Зажечь небеса

– Нет. На Грант-стрит.

– Этот адрес дала мне Виктория. – Он постучал по своему телефону, лежащему на приборной панели, сверился с GPS-навигатором.

Мы въехали на парковку, возле которой стоял знак, надпись на котором гласила: «Владение Плезант Глен».

– Это что, аппартаменты для инвалидов? – пробормотал я. – Или дом престарелых?

– Это жилой комплекс с закрытой территорией, – сказал Пол. Он нахмурившись смотрел вперед сквозь ветровое стекло. – Подозреваю, это и есть сюрприз, о котором говорила твоя мать.

Нервное напряжение сковало мое тело, точнее верхнюю его часть, а Пол уже доставал с заднего сиденья инвалидное кресло. Он разложил его, закрепил, потом шагнул в сторону и повернулся ко мне спиной, как будто я собрался сходить по нужде и нуждался в уединении.

Осторожно я перебрался из машины в кресло – сначала задница – потом поочередно поднял каждую ногу и поставил на подставку для ног. Солнце ярко светило в небе, но я потел не от жары. Сердце билось чаще, грудь сдавило так, что стало трудно дышать. Если не считать пребывания в аэропорту, я еще ни разу не показывался на людях в инвалидном кресле.

Я покатил кресло через парковку и въехал на гладкую, извилистую дорожку, ведущую к жилому комплексу. Пол, из моего сидячего положения казавшийся высоченным, легко шагал рядом со мной, словно для него это пустяк. Потому что для него это действительно пустяк.

«Черт возьми, способность ходить очень легко принимать как должное».

От навалившегося на меня вдруг осознания – мне предстоит провести всю жизнь в инвалидном кресле – мои руки, толкавшие колеса кресла, затряслись. Психолог в больнице Уолтера Рида предупреждал, что горе может накатывать волнами. Какие уж тут волны: это какое-то гигантское цунами, мать его. Я навсегда потерял способность ходить, но отказывался принимать эту горькую истину – это было всё равно что протолкнуть себе в горло огромный булыжник. Проглотить невозможно и выплюнуть не получается. Из-за этой невозможности вкупе с суровой реальностью в моей душе возник разлом. Я не мог принять случившееся, не мог убежать от реальности, и жизнь в этом аду виделась мне жутким кошмаром.

«Подсчет машин на больничной парковке давался мне лучше».

– Вот и пришли, – сказал Пол, когда мы добрались до корпуса № 4, отдельно стоящего домика, к которому вела широкая дорожка.

Не успел Пол коснуться дверной ручки, как дверь открыла Ма.

– Ты здесь! Привет, малыш! – Она наклонилась, сжала мои щеки ладонями и смачно чмокнула меня в лоб. – О, боже мой, не могу дождаться твоей реакции, идем скорее, посмотришь.

– Что происходит? – спросил Пол, когда Миранда чмокнула его в щеку.

– Дрейки снова решили все вопросы, – воскликнула Ма. Глаза ее сияли. – Посмотри на свой новый дом, Уэс, малыш! Идем!

Я покатил свое кресло через порог и оказался в большой гостиной с паркетным полом. В доме пахло свежей краской.

Виктория и Аллен Дрейки вышли мне навстречу.

– Добро пожаловать домой, Уэс, – сказала Виктория, неловко взмахивая руками. Она подалась вперед, замерла, снова шагнула ко мне, опять остановилась и наконец, решившись, наклонилась и чмокнула меня в щеку. – Выглядишь потрясающе. Правда, он выглядит замечательно?

– Рад тебя видеть, Уэс. – Мистер Дрейк протянул мне руку, и я рассеянно ее пожал, глядя мимо него.

Коннор стоял возле сияющих кухонных шкафчиков, прислонившись к мраморному столу; он был одет в синюю футболку и джинсы, а в руке держал бутылку пива.

