Вперед, русичи!
Часть 35 из 50 Информация о книге
– Арроман!! – что было сил закричал он, но тот в грохоте боя не услышал крика. – Арроман!! Продолжая кричать, Пашка бросил магнитофон на песок и кинулся вперед… Дубина уже была занесена для удара и через мгновение раскроила бы голову Качи. В этот миг Павел, почти не целясь, выстрелил. Расстояние было небольшим, и, к счастью, пуля нашла цель. Вождь обернулся на звук выстрела, и прямо на него рухнул подстреленный враг с дубиной в руках. Поняв, что произошло, Качи улыбнулся Павлу, что-то прокричал по-своему и снова набросился на противников. В это время раздался дружный залп матросских ружей. От его грохота опешили чернокожие воины той и другой стороны. А несколько захватчиков замертво свалились на землю. Слышался и плач женщин, и радостный, звонкий смех ребятишек. – Почему так долго не стреляли? – спросил Павел, подходя к Юрию Александровичу. – Боялись рано напугать, – ответил тот, – много лодок было еще на воде. Они могли бы повернуть назад, под корабельные пушки. Наши хоть и вхолостую стреляли, а грохоту много. С перепугу бы лодки поопрокидывали, детишек бы перетопили. Вот и ждали, когда все к берегу пристанут. Да еще всем матросам наказывал, – он улыбнулся, – чтобы в своих ненароком не попали. Они ведь все черные. – А я уж и не знал, чего подумать. – Зато я видел твой выстрел. Теперь Качи твой должник, как-никак жизнью обязан. – Теперь всем вам он не только жизнью обязан, – резонно ответил Павел, – если бы его племя разорили, женщин да детей в плен угнали, какой бы он вождь был. Качи, будто услышав, что речь идет о нем, что-то приказал своим воинам, а сам направился к группе матросов. Подошел и, приложив ладонь к груди, начал что-то торжественно говорить, обращаясь к Павлу. Вскоре его воины подогнали сюда же и большую группу пленных. Закончив говорить, Качи, по-прежнему обращаясь к Павлу, склонил голову и указал рукой на пленных. – Чего это он? – Насколько я понимаю, – пояснил Юрий Александрович, – отдает пленных на твой суд и спрашивает, что с ними делать. – И чего я должен делать? – совсем растерялся Павел. – Решай. Он же тебя спрашивает, а не меня. Павел ненадолго задумался под выжидающим взглядом Качи и, приняв решение, подошел к пленным. – Они достаточно наказаны за свое вероломство, – обращаясь к Качи, сказал он, – пусть убираются домой, на свои острова, – показал Павел рукой в сторону моря. – А если еще раз вернетесь, – бросив взгляд на пленных, закончил он, – наши пушки и ружья, – указал он на корабль и матросов, – никого отсюда живым не выпустят. Вряд ли кто из иноземцев понял, что он сказал, но общий смысл речи стал ясен всем. Качи нахмурил брови, он не одобрял этого решения. Разве можно пойманного врага отпускать назад? Можно, конечно, оставить в живых. Но заставить работать на себя, на свое племя. И все же оспаривать принятое Павлом решение не рискнул. Он отдал приказ, и воины погнали пленных к морю. Качи еще что-то крикнул им вслед. Они плотно рассадили пленников, постаравшись использовать для этого как можно меньше лодок. Остальные выволокли на берег, как законную боевую добычу. – Молодец! Хозяйственный мужик этот вождь, – одобрительно заметил Семен и, улыбнувшись, добавил: – Как их теперь на своем острове бабы встретят, побитых, без оружия и без лодок. На это замечание матросы ответили дружным смехом. – Семен, – обратился к нему Юрий Александрович, – ты бы взял лодку да дошел бы до шлюпа. Расскажи капитану, что здесь произошло, да пусть в залив возвращается. К торгу да ремонту надо готовиться, а мы с чернокожими сушей пойдем, как-никак друзья теперь. – Слушаюсь! – бодро ответил Семен и, подойдя к Качи, попытался знаками объяснить, что ему нужна лодка, чтобы попасть на корабль. Вождь отдал приказ, и одну из долбленок, уже вытащенных на берег, вновь вернули на воду. Когда Семен влез в нее, туда же забрались и двое гребцов. – Как адмирала доставят, – весело прокричал матрос, – а вчерась еще в клетке, как медведя, держали. Через некоторое время лодка подошла к кораблю. Семен поднялся на палубу, а долбленка вновь направилась к берегу. Не успела она причалить, как корабль развернулся и пошел к выходу из бухты. Качи, закончив отдавать распоряжения, подошел к Павлу и, улыбнувшись, жестом пригласил всех идти вместе с племенем в джунгли. На что Павел за всех, приложив руку к груди и слегка поклонившись, ответил согласием. А вождь, не