Впусти меня

– Нет. Ты будешь в порядке.

– Она же восстановится, да?

– Да.

Томми кивнул, зачарованно глядя, как лезвие, зеркально поблескивая, коснулось его кожи. Как будто все это происходило с кем-то другим, где-то в другом месте. Он видел лишь переплетение линий. Скула девочки, ее темные волосы, его белая рука, прямоугольник лезвия, раздвигающего в стороны тонкие волосы на руке. Достигнув своей цели, острие замирает на мгновение на выпуклой вене, чуть более темной, чем кожа вокруг. Чуть надавливает, легонько-легонько. Край бритвы погружается в складки кожи, и вдруг —

вжик.

Томми резко дернулся и перевел дух, крепче сжимая деньги в кулаке. В голове что-то хрустнуло, и он сжал зубы так, что они заскрежетали. На сгибе локтя выступила кровь, выплескиваясь толчками.

Звон лезвия, упавшего на пол, – и девочка обхватила его локоть обеими руками, прижавшись губами к ране.

Томми отвернулся, чувствуя ее теплые губы и язык на своей коже. Перед глазами снова встала схема кровообращения, сосуды, переплетение вен, по которым течет его кровь, устремляясь к ране.

Я истекаю кровью.

Да. Боль усилилась. Рука онемела, он больше не ощущал прикосновений губ, лишь то, как кровь покидает тело, как ее высасывают, как она…

Вытекает.

Он испугался. Ему хотелось одного – чтобы это закончилось! Это было слишком больно! Слезы подступили к глазам, он открыл рот, чтобы что-то сказать, и не смог. Не было таких слов, которые могли бы… Он поднес свободную руку ко рту, прижав кулак к губам. Почувствовал прикосновение бумаги, торчавшей из сжатого кулака. Впился в нее зубами.





* * *


21.17, вечер воскресенья, Энгбюплан.

Возле парикмахерской замечен неизвестный мужчина. Он стоит, упершись лбом и руками в витрину. Производит впечатление человека в состоянии сильного алкогольного опьянения. Пятнадцать минут спустя на место происшествия прибывает полиция. К этому времени человек успевает покинуть вышеуказанное место. Никаких повреждений витрины не обнаружено, за исключением следов глины или земли. В освещенной витрине выставлены фотографии подростков-фотомоделей.





* * *


– Ты спишь?

– Нет.

Облако духов и холодного воздуха ворвалось в комнату Оскара, когда мама зашла и села на край кровати.

– Хорошо прошел день?

– Да.

– Что ты сегодня делал?

– Ничего особенного.

– Я видела газеты. На столе в кухне.

– Угу.

Оскар плотнее завернулся в одеяло, притворно зевнул.

– Хочешь спать?

– Угу.

И да и нет. Он действительно устал, причем так, что в голове все гудело. Единственное, чего ему хотелось, – это лечь, завернувшись в одеяло, запечатать все входы и выходы и не покидать комнату до тех пор, пока… пока… Но спать он не хотел, нет. И потом, может, ему теперь вообще не надо спать, раз он заражен?

Он расслышал, как мама что-то спросила про папу, ответил наобум «хорошо», даже не разобрав толком вопроса. Повисла тишина. Потом мама тяжело вздохнула:

– Солнышко, как ты? Я могу тебе чем-нибудь помочь?

– Нет.


– Ну а в чем же тогда дело?

Оскар зарылся лицом в подушку и задышал так, что нос, рот и губы покрылись испариной. Он так больше не мог. Слишком уж все это было тяжело. Он должен был хоть кому-нибудь рассказать. Он выговорил в подушку:

– …Я аажен…

– Что ты сказал?

Он оторвал голову от подушки:

– Я заражен.

Мамина рука погладила его по затылку, по шее и вниз по спине, так что одеяло чуть съехало.

– В каком смысле – зара… ой! Ты же в одежде!

– Да, я…

– Дай потрогаю лоб. Температура есть? – Она положила холодную ладонь ему на лоб. – Да у тебя жар! Вставай! Тебе надо раздеться и лечь как следует! – Она встала с кровати и бережно потрясла его за плечо. – Ну давай же!

Она сделала глубокий вдох, что-то вспомнив. Затем произнесла другим тоном:

– Ты у отца как следует был одет?

– Да. Дело не в этом.

– Ты в шапке ходил?

– Да! Мам, дело не в этом!

– А в чем же?

Оскар снова уткнулся лицом в подушку, обняв ее руками и ответил:

– …Яампир…

– Оскар, что ты говоришь?

– Я вампир!

Пауза. Тихое шуршание маминого плаща, когда она сложила руки на груди.

– Оскар. Вставай. И разденься. А потом ложись и спи.

– Я стану вампиром!

Мамино дыхание. Резкое, сердитое.

– Завтра выкину все эти твои дурацкие книжки!

Она сдернула с Оскара одеяло. Он встал, медленно разделся, не глядя на маму. Затем снова улегся в постель, и мама заботливо подоткнула одеяло.

– Что-нибудь хочешь?

Оскар покачал головой.

– Может, померим температуру?

Оскар еще решительнее помотал головой. Посмотрел на маму. Она стояла, склонившись над кроватью, упершись руками в колени. Изучающий, тревожный взгляд.

– Я могу что-нибудь для тебя сделать?

– Нет. Хотя вообще-то…

– Что?

– Да нет, ничего.

– Ну скажи?

– Можешь… рассказать мне сказку?

На мамином лице промелькнула целая гамма эмоций: грусть, радость, беспокойство, полуулыбка, тревожная морщинка. И все это за несколько секунд. Наконец она ответила:

– Я не знаю никаких сказок. Но если хочешь, могу тебе почитать. Если у нас есть подходящая книга…