Будь моей ведьмой
– Но… – начала я.
– Слушай, я такой голодный, – неожиданно признался Саша и, свернув на втором этаже в спальню, добавил: – А ты такая аппетитная.
– Стужев, я положительно отказываюсь в этом участвовать! – заверещала я, едва меня на постель уронили.
– Отказываешься? – Князь задумался, окинул меня взглядом, печально вздохнул и произнес: – Ну ладно.
Развернулся и вышел. Просто вышел, на ходу поправив волосы. Приподнявшись на локтях, я удивленно посмотрела ему вслед, но в следующее мгновение Стужев вернулся, закрыл дверь и, широко мне улыбаясь, стянул с себя майку. Удивленно смотрю на него, Князь тем временем отшвырнул майку и, не отрывая от меня взгляда, расстегнул ремень на джинсах.
– Стужев, ты чего делаешь? – с нескрываемым подозрением спросила я.
– Маргош, ты такая непостоянная. – Он скинул кроссовки и босиком, с расстегнутыми джинсами направился ко мне. – У нас, между прочим, долг перед страной, перед отечеством, президент, кстати, на улучшении демографии настаивает, а ты!
Нет, я серьезно поверила, что он вот так просто уйдет?! Какие мы, жены, наивные!
– Стужев, не смей! – прошипела я и предприняла попытку покинуть супружеское ложе.
– «Врешь, не уйдешь», – процитировал Князь бессмертное, хватая меня за ногу, и ловко избавив от кроссовок, добавил: – Между прочим, ты со мной еще по процентным ставкам не рассчиталась, Маргош.
Я простонала, бессильно уткнувшись лбом в покрывало. И зря! Эта озабоченная супружеским долгом няшка умудрилась в секунду стянуть с меня шорты.
– Стужев! – заорала я и развернулась.
Зрелище того стоило, Князь стоял, сминая мои шортики, и смотрел на меня большими голодными серо-голубыми глазами так, что отказать голодающему было бы уже просто бесчеловечно.
– Ладно, – устало согласилась я. – Но по-быстрому, потому что в отличие от тебя я именно есть хочу, а не заниматься улучшением демографических показателей.
– Всегда знал, что русские женщины – самые жалостливые в мире! – просиял Стужев.
Я лишилась дара речи.
– Слушай, Маргош, – невозмутимо продолжил Саша, – тебе так идут белые носочки… А давай мы тебе еще юбочку, так чтобы короче трусиков, и два хвостика забацаем, а?
– На школьниц потянуло? – прошипела злая я.
– Аниме пересмотрел, – сознался Стужев, – с твоей подачи, кстати, следовательно – ты виновата, следовательно – тебе отрабатывать. В общем, я тебе потом костюмчик подходящий найду, сейчас не до него как-то.
И кое-кто, с самым коварно-соблазнительским видом, начал склоняться над лежащей мной. Медленно, с самой провокационной улыбочкой и очень голодным взглядом.
– Саш, – прошептала я, чувствуя, как тает любое желание сопротивляться, – а ты случайно кровь не пьешь?
– Случайно – нет. – Он лег практически на меня, но свой вес ответственно удерживал на локтях, видимо, раздавить боялся. – Исключительно по праздникам, ну и когда чел с четвертой отрицательной попадется, она просто вкусная очень и редкая.
Меня передернуло.
– Расслабься, – прошептал коварный вампирюга, облизнув губы. – У тебя третья положительная, я ее не очень люблю, сладковато-приторная слишком.
– Стужев! – Мой истерический визг на весь дом заставил его только недовольно поморщиться. – Ты издеваешься?!
Невозмутимо пожав плечами, он улыбнулся и невинно заметил:
– Ну так, слегка.
Я облегченно выдохнула, а няшка коварная подмигнул и покаялся:
– На самом деле именно от третьей положительной всегда фанател, а четвертая она, знаешь, как улитки под чесночным соусом – деликатес вроде, но на вкус хрень непонятная.
– Стужев! Ты… ты…
– Йя-йя, – кося под немца отозвался Князь, захватывая в плен мои губы.
И мысли о кровопийцах умчались куда-то вслед за остальными мыслями, оставляя только одну – вот как у него получается быть настолько нежным. Таким бесконечно нежным, вкладывающим чувство любви в каждый поцелуй, в каждое прикосновение, вырывать каждый мой стон и с нескрываемым наслаждением заставлять стонать снова.
* * *– Хватит на меня так смотреть, – недовольно пробурчала я.
– Как? – Стужев помешивал ложкой свой обожаемый борщ и продолжал с улыбкой смотреть на меня.
