Первый снег (СИ)
— А ничего. Только мне сообщили, что теперь ты — робот, — Надежда Дмитриевна, не скрывая своего недовольства, перешла наконец-то к сути вопроса.
— Ап! — на этот раз Серёжа поперