная…

Девушка подняла руки и посмотрела на свои ладони. Грязные, с обломанными ногтями. И есть хочется все сильнее. Да и мертвой она себя не ощущала, как ни странно. Все чувства такие же, как при жизни, даже еще острее.

Она осмотрелась. Туман. Везде клочья серого тумана, сквозь который почти не проникает солнечный свет, словно время застыло в бесконечном сумраке.

На один миг налетел откуда-то холодный ветер, развеяв призрачную хмурь. Вейн ахнула. Она находилась у края самого страшного места на земле. Буквально в десяти шагах от нее зигзагом разверзлась земля, образуя Излом, разделяя мир. Бесконечный провал, страшная бездна, из которого вышло зло. И продолжает выходить…

Словно зачарованная, Вейн подошла к этой страшной и манящей пропасти. Несколько шагов, и она у края. Вейн застыла, напряженно всматриваясь в Бездну, не зная, что хочет в ней разглядеть. Но в пропасти было темно, лишь серыми клоками белел все тот же туман.

Интересно, как глубока эта бездна?

Словно очнувшись, Вейн отпрянула от края, отвернулась и быстро пошла в сторону темнеющего леса. Какой-то бесконечный миг, находясь у самого обрыва, она хотела прыгнуть, чтобы узнать, есть ли у Излома дно.





* * *


Вейн шла быстро, надеясь хоть так согреться и недоумевая, почему ее тело, умершее там, в Храме Света, так отчаянно мерзнет. И еще ее удивлял окружающий пейзаж. Конечно, она мало где бывала и видела только родной Талар да Далькотт, но все равно то, что ее окружало сейчас, выглядело странно. Чем дальше от Излома она уходила, тем меньше становилось снега. А потом его и вовсе не стало, словно она перешла какую-то невидимую черту и из снежной зимы ступила в осень. Здесь землю устилали прелые, с примесью тлена, листья, пахло мхом и болотом. Но было теплее, чем около бездны. А под деревьями клубился то ли туман, то ли пар, Вейн не разобрала.

Немного согревшись от быстрой ходьбы, она осмотрелась. Куда идти и что искать в мертвых землях, Вейн не знала. Она старалась не задумываться, не вспоминать и даже не чувствовать, потому что любая мысль грозила обернуться новым потоком слез. Одно только понимание, что она идет по Мертвой Земле, населенной Перерожденными, повергало ее в ужас. Правда, пока никого из местных она не видела. А уже через пару часов Вейн начала думать, что было бы неплохо встретить хоть кого-нибудь, кому можно задать вопросы. Пусть и перерожденного.

Вокруг девушки все так же темнел чахлый редкий лес, с покореженными осинами и низкими сосенками, облепленными туманом. К нему Вейн уже тоже успела привыкнуть, даже перестала вздрагивать, когда он проплывал мимо, словно призрак. И по-прежнему никаких признаков жилья или людей. Или Темных.

Вейн шла, пока не почувствовала, что силы иссякли. Они просто закончились, и ни единого шага она больше сделать не сможет. Девушка села на мох, подтянув ноги и обхватив их руками. Раздраженно подумала, что могли бы и плащ какой-нибудь выдавать, а заодно и карту местности, раз уж сама Тьма выбрала ее.

— Никакой заботы об избранниках, — пробормотала она себе под нос. В животе заурчало. Значит, и чувство голода Тьма тоже не отменяет. Это грустно.

Противный туман плавал рядом, задевал холодными кусками белесого нечто, и Вейн отмахивалась от него, как от назойливых мух.

— Есть тут кто-нибудь? — пробормотала она.

В странном лесу было по-прежнему тихо. Ни птичьих трелей, ни шороха звериной поступи, ни шуршания белок в раскидистых лапах ели. Тишина. Мертвая.

Вейн передернула плечами. На нее накатила слабость, охватило оцепенение. Ни двигаться, ни даже думать сил не осталось. Вейн не заметила, как ее глаза сами собой закрылись…

«Посижу немножко и пойду дальше…» — подумала она, погружаясь в дрему.

…Яркий солнечный свет льется сквозь витражные окна. Как удивительно, но в Храме Света пусто. Где же все люди? Вейн идет по проходу, прислушиваясь к гулкому эху шагов. А впрочем, какая разница? Она поднимает глаза и видит впереди Его. Своего нареченного. Своего единственного. Любимого. Александра. Она спешит к нему, торопясь как можно скорее оказаться рядом. И он подхватывает на руки, целуетв шею, щеки, губы… но почему-то ей холодно. А Ксандр все целует, и ей становится все хуже от его поцелуев…