Стихотворения. Поэмы. Пьесы

1922
  
МОЯ РЕЧЬ НА ГЕНУЭЗСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ
 
 
 
Не мне российская делегация вверена,
 
Я —
 
самозванец на конференции Генуэзской.
 
Дипломатическую вежливость товарища Чичерина
 
дополню по-моему —
 
просто и резко.
 
Слушай!
 
Министерская компанийка!
 
Нечего заплывшими глазками мерцать.
 
Сквозь фраки спокойные вижу —
 
паника
 
трясет лихорадкой ваши сердца.
 
Неужели
 
без смеха
 
думать в силе,
 
что вы
 
на конференцию
 
нас пригласили?
 
В штыки бросаясь на Перекоп идти,
 
мятежных склоняя под красное знамя,
 
трудом сгибаясь в фабричной копоти, —
 
мы знали —
 
заставим разговаривать с нами.
 
Не просьбой просителей язык замер,
 
не нищие, жмурящиеся от господского света, —
 
мы ехали, осматривая хозяйскими глазами
 
грядущую
 
Мировую Федерацию Советов.
 
Болтают язычишки газетных строк:
 
«Испытать их сначала…»
 
Хватили лишку!
 
Не вы на испытание даете срок —
 
а мы на время даем передышку.
 
Лишь первая фабрика взвила дым —
 
враждой к вам
 
в рабочих
 
вспыхнули души.
 
Слюной ли речей пожары вражды
 
на конференции
 
нынче
 
затушим?!
 
Долги наши,
 
каждый медный грош,
 
считают «Матэны»,
 
считают «Таймсы».
 
Считаться хотите?
 
Давайте!
 
Что ж!
 
Посчитаемся!
 
О вздернутых Врангелем,
 
о расстрелянном,
 
о заколотом
 
память на каждой крымской горе.
 
Какими пудами
 
какого золота
 
оплатите это, господин Пуанкаре?
 
О вашем Колчаке — Урал спросите!
 
Зверством — аж горы вгонялись в дрожь.
 
Каким золотом —
 
хватит ли в Сити?! —
 
оплатите это, господин Ллойд-Джордж?
 
Вонзите в Волгу ваше зрение:
 
разве этот
 
голодный ад,
 
разве это
 
мужицкое разорение —
 
не хвост от ваших войн и блокад?
 
Пусть
 
кладбищами голодной смерти
 
каждый из вас протащится сам!
 
На каком —
 
на железном, что ли, эксперте
 
не встанут дыбом волоса?
 
Не защититесь пунктами резолюций-плотин.
 
Мировая —
 
ночи пальбой веселя —
 
революция будет —
 
и велит:
 
"Плати
 
и по этим российским векселям!"
 
И розовые краснеют мало-помалу.
 
Тише!
 
Не дыша!
 
Слышите
 
из Берлина
 
первый шаг
 
трех Интернационалов?
 
Растя единство при каждом ударе,
 
идем.
 
Прислушайтесь —
 
вздрагивает здание.
 
 
 
Я кончил.
 
Милостивые государи,
 
можете продолжать заседание.
 
 
1922
   
ГЕРМАНИЯ
 
 
 
Германия —
 
это тебе!
 
Это не от Рапалло.
 
Не наркомвнешторжьим я расчетам внял.
 
Никогда,
 
никогда язык мой не трепала
 
комплиментщины официальной болтовня.
 
Я не спрашивал,
 
Вильгельму,
 
Николаю прок ли, —
 
разбираться в дрязгах царственных не мне.
 
Я
 
от первых дней
 
войнищу эту проклял,
 
плюнул рифмами в лицо войне.
 
Распустив демократические слюни,
 
шел Керенский в орудийном гуле.
 
С теми был я,
 
кто в июне
 
отстранял
 
от вас
 
нацеленные пули.
 
И, когда стянув полков ободья,
 
сжали горла вам французы и британцы,
 
голос наш
 
взвивался песней о свободе,
 
руки фронта вытянул брататься.
 
Сегодня
 
хожу
 
по твоей земле, Германия,
 
и моя любовь к тебе
 
расцветает романнее и романнее.
 
Я видел —
 
цепенеют верфи на Одере,
 
я видел —
 
фабрики сковывает тишь.
 
Пусть, —
 
не верю,
 
что на смертном одре
 
лежишь.
 
Я давно
 
с себя
 
лохмотья наций скинул.
 
Нищая Германия,
 
позволь
 
мне,
 
как немцу,
 
как собственному сыну,
 
за тебя твою распеснить боль.
 
 
 
Рабочая песнь
 
 
 
Мы сеем,
 
мы жнем,
 
мы куем,
 
мы прядем,
 
рабы всемогущих Стиннесов.
 
Но мы не мертвы.
 
Мы еще придем.
 
Мы еще наметим и кинемся.
 
Обернулась шибером,
 
улыбка на морде, —
 
история стала.
 
Старая врет.
 
Мы еще придем.
 
Мы пройдем из Норденов
 
сквозь Вильгельмов пролет Бранденбургских ворот.
 
У них доллары.
 
Победа дала.
 
Из унтерденлиндских отелей
 
ползут,
 
вгрызают в горло доллар,
 
пируют на нашем теле.
 
Терпите, товарищи, расплаты во имя…
 
За все —
 
за войну,
 
за после,
 
за раньше,
 
со всеми,
 
с ихними
 
и со своими
 
мы рассчитаемся в Красном реванше…
 
 
 
На глотке колено.
 
Мы — зверьи рычим.
 
Наш голос судорогой немится…
 
Мы знаем, под кем,
 
мы знаем, под чьим
 
еще подымутся немцы.
 
Мы
 
еще
 
извеселим берлинские улицы.
 
Красный флаг, —
 
мы заждались —
 
вздымайся и рей!
 
Красной песне
 
из окон каждого Шульца
 
откликайся,
 
свободный
 
с Запада
 
Рейн.
 
 
 
Это тебе дарю, Германия!
 
Это
 
не долларов тыщи,
 
этой песней счета с голодом не свесть.
 
Что ж,
 
и ты
 
и я —
 
мы оба нищи, —
 
у меня
 
это лучшее из всего, что есть.