Сидели мы на кухне, в совершенном одиночестве, потому что Генри, Иван и привидение таскали в дом цветы, предварительно обрывая с них открытки с сообщениями. В доме уже царил аромат лилий, и цветы уже некуда было ставить, но их все равно заносили, потому что я имела глупость обмолвиться, что они красивые.
– Так «как»? – повторил вопрос Саша.
– Как будто ты совершенно голодный, – съязвила я.
Стужев, он вдруг выпятил нижнюю губу, подбородок задрожал, и эта морда кощеевская обиженно-печальным тоном:
– А я сегодня вообще ничего не кушал…
– Третья тарелка борща не в счет, да? – зловредно интересуюсь.
– Так вкусно же, – искренне похвастал он.
Я простонала, уронила голову на сложенные на столе руки.
– Саша, – еще один глухой стон, – я его только досолила, Саша, а ты его хвалишь и хвалишь, мне уже просто неудобно, что это не я его сварила.
– Да расслабься, Маргош, – беззаботно посоветовал он и авторитетно добавил: – А правильно посолить может не каждый, кстати.
Подняла голову, посмотрела – судя по честнейшему выражению небесно-голубых глаз, не врет, но что-то в глубине души подсказывает – издевается.
– Я тебе сейчас эту кастрюлю на голову надену, прямо со всей «капусточкой соломкой» и «нямкой-косточкой»! – пригрозила я. – А потом ты поразмыслишь на тему, что когда девушку два часа на благо отечества стонать заставляют, на кулинарные подвиги сил уже не остается. И вообще, завтра ты мне грибной суп-пюре готовишь, понял?!
– Да без проблем, – легко согласился Стужев, – только ты сначала мне два часа на благо демографии отработаешь, а после, так и быть, я посолю для тебя супчик.
– Только посолишь?! – возмутилась я.
– Ритусь, в нашей семье готовить умеют только двое – микроволновка и Генри, так что просто поверь мне на слово, лично я бы себе даже посолить не доверил, так что после моей досолки суп будешь есть сама, вот.
А я вдруг представила, как Стужев осторожненько ставит передо мной тарелочку с супом и ложечку, и хлебушка кусочек, и самолично солит… и поняла невероятное – я буду это есть, даже если он туда всю солонку всыплет, просто потому что… потому что он.
– Представила, да? – догадался Князь. – Вот, и это ты меня еще толком не любишь, а теперь представь, как мне сейчас потрясно – борщик, а ты туда и сольки, и зелени, и перчика даже… твоими ручками, приятно.
Решила, что обязательно приготовлю ему как минимум омлет, как максимум потушу картошку по бабушкиному рецепту, потому что… хочется. И вот интересно, какое у него тогда лицо будет?
– Улыбашечка, – растягивая гласные протянул вдруг Стужев, – разновидность – скромная.
– В смысле? – не поняла я.
Мне широко улыбнулись.
– Улыбашечка, разновидность – наглая, – ехидно протянула я.
– Да, я такой, – гордо ответил Саша и тяжело вздохнул.
Вдруг поняла, что он тянет время. И борщ ест, видимо, просто, чтобы со мной побыть.
– Сашенька, – позвала осторожно.
– Да, Ритусенька, – отозвался он, грустно глядя в скопление капусты в тарелке, поднял голову, улыбнулся мне.
– Тебе уйти нужно? – высказала я предположение.
– Нужно, – не стал он спорить.
– Ты туда не хочешь? – продолжила я допытываться. – Что-то опасное?
– Да нет, – Стужев улыбнулся, – ничего опасного, не переживай. Просто уходить не хочется.
Помешивая чай, лукаво поинтересовалась:
– Борщ вкусный, оставлять боишься?
Князь хмыкнул, подался ко мне и, глядя в глаза, прошептал:
– Жена очень вкусная, очень-очень, боюсь оставить.
Теплой волной накрыло с головы до ног, просто счастье такое, что боишься задохнуться, но не ответить было бы нельзя:
– Мм, возьми с собой.
– Э, нет! – Стужев откинулся на спинку стула и уже серьезно, без шуток, произнес: – Рит, я едва не поседел, пока твоя ягушенская сущность латала дыру в пространстве. Теоретически я в курсе, что это происходит без вреда для хранительницы, а на практике чувствовать, как тебя трясет, и не знать, чем помочь… Это слишком суровое испытание для моей поганой душонки, Маргош, так что посидишь дома без меня пару часиков. Ну или собирайся, мы вечером к твоим родителям заедем.