На его левую руку был надет фиксатор. Коннор как раз делал большой глоток, когда его взгляд упал на меня. Мгновение мы смотрели друг на друга, а потом он отвел глаза.

Я продолжал на него смотреть. Когда я видел его в последний раз, Коннор неподвижно лежал на земле, его глаза были полуприкрыты, мы оба были перепачканы кровью и пеплом, вокруг гремели взрывы, раздавались крики и вопли гибнущих людей. Тогда я подумал, что мой лучший друг умер. Меня подстрелили, я потерял сознание, и моей последней мыслью было: Коннор мертв.

Но вот он, прямо передо мной, стоит на своих двух ногах, его глаза открыты.

– Кон… – Мой голос прозвучал хрипло от внезапно подступивших к горлу слез. Мне понадобилась вся сила воли, чтобы не заплакать.

– Коннор, малыш, – проговорила Ма и нервно рассмеялась. – Подойди же и поздоровайся, ради всего святого.

Я предположил, что она больше не винит Коннора за мои раны – учитывая, что Дрейки оплатили такой замечательный дом, у нее, вероятно, нет сил на них злиться.

Коннор поставил бутылку на стол и медленно прошел из кухонной зоны в гостиную. Я задрал голову, когда он подошел ближе и навис надо мной.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – ответил я.

Мы посмотрели друг другу в глаза, и глубокая связь, выкованная в Сирии, сработала, как телеграф. Боль, страдание, вина и злость одновременно промелькнули в его глазах; раньше в них искрился только смех, но теперь они глядели мрачно и налились кровью.

– Вы оба через многое прошли, – сказала Виктория, разрывая тяжелое молчание. – Но теперь у вас будет много времени, чтобы наверстать упущенное. – Идемте. Давайте покажем Уэсу его комнату.

– Этот дом наш? – спросил я Коннора.

– Ага, – с горечью ответил он. – Так что мы можем продолжить прямо с того места, где закончили. До того момента, как я все прогадил, вступив в армию.

– Коннор, – тихо проговорил мистер Дрейк.

– Отец. – Коннор скопировал отцовский тон, потом издал суховатый смешок. – Что-то голова разболелась. Пойду прилягу.

Он вернулся к кухонному столу, забрал свое пиво и удалился широким шагом по широкому коридору, приспособленному для передвижения кресла-коляски. Громко хлопнула дверь.


– По словам врачей, Коннор страдает от посттравматического синдрома, – пробормотала миссис Дрейк. – Мы обеспечиваем ему лучшее лечение. И, если тебе что-то понадобится, Уэс, только скажи. – В ее глазах заблестели слезы,

Она смотрела вслед ушедшему сыну. – Мы хотим для вас обоих только лучшего.

– Ну, разве не удивительно? – спросила Ма. – Только посмотри на это место, Уэс. – Они не постояли за ценой.

– Миранда… – начал было Пол, но Ма только отмахнулась.

– Ну же, дорогой. Оглядись тут. Здесь всё устроено специально для тебя.

Моя мать и Дрейки устроили мне экскурсию по дому и прилегающей территории: действительно, всё здесь было переделано так, чтобы человеку в инвалидном кресле было как можно удобнее. Все водопроводные краны в ванных и в кухонной зоне располагались не выше метра от земли. Морозильная камера холодильника располагалась не вверху, а внизу. Полка с чашками для Коннора висела выше, а моя ниже. Моя ванная комната была просторной, на каждой стене закреплены поручни, чтобы мне было удобнее пользоваться ванной и туалетом.

– Посмотри, – вещала Ма, ведя за собой остальных, дабы показать всем мою спальню. – Они и впрямь денег не считали.

В комнате было много свободного пространства, два невысоких книжных шкафа вместо одного высокого, а на гигантской кровати лежала огромная подушка-валик.

– Это чтобы предотвратить пролежни, – пояснила миссис Дрейк. – А вот это действительно кое-что необычное.

Она взяла со стула возле окна нечто, похожее на электрическое одеяло: от него тянулся длинный шнур, на конце которого болтался маленький планшет.

– Это специальное одеяло, – пояснила она. – Новейшая немецкая технология. Ты укутываешь им ноги, пока смотришь телевизор или отдыхаешь, и оно посылает электрические импульсы, которые помогают улучшить кровообращение. Благодаря этому мышцы ног не будут… В смысле, это помогает поддерживать мышечный тонус.

– Ну, разве не чудо? – прокаркала Ма. – Этого одеяла еще даже в продаже нет, его привезли специально для тебя. Здесь всё устроено специально для тебя, малыш.

Я медленно кивнул, вес этого дорогущего дома, отремонтированного на заказ, а также вся его обстановка давили на меня, пока мы перемещались обратно в гостиную.

– Мы хотели, чтобы возвращение в Амхерст далось тебе как можно безболезненнее, – сказал мистер Дрейк.

– Это слишком, – тихо проговорил я. – Вам не стоило этого делать.

Я оглянулся на закрытую дверь Коннора. Оттуда доносились громкие звуки – кажется, Коннор играл в «Мэдден»[5].

Боже мой, что Коннор обо всём этом думает? Что он может думать, если его родители только и делают, что постоянно напоминают ему о его предполагаемой ошибке? Над ним довлеет чувство вины.

Я стиснул зубы, чтобы не завопить, не выхватить из сумки Ма зажигалку и не спались это место дотла. Наплевать, сколько денег потратили Дрейки, мне просто хотелось, чтобы Коннор на меня посмотрел, черт побери.

– Вы могли бы рассказать Уэсу заранее, – услышал я слова Пола, обращенные к Ма. – Дать ему время подготовиться.

– Подготовиться? Это же сюрприз, – возразила Ма. – Это ведь чудесно, да, Уэс? Всё так продумано, чтобы тебе было удобно. Чтобы ты поскорее встал на ноги.

– «Встал на ноги», – пробормотал я. – Я очень устал, – сказал я громче. – Мне бы хотелось отдохнуть.

– Конечно, – подхватил мистер Дрейк. – Мы пойдем, а ты обживайся.

– Мы поедем закупать для вас продукты, – добавила миссис Дрейк. – Когда мы вернемся, может быть, поужинаем? В «Ростане»?

Пол быстро взглянул на меня.

– Возможно. Мы это решим ближе к вечеру, да, Уэс?

Ма поцеловала меня в щеку.

– Пожалуйста, малыш, – прошептала она мне на ухо. – Дрейки потратили много времени и денег, устраивая всё здесь для тебя. Ты мог бы выказать хоть немного благодарности.

Я поднял голову и поочередно посмотрел в глаза этим четверым людям. Когда-то, в другой жизни, я был выше их всех.

«Те дни закончились, Носочный Мальчик. Отныне будь вежливым и благодарным, ведь эти взрослые сделали для тебя столько хорошего».

– Спасибо, – пробормотал я.

– Тут не за что благодарить, – ответила миссис Дрейк, поднимая свою сумочку со стула. – Если тебе что-то понадобится – что угодно, – только скажи, Уэс.

– Ты точно сможешь быть один, малыш? – спросила Ма. – Тебе не нужна помощь?

– Он не один – сказал Пол. – Коннор ведь здесь.

«Ага, точно. Он здесь. Прямо по коридору лечит головную боль компьютерными играми на полную громкость».

Наконец они ушли, и дверь за ними закрылась. Несколько минут всё было тихо, потом дверь комнаты Коннора приоткрылась.

– Они ушли? – спросил он, выходя на кухню.

– Ага.

Коннор подошел к холодильнику, вытащил оттуда еще одну бутылку пива и открыл крышку, потом прислонился к столу, сделал большой глоток, глядя куда угодно, только не на меня. В воздухе повисло напряжение, словно перед грозой.