сумев преодолеть любопытства, наклонился над магнитофоном, осторожно потрогал его пальцем и, покачав головой, восхищенно поцокал языком. Обратно шли еще дольше. Проходя по местам недавних боев, собирали убитых, подбирали раненых, оказывали им помощь. Не раз картины человеческих страданий заставляли Павла содрогаться. Приближался вечер, когда добрались до глубинного лагеря, где скрывались от возможного нападения моряков женщины и дети, здесь все было разрушено и разграблено. Но уже при приближении стало заметно, что поселок обитаем. Это те, кому удалось скрыться от захватчиков в лесу. Трудно описать, какая радость и возбуждение охватили туземцев, когда они увидели возвращавшихся соплеменников. Когда страсти несколько улеглись, Качи обратился ко всем с речью. Говоря, он не раз показывал рукой то на Павла, то на матросов. А завершая речь, взял в руки зеленую ветвь мира, еще раз под одобрительные голоса протянул ее смутившемуся парню. Это как бы послужило сигналом. И темнокожие аборигены с радостными и благодарными улыбками приблизились к группе российских моряков. Они наперебой принялись угощать их различными кореньями, бананами, кокосовыми орехами, пирогами. И те сторицей возместили себе вынужденное воздержание. Особенно довольны бы те, кто только сегодня сошли с корабля на берег и в последнее время ничего, кроме солонины, не видели. Лишь однажды беспрерывное угощение приостановилось. Качи, собрав небольшой отряд воинов, отдал очередное распоряжение и, улыбнувшись морякам, быстро скрылся в джунглях. Смысл его приказа стал понятен несколько позднее. Видя, что гости насытились и никакие уговоры откусить еще один, самый вкусный кусочек не помогли, аборигены приступили к сборам. Откуда-то из джунглей пригоняли свиней, появились куры. Женщины споро собирали свои нехитрые пожитки, готовясь к переходу. – Слава богу, – наблюдая эту картину, с чувством сказал Юрий Александрович, – теперь можно вздохнуть спокойно. – А что происходит-то? – все еще не понимал Павел. – Означает сие то, – пояснил офицер, – что план нашего капитана полностью осуществился. Аборигены вместе с женами, детьми и всем хозяйством возвращаются в прибрежный лагерь. А значит, уже не сомневаются в дружелюбии, верят нам. Во многом это случилось и благодаря тебе, милостивый государь. – И Юрий Александрович с чувством обнял растерявшегося парня. Вскоре сборы были закончены, и все племя двинулось в сторону побережья, к тому поселку, где еще утром содержались пленники. Добрались туда уже почти в полной темноте тропической ночи. В поселке горели костры, в центре – самый большой. Языки пламени от него поднимались далеко вверх. – Это, однако, в честь победы такой фейерверк, – предположил один из матросов. – Это в нашу честь. – Почему? – А ты погляди на дрова. – Ишь ты, – восхищенно прошептал тот, увидев в костре толстые стебли растений, из которых была построена клетка для их содержания. Часть воинов ушедшего вперед отряда занималась подготовкой к праздничному ужину в честь победы. В эти веселые хлопоты сразу же включились женщины, радостными криками отметившие свое возвращение домой. Самого же Качи не было видно. Но скоро появился и он с частью воинов, ведя за собой через ночной лес матросов с вернувшегося в залив корабля. – Вот и мы! – радостно закричал Семен из-за спины капитана. – Наслышан, наслышан о подвигах, – сказал Георгий Тихонович, подходя к Павлу. – Видал, какие почести теперь оказывают. Пусть хранят добрую память о русских моряках. – Теперь вы отремонтируете свой шлюп, отдохнете и продуктами запасетесь. – Надеюсь, что так и будет. А сегодня, смотрю, хозяева хотят пир на всю ночь устроить. Ну что ж, надеюсь, и здесь мы не посрамим честь российскую. – Не посрамим, – радостно улыбаясь, дружно ответили матросы. Многие из них еле держались на ногах от болезней и перенесенных в последние недели испытаний. Отдых среди дружественно настроенных островитян и хорошее питание – это то, что им было нужно, чтобы набраться сил для дальнейшего плавания. Павел был счастлив, что все так хорошо закончилось. И уже не считал потерянным попусту время, проведенное в восемнадцатом веке. Но пора было подумать и о продолжении поисков. Конечно, уезжать сейчас было бы неверно. Его бы попросту потеряли. Как-никак толика его заслуг была в том, что на острове воцарился мир. Но все же при первой возможности он решил отправиться в девятнадцатый век. Поэтому, несмотря