Возроди меня

Осторожно трогаю бархатистые маленькие волосики. Постепенно смелею и подаюсь вплотную к зеркалу, расплющив нос о гладкую поверхность. Так странно, но вскоре всякое опасение проходит. Как я ни вглядываюсь в себя, никак не могу вызвать в себе сожаление. Шок – да, но…

Не знаю.

Мне нравится.

Глаза у меня всегда были большие и зеленовато-голубые, как миниатюрные копии земного шара, но я не считала их особенно интересными. Но сейчас мне нравится собственное лицо. Будто я вышла из тени самой себя. Будто занавес, за которым я пряталась, наконец поднялся.

Я здесь. Вот я!

Поглядите на меня! – как бы кричит мой новый вид.

Пар наполняет ванную комнату медленными, осторожными выдохами, зеркало запотевает, и наконец мне приходится отвернуться. Но, отворачиваясь, я улыбаюсь.

Потому что впервые в жизни мне нравится, как я выгляжу.



Еще вчера я попросила Делалье, чтобы мой гардероб перенесли в покои Андерсона, и теперь стою перед раскрытым шкафом, осматривая его недра новым взглядом. Я не раз видела эту одежду, но сейчас она кажется иной.

Я и чувствую себя по-другому.

Необходимость выглядеть на уровне раньше ставила меня в тупик – я не умела добиться такого стильного вида, как, например, у Уорнера. Я думала, этой науки мне в жизни не одолеть, но сейчас понимаю, что раньше просто не знала себя. Как прикажете одевать чужачку, живущую в моей коже?

Какой я была?

Как мне хотелось, чтобы меня воспринимали?

Много лет я тушевалась – пыталась стать незначительной и незапоминающейся. Я хотела казаться невинной; я мечтала, чтобы меня считали тихой и безвредной. Меня терзало, что само мое существование ужасает окружающих, и всячески обесцвечивала себя, свой свет, свою душу.

Я очень старалась задобрить невежд. Я страстно хотела ублажить дураков, судивших меня за глаза. Пока я это делала, я теряла себя.

Но теперь…

Теперь, я громко смеюсь.

Теперь мне на них наплевать.





Уорнер




Джульетта выходит к нам неузнаваемой.

Мне пришлось, несмотря на огромное желание с головой уйти в дела, присоединиться к нашей группе из-за ставшего уже неизбежным прибытия трех последних гостей: сыновья-близнецы лидера Южной Америки и сын Верховного главнокомандующего Африки нагрянули рано утром. Лидер Океании детей не имела, стало быть, больше можно никого не ожидать. Детки слетелись на симпозиум – очень удобно.

Я как раз знакомил новоприбывших с Каслом и Кенджи, когда вошла Джульетта. После ее появления прошло не менее полминуты, а я все никак не могу наглядеться.

Она изумительна.

На ней простой черный обтягивающий свитер, узкие темно-серые джинсы и черные высокие ботинки. Волосы одновременно как бы и есть, и нет: голову словно осеняет мягкая темная корона, и это идет Джульетте так, как я и предположить не мог. В отсутствие длинных волос взгляд невольно сосредотачивается на ее лице, а лицо у нее невероятное. Огромные глаза, в которые невозможно насмотреться, и четкие черты, которые раньше несколько терялись.

Она выглядит шокирующе иной.

Суровой.

По-прежнему красивой, но жесткой. Перед нами уже не девочка с хвостиком и в розовом свитере: сейчас Джульетта действительно походит на молодую женщину, которая застрелила моего отца, а потом выпила целый стакан его баснословно дорогого скотча.

Она медленно переводит взгляд с меня на онемевших Кенджи и Касла, затем на потрясенные лица наших новых гостей, и добрую минуту никто из нас не в состоянии сказать ни слова.

– Доброе утро, – наконец говорит Джульетта без улыбки.

В ее глазах нет тепла и доброты. Внутренне я невольно дрогнул.

– Черт, принцесса, это реально ты?!

Джульетта коротко взглянула на Кенджи, но не ответила.

– Кто вы трое? – спрашивает она, кивая новоприбывшим.


Они медленно, неуверенно встают.

– Это наши гости, – говорю я, не в силах принудить себя взглянуть ей в лицо. – Я как раз собирался представить их Каслу и Кишимото…

– А меня ты не забыл? – слышится новый голос. – Я бы тоже хотела познакомиться с новой Верховной главнокомандующей.

Обернувшись, я вижу Лену в дверях, меньше чем в трех футах от Джульетты; она оглядывает комнату с таким удовольствием, будто происходит нечто на редкость приятное. Сердце у меня начинает биться чаще, мысли несутся с удвоенной скоростью. Я до сих пор не выяснил, что Джульетта знает о Лене – и о том, что мы были вместе.

Глаза Лены радостные – слишком радостные, и улыбка чересчур широкая и довольная… У меня по спине пробегает холодок.

Они стоят совсем близко друг к другу, и я невольно их сравниваю, отмечая очевидные различия. Джульетта миниатюрна, Лена высокого роста. У Джульетты темные волосы и яркие глаза, тогда как Лена бледна во всех отношениях: льняные волосы, очень светлые голубые глаза и почти прозрачная кожа, если не считать россыпи веснушек на носу и щеках. Но недостаток пигмента она с лихвой возмещает самоуверенностью: Лена громогласна и агрессивна, и ее страстность всегда на грани фола. Джульетта, напротив, сегодня сдержанна до крайности – никаких эмоций, ни намека на гнев или ревность. Она стоит спокойно и неподвижно, молча изучая ситуацию. Ее энергия свернулась тугими кольцами, готовая распрямиться, как пружина.

Когда Лена разворачивается к ней всем корпусом, присутствующие ощутимо напрягаются.

– Привет! – громко говорит она. Притворная радость искажает улыбку, сделав ее жестокой. Лена протягивает руку: – Приятно наконец-то познакомиться с подружкой Уорнера… Ах, простите, бывшей подружкой!

Я перестаю дышать. Джульетта окидывает Лену взглядом. Не торопясь, наклонив голову набок, она разглядывает гостью. Протянутая рука Лены начинает уставать – расставленные пальцы дрожат.

Джульетту ее бравада явно не впечатляет.

– Можешь обращаться ко мне «Верховная главнокомандующая Северной Америки», – говорит она. И отходит.

В моей груди клокочет почти истерический смех – приходится опустить взгляд, чтобы сохранить невозмутимость. Но веселость тут же отступает, когда я вспоминаю – Джульетта больше не моя. Не моя, чтобы ее любить, не моя, чтобы ее боготворить. Меня еще никогда не тянуло к ней сильнее, чем сейчас, и ничего с этим не поделать. Сердце начинает биться быстрее, когда она идет по комнате, оставив Лену стоять с отвисшей челюстью у дверей, – но внутренне я цепенею от тоски.

Как же я умудрился потерять ее дважды…

А ведь она меня любила – однажды.

– Назовитесь, пожалуйста, – обращается она к троим новым гостям.

Стефан реагирует первым.

– Стефан Ферузи Омонди, – представляется он и шагает вперед пожать ей руку. – Я представляю лидера Африки.

Высокий здоровяк, Стефан держится с достоинством и безукоризненно официален. Он родился и вырос в Найроби, поэтому изучал английский за границей и теперь щеголяет британским акцентом. Взгляд Джульетты задерживается на лице Стефана, и я понимаю, что он ей понравился.

У меня в груди что-то сжимается.

– Родители и вас отправили шпионить за мной, Стефан? – интересуется она, глядя на него в упор.

Стефан улыбается – улыбка неожиданно освещает его лицо, отчего я ощущаю прилив острой неприязни.

– Я приехал сюда просто пообщаться, – говорит он, – встретиться с друзьями.

– Угу. А вы? – поворачивается Джульетта к близнецам. – Тоже на дружескую встречу?

Николас, старший, только улыбнулся: казалось, происходящее его забавляет.

– Николас Кастильо, – представляется он, – сын Сантьяго и Мартины Кастильо. А это моя сестра Валентина…

– Сестра? – язвительно перебивает Лена, как всегда, в своем репертуаре. Никогда она не была мне так неприятна. – Значит, он еще не бросил свою придурь?

– Лена, – предупреждающе говорю я.

– Что? – спрашивает она. – Почему все ведут себя так, будто это нормально? Сын Сантьяго решил, что хочет быть девочкой, а нам делать вид, что мы не знаем?

– Да пошла ты, Лена, – впервые за утро разжимает губы Валентина. – Надо было отрезать тебе уши, когда у меня была возможность!

Глаза Джульетты становятся еще больше.

– Эй, – Кенджи подается вперед и машет рукой. – Я чего-то не знаю?

– Валентина любит поиграть, – цедит Лена.

– Cállate la boca, cabrona! [2] – встревает Николас.

– Ничего, – Валентина кладет руку на плечо брата. – Все нормально, пусть болтает. Лена думает, что я играю, pero cuando cuelge su cuerpo muerto en mi cuarto[3], это будет не игра.

Лена только закатывает глаза.

– Валентина, – говорю я, – не обращай на нее внимания. Ella no tiene ninguna idea de lo que está hablando. Tenemos mucho que hacer y no debemo[4]…

– Ничего себе, – перебивает Кенджи, – ты и по-испански говоришь? – Он проводит рукой по волосам: – Никак не привыкну.

– Мы все говорим на нескольких языках, – говорит Николас с ноткой раздражения. – Нужно уметь обща…