Вот это сноб!

От жалости к нему у меня заныло сердце.

Потом я полежала молча несколько минут, давая ему время прийти в себя. По-прежнему не поворачиваясь к нему лицом, я наконец заговорила:

– Ты в порядке?

Грэм обнял меня сзади и поцеловал в плечо.

– Все хорошо. Прости за этот разговор. Она позвонила, чтобы договориться о тесте ДНК.

Я повернулась к нему лицом:

– Она все еще тебя любит.

Грэм опустил глаза:

– Я не уверен, что Женевьева способна на любовь.

– Она красавица.

– С тобой ей не сравниться.

– Она умная.

– Зато я хитрожопый.

Я не могла не улыбнуться. Потом я подумала о других параметрах, по которым Женевьева меня превосходила.

– Она была твоей невестой.

– Без обязательств кольцо в знак помолвки – это всего лишь ювелирное украшение.

Я сама не понимала, кто заставляет меня все это у него выспрашивать. Живущая во мне мазохистка, вероятно.

– Ты встал на одно колено и сделал ей предложение?

– Сорайя…

– Мне нужно знать.

– Зачем?

– Понятия не имею. Просто нужно, и всё.

– На самом деле я ничего подобного не делал. Это была, скорее, деловая сделка, чем что-то романтическое. Я отвел ее к Тиффани, и она сама выбрала кольцо.

– О!

– Когда мы расстались, Мими не слишком удивилась. Однажды за ленчем она спросила меня, почему я не отдал Женевьеве ее помолвочное кольцо. Честно говоря, мне это даже в голову не пришло. Когда мне исполнился двадцать один год, бабушка вручила мне свое помолвочное кольцо и сказала, что оно принадлежит той, кому я, в конце концов, отдам свое сердце. Кольцо моей бабушки было скромным и простым. Только когда наши отношения закончились и Мими указала мне на очевидное, я понял значение произошедшего. Я заранее знал, что, выбирая между простым кольцом, много значившим для меня, и броским «булыжником», Женевьева предпочла бы «булыжник». Но я не задумался над тем, что это многое говорило о том, какова она есть.

– Вау. Она просто сучка.

Грэм расхохотался. Мне было приятно это слышать.

– Вот что я люблю в тебе, Сорайя. Ты умеешь называть вещи своими именами. Первый раз, когда ты это продемонстрировала, я был зол как собака, но возбудился как черт.

Я обняла его руками за шею и насмешливо улыбнулась.

– Ты Высокомерный мистер Костюм, который даже не помнит имени своей секретарши.

Грэм поморщился, но быстро включился в игру. Его губы коснулись моей шеи.

– Продолжай.

– Бо́льшую часть времени ты даже не замечаешь людей вокруг тебя.

– Да неужели? – Его голос звучал хрипло, а губы покусывали кожу по направлению к уху.

– Ты считаешь, что женщины должны раздвигать перед тобой ноги только из-за твоей внешности.

Его руки заскользили вниз по моему телу, остановившись на моем обнаженном бедре. Он заговорил прямо мне в ухо, пытаясь раздвинуть мне ноги.

– Раздвинь для меня ноги, Сорайя.


Я постаралась этого не сделать. Правда постаралась. Но этот голос…

– Раздвинь для меня ноги, Сорайя. Я хочу услышать, как ты прошепчешь мое имя.

– Ты так уверен, что я…

Он сдвинулся по постели вниз, его плечи оказались у меня между ног. Я была уже влажная, и его теплое дыхание там отозвалось огнем в моем теле. Я быстро раздвинула ноги.





* * *


К середине дня вся уверенность в наших отношениях, появившаяся у меня утром, уже начала таять. После ленча Ида отправила меня выполнять ее поручения. В очереди в банке передо мной стояли мужчина и его дочь. Девочка, вероятно, была одного возраста с Хлоей. Когда я ехала в типографию, в вагоне наискосок от меня сидела пара. Их дочка держалась за столб и вращалась вокруг него. Скорее всего, этот момент был ничем не примечательным для них, но я увидела счастливую семью. Куда бы я ни смотрела, я всюду видела напоминания.

Выполнив последнее на этот день поручение, я стояла на платформе и ждала, когда подойдет мой поезд в южном направлении. С другой стороны платформы остановился поезд номер семь, идущий в северном направлении. Слово рядом с цифрой в кружке привлекло мое внимание. Квинс. Не раздумывая, я вскочила в вагон в тот момент, когда двери уже закрывались.

