Запах смерти

— У вас все в порядке? — спросил я.

— А разве может быть иначе?

— Я просто хотел удостовериться. В нашу последнюю встречу…

— Все у меня в порядке! Просто работы много. Вот если бы Уорд дала мне шанс доделать одну работу, не нагружая при этом еще одной, новой, я мог бы…

Он осекся, густо покраснев.

— Вам точно не нужно независимого мнения? — произнес я.

Мирз прикусил губу и, заморгав, уставился в свой стакан.

— Вряд ли я…

— Сандвич с сыром?

За моей спиной стояла девушка с тарелкой в руках. Я выдавил улыбку:

— Спасибо.

Пока она ставила тарелку на стол, Мирз свирепо смотрел на свои колени. Я подождал, пока официантка отойдет от стола.

— Продолжайте.

Но момент уже был упущен.

— Это не важно, — пробормотал он, встал, допил остатки пива и устремился к выходу, толкнув стол так, что мой кофе расплескался из чашки.

— Подождите! — окликнул я, но он уже проталкивался к дверям. Какой-то толстяк в костюме в полосочку отшатнулся и едва не пролил свое пиво, когда Мирз ракетой пролетел мимо него.

— Вот, джентльмены, образчик поведения, с которым нам приходится сталкиваться в наши дни, — объявил он, раздраженно глядя ему вслед.

Уверен, Мирз этого даже не заметил.





Глава 24




Я ушел из паба сразу, как доел свой сандвич. Дождь на улице не унимался, и встречные пешеходы тащились по мокрым тротуарам, низко опустив головы и ссутулившись. Притом что времени было всего часа два дня, казалось, начинался вечер. В такие дни я начинаю задумываться, почему до сих пор живу в городе. Однажды я уже делал попытку вырваться, сменив забитые улицы и бетонные стены Лондона на маленькую деревушку в Норфолке, где осень, по крайней мере, протекала по заведенным природой циклам.

Здесь она не навевала ничего, кроме тоски.

Впрочем, я понимал, что своим настроением обязан в значительной степени инциденту с Мирзом. Стоя на краю тротуара в ожидании зеленого света на переходе, я размышлял, что с ним происходит. Редкое расследование протекает гладко, и преодоление неожиданных препятствий — часть нашей работы. У юного тафономиста хватало необходимых навыков, и даже отсутствие опыта вряд ли мешало ему слишком сильно. Если, конечно, он готов признаться в этом хотя бы себе. Однако я подозревал, что чрезмерное эго может сильно затруднить это. А в сочетании со склонностью теряться в сложных обстоятельствах оно становилось прямо-таки разрушительным. Вопрос заключался только в том, мог ли я что-либо с этим поделать.

Телефон зазвонил, когда я переходил дорогу. Я задержался под козырьком магазина, чтобы ответить на звонок; номер, высветившийся на дисплее, был мне незнаком. Однако голос, донесшийся из динамика, я узнал сразу.

— Алло! Доктор Хантер? Это Адам Одуйя. Я не помешал вам?

Я даже не стал спрашивать, откуда у него мой номер: он сам говорил раньше, что у него есть свои источники информации.

— Это имеет отношение к расследованию?

— Даю вам честное слово, нет. Я звоню вам по совершенно другому поводу.

Я выглянул из-под козырька. Моросивший дождь превратился в полноценный ливень.

— Ну ладно.

— Когда мы с вами общались пару дней назад, я упоминал о том, что хотел бы побеседовать с вами по одному вопросу. Уверяю вас, к Сент-Джуд он не имеет ни малейшего отношения. У вас не нашлось бы времени сегодня, во второй половине дня, чтобы встретиться со мной?

Я вздохнул. После приключения с Мирзом в пабе мне не хватало только еще разговора с Одуйей. Однако и отказывать ему, даже не узнав, в чем заключается вопрос, я тоже не мог. Даже если его методы не вызывали у меня симпатии, цели заслуживали уважения.

— А в чем дело? — осторожно спросил я.

— Как вы относитесь к работе на общественных началах?

В прошлом мне приходилось заниматься такого рода работой, но все зависело от характера расследования. В особенности если предложение исходило от Одуйи.


— Мне нужно знать больше.

— Я пытаюсь запустить апелляционный процесс по делу человека, десять лет назад обвиненного в убийстве, которого, как я убежден, он не совершал. Полагаю, улики против него не вызывают доверия, особенно в том, что касается нанесенных жертве травм. Хотелось бы, чтобы вы ознакомились с материалами дела и высказали свое мнение.

Я молчал.

— Я понимаю ваши сомнения, — продолжил Одуйя, и я представил его хитрую улыбку. — Вполне естественно, вам не хотелось бы иметь дело ни с чем, что могло бы бросить тень на вашу работу с полицией. Но вот вам мое слово, это совершенно иной случай. Я хотел подождать с этим до тех пор, пока улягутся страсти по Сент-Джуд, однако мой клиент уже дважды пытался покончить с собой, и его родные боятся, что он повторит попытку. Денег у них немного, но, если нужно, я готов договориться о небольшой плате — хотя бы о компенсации расходов.

— Не в деньгах дело. Просто мне нужно знать больше, прежде чем вовлекаться во все это.

— Разумеется. Именно поэтому мне и хотелось бы встретиться с вами — обсудить ситуацию подробнее.

Дождь стекал с обреза козырька мне за шиворот. Я отступил к двери, прикидывая, много ли осталось работы в морге. Не слишком много, но я собирался тщательнее изучить зубной протез из бойлера.

— В ближайшие часа два или три не могу, — произнес я.

— Тогда ближе к вечеру. В любое удобное вам время и место.

— Мы могли бы встретиться после работы. Сейчас я в морге на Карлайл-стрит…

— Рядом с залами судебных заседаний. Я знаю это место. Провел там много времени, когда занимался адвокатской практикой. Это недалеко от метро, и там есть паб «Пух и перья». Мы могли бы встретиться там, скажем… в семь часов?

Одуйя назвал тот самый паб, в котором я напоролся на Мирза. Однако место было удобное, и это оставляло мне достаточно времени. Я думал, мое согласие удовлетворит Одуйю, но он еще не закончил.

— А как дела у Гэри Леннокса? — спросил Одуйя.

— По-моему, мы не собирались говорить о Сент-Джуд?

— Да, но мне все равно хотелось бы знать, что с ним. Вы ведь, наверное, слышали, что больше я не представляю Гэри и его мать.

— Что случилось? — Уорд сказала мне, что Одуйя уволен, но не объяснила почему.

— У Лолы сменилось настроение, и она предпочла государственного адвоката. Решила, что так ей… привычнее.

По опыту моего общения с Лолой я мог бы ожидать чего-то подобного. И я не видел особого вреда в том, что Одуйя узнает о состоянии ее больного сына.

— Последний раз, когда я о нем слышал, дела у него обстояли неважно.

— Жаль. Безотносительно к тому, как все обернется, это очень печально.

Не то слово.

— Родителям Кристины Горски известно об этом?

— О том, что я пытался помочь беспомощному человеку и его пожилой матери? — Голос Одуйи звучал не сердито, скорее устало. — В этом нет тайны. Официально я даже не представлял интересов Сандры и Томаса, так что конфликта интересов не было.

Я шагнул в сторону, пропуская в магазин покупателей.

— Меня беспокоило больше вмешательство в попытки полиции найти убийцу их дочери.

— Если вы о моих советах матери Гэри Леннокса касательно ее юридических прав, я не делал секрета и из этого. Совершил ее сын что-то или нет, он обладает теми же правами, что вы или я. Если у полиции есть против него какие-то конкретные улики, она вправе обвинить его. Но я категорически против злоупотребления чьей-либо уязвимостью. Я слишком часто видел, как наша судебная система делает это.

— А как насчет справедливости для жертв и их семей? — спросил я.

— Это другая сторона той же самой монеты. И пожалуйста, не пытайтесь укорять меня с точки зрения высокой морали. Я сидел с матерью, которой сообщили, что ее беременная дочь более года пролежала мертвая в заброшенной больнице. Поверьте, мне не меньше вашего хочется, чтобы виновный в этом был пойман и наказан. Мы просто подходим к данному вопросу с разных сторон. — В голосе Одуйи зазвучали ироничные нотки. — Кстати, доктор Хантер, для человека, не желавшего разговаривать о Сент-Джуд, вы справляетесь с этим не слишком удачно.

Пожалуй, так. Я не желал втягиваться в дискуссию. Нажал кнопку отбоя и, крайне недовольный собой, сунул телефон в карман. До тех пор, пока полиция не найдет достаточных улик, чтобы или выдвинуть против Гэри Леннокса официальное обвинение, или, наоборот, освободить его от всяких подозрений, расследование обречено топтаться на месте. Однако хотя я и чувствовал себя ответственным за то, что открыл этот ящик Пандоры, теперь от меня почти ничего не зависело. И втягиваться в спор с Одуйей не было смысла.

Только шагнув из-под козырька под дождь, я подумал о том, что, спрашивая о здоровье Гэри Леннокса, он рассчитывал именно на это. И всю дорогу обратно в морг я напоминал себе, что должен держаться при встрече с ним осторожнее.

От зубного протеза осталось немного. Огонь и небрежное обращение, когда кто-то вынимал останки из топки, расплавили акрил и покорежили металл. И хотя температуры в котле не хватило для того, чтобы раскрошить фарфоровые зубы, что-то — предположительно, удар или столкновение с каким-то предметом — обломало их почти у самой десны. Поскольку отломавшихся фарфоровых обломков мы в золе не нашли, это, скорее всего, случилось до того, как тело затолкали в топку. Из этого следовало, что даже в случае, если полиции удалось бы отыскать клинику, где Уэйн Бут лечил зубы, и установить, что он действительно ходил с зубным протезом, сравнение того с расплавленным обломком тоже было бы затруднительно. Я даже не знал, возможно ли это вообще.

Вероятно, профессиональный судебный стоматолог справился бы с этим лучше меня. Но даже так протез выявил несколько новых деталей. Судя по форме фарфоровых обломков, он замещал четыре верхних резца и правый клык. Серьезная брешь. Можно потерять один или два зуба из-за кариеса или заболевания десны, однако пять расположенных рядом зубов, включая резцы, позволяют предположить иную причину.

Их выбили.

Это не обязательно означает насильственное действие. Я знал человека, оставшегося без передних зубов в результате падения с велосипеда. Правда, он предпочел протезу импланты — более дорогое и сложное решение, доступное далеко не каждому. Во всяком случае, определенно недоступное тому, кого сожгли в бойлере, подумал я.

Протез был самого распространенного типа — рудиментарное акриловое нёбо, которое накладывалось поверх настоящего и удерживалось на месте металлическими клипсами. Такой протез почти незаметен и выдает себя лишь крошечными серебряными скобками, охватывающими зубы по сторонам от искусственных. Его выбирают те, кто о функциональности заботится больше, чем об удобстве или красоте. Из этого следовало, что владелец или не заботился о том, как он выглядит, или не мог позволить себе ничего более сложного.

Я склонялся к последнему варианту.

Я собирался взглянуть на детский скелет, лежавший пока в свежей воде, однако возня с комком металла и пластика отняла у меня больше времени, чем я ожидал, а на семь часов я договорился о встрече с Одуйей. Еще одна ночь вымачивания ничем не могла повредить крошечным косточкам, да и спешки с ними не было. Испытывая смешанное чувство вины и облегчения за то, что могу отложить не самую приятную работу на потом, я решил оставить их до утра.

Я потянулся, поморщившись от боли в затекшем теле, убрал все образцы в контейнеры, погасил свет в смотровой, переоделся и направился к выходу. Кто-то шел передо мной по коридору к вестибюлю, и я ощутил досаду, сообразив, что это Мирз. Он тоже уходил с работы, одетый по погоде: в куртке-дождевике, со своим новеньким кейсом в руке. Мирз брел, ссутулив плечи и нахмурившись.