на темноту, он, оставив магнитофон в шалаше, побежал к тому месту, где оставил в тайнике машину времени. Павел хотел снова перетащить кресло в шалаш Качи, чтобы иметь его под рукой. Поваленный ствол он нашел быстро. Пройдя вдоль изгороди и привыкнув к темноте, увидел разбросанные ветки. Нагнувшись, пролез дальше, в панике пытаясь нащупать кресло руками, но… Тайник был пуст… Глава 12. При должности На «том свете», куда он попал, как упорно в душе верил Митрий, ему многое нравилось. Во-первых, никто его здесь не ловил, никто не грозил плахой. Во-вторых, здесь был телевизор. Он мог просиживать у него часами, причем ему было абсолютно все равно, что там показывали, будь то программа новостей, урок английского языка или футбол. Он все воспринимал одинаково восторженно, даже не понимая сути происходящего. Нравились ему и радио, и мягкий диван, и плита, которая без огня готовила пищу. Многое, о чем он только слышал в сказаниях, теперь увидел собственными глазами. Потому-то он больше верил, что попал на «тот свет», чем в то, что проспал триста лет. Но было здесь и то, что отравляло его существование. Он по-прежнему боялся подходить к окну, так как привык, по его собственному выражению, жить на земле, а не на дереве. И еще его очень донимал Вадька. Мало того что он мешал смотреть телевизор, но и спать спокойно не давал. Буквально замучил вопросами про Стеньку Разина, про восстание, про волю. Все, что помнил и знал, Митрий уже ему рассказал, но тот выдумывал все новые и новые каверзные вопросы, иной раз совсем непонятные. И настойчиво пытался получить ответ. Если бы не постоянное вмешательство бабы Нади, еще неизвестно, чем бы все это кончилось. Одно утешало Митрия: этот надоедливый паренек должен был куда-то вскорости уехать. И еще он не любил выходить на улицу: большое количество суетящихся, куда-то спешащих людей не добавляло душевного спокойствия Митрию, больше привыкшему к лесным просторам. Еще ему не нравилась та тесная одежда, которую он вынужден был здесь носить, зато очень понравилось пиво, которым его угостил на лавочке старичок, пока баба Надя зашла в магазин. Правда, потом непонятно почему она долго ругалась и на него, и на старичка, но пиво все равно понравилось. И Митрий мечтал как-нибудь еще разок встретиться с тем старичком. Этой ночью Митрию не спалось. Накануне вечером баба Надя завела разговор, который он не совсем понял. Но разобрался, что речь шла о его судьбе. – И чего мы с тобой делать-то будем? – спросила она, когда, поужинав, пили чай. – Когда Пашка вернется, – тут же встрял в разговор Вадька, – я его с собой заберу. Все равно он из своего века удрал, так что ему все равно, где жить. – А там ты чего с ним делать будешь? – У нас хоть объяснить можно, откуда он взялся. У вас все равно никто в это не поверит. У нас им ученые займутся, а здесь он никто. Вы сами говорили, что без паспорта он здесь и не человек. – Ну, не совсем так, – не очень уверенно возразила бабушка, заметив настороженный взгляд Митрия, – хотя пристроить его куда-то без документов будет действительно сложно. – Вот и я говорю, – бодро заключил Вадька, – ему прямая дорога в наш век. Уж там-то мы ему дело найдем. Он у нас живым экспонатом в музее работать будет, – смеясь, предложил он. – Поедешь со мной, Митрий? Митрий отставил чай и молча насупился. – Мы там тебя и пивом поить будем, – выведав про его слабость, продолжал с издевкой настаивать парнишка, – и ругаться за это никто не будет. Поедешь? Расстроенный, Митрий поднялся из-за стола и пошел спать. И вот уже который час ворочался на ставшем сразу неудобном диване. Не мог заснуть. Кряхтел от нелегких дум, а диван стонал под его могучим телом. Он вздрогнул от прикосновения руки бабы Нади, которая неслышно подошла к нему в темноте. – Чего маешься, сердешный? – мягко спросила она. – По дому, что ли, скучаешь? – Матушка, Надежда Дмитриевна, – вырвалось у него, – землю пахать для тебя буду, душу за тебя заложу, чего пожелаешь – все сделаю, только не отправляй ты меня вместе с этим Вадькой. Хоть и внук он тебе, а правду скажу: он меня и с этого света сживет. Уж лучше верни домой. Легче на плаху пойти, чем весь век с этим бесенком маяться. – Вон чего тебе не спится! – Баба Надя тихонько рассмеялась. – Спи давай, никуда я тебя отсюда не отправлю. Ни на плаху, ни с «бесенком», а вот к делу пристроить надо бы. Чего же такой здоровый мужик бездельничать будет.