«Какого черта я вытворяю?» Я не видела его восемь лет. Я не знала наверняка, он мог давно не жить в Квинсе. Когда я вышла на станции «Шестьдесят первая улица», у платформы остановился поезд в противоположном направлении. Покосившись на него, я подумала, не вернуться ли туда, откуда я только что приехала. Я так долго это обдумывала, что, в конце концов, людям пришлось обходить меня, а я застыла на месте, глядя, как поезд трогается.

Его дом был всего в восьми кварталах от станции. Я прошла почти три квартала, когда зажужжал мой телефон и на экране замигало имя Грэма. Мой палец застыл над иконкой «Отклонить», потом я вспомнила, что сказала ему накануне вечером. Я пообещала быть с ним рядом и больше не избегать него.

– Привет.

– Привет, красотка. Как прошел твой день?

Я стояла на перекрестке в ожидании зеленого сигнала светофора.

– Было много дел. Ида заставила меня бегать по городу, выполняя ее поручения. – В этот момент зажегся зеленый свет, и я сделала шаг с тротуара. В ту же секунду передо мной остановилось желтое такси, взявшееся буквально ниоткуда. Машина замерла меньше чем в дюйме от моих ступней. Я изо всех сил стукнула кулаком по багажнику такси. – Эй, козел! Смотри, куда прешь!

– Сорайя?

– Да. Прости. Такси едва не переехало мне ногу.

– Ты все еще на Манхэттене?

– Честно говоря, нет. – Я сглотнула. – Я собираюсь встретиться с отцом.

Грэм не спросил меня, почему я на это решилась. Причина была очевидной. Мы проговорили остаток пути, я сказала, что отправлю ему сообщение, когда освобожусь, чтобы мы могли вместе поужинать. Закончив разговор, я резко остановилась, поняв, что до дома отца осталось всего две двери. «Что я ему скажу?»

Я стояла там, забыв о времени, но, должно быть, прошло не менее получаса, а я все смотрела на его дом. Мои эмоции совершенно вырвались из-под контроля. Я серьезно понятия не имела, что, черт подери, я собираюсь сказать, хотя я все равно была уверена, что мне нужно это сделать. «К черту всё». Я подошла к его крыльцу, глубоко вдохнула и постучала. Сердце бешено колотилось, пока я ждала. Когда к двери никто не подошел, сначала я испытала облегчение. Я уже собралась развернуться и уйти, когда дверь открылась.

– Чем могу помочь? – Тереза прищурилась, а потом ее глаза расширились. – Боже мой, Сорайя! Прости, я тебя не узнала.

Я выдавила из себя улыбку.

– Мой отец дома? – Я внезапно запаниковала, у меня осталось только одно желание – уйти. «Пожалуйста, скажи нет. Пожалуйста, скажи нет».

– Да. Он наверху сражается с дверцей стенного шкафа, которая слетела с петель. На мой взгляд, он проигрывает сражение. – Она тепло улыбнулась и отошла в сторону. – Входи. Я поднимусь и позову его. Он будет так рад твоему приходу.

Я стояла в проеме двери и чувствовала себя точно так же, как если бы впервые входила в чужой дом. По сути, отец и был мне чужим. Стены были увешаны семейными фотографиями. Новая семья моего отца. Они улыбались и смеялись на каждом снимке в рамке. Ни одной моей фотографии или снимка моей сестры. «Мне не следовало приходить». Голос, который я не слышала целую вечность, прервал мои мысли о том, чтобы убежать.

– Сорайя! – воскликнул отец на середине лестницы. – Все в порядке?

Я кивнула.

– С мамой ничего не случилось?

Этоменя взбесило.

– У нее все отлично.

Фрэнк Венедетта подошел ко мне, поколебав и без того шаткую уверенность в себе. На секунду я подумала, что он собирается обнять меня, но когда я скрестила руки на груди, он, казалось, понял мой намек.

– Какой приятный сюрприз. Давненько не виделись. Ты совсем взрослая и очень похожа на твою тетю Аннет. Ты красавица.

– Я похожа на мою мать. – Гены с его стороны не могли дать ничего хорошего.

Он кивнул.

– Да, ты права, ты похожа на нее.

Прошедшие восемь лет пощадили моего отца. Теперь ему было за пятьдесят. Несколько серебристых прядей появились в его черных волосах, но оливковая кожа почти не постарела. Он был спортивным мужчиной. Когда мы были детьми, он занимался бегом – это было его убежище, – и, судя по всему, он продолжал им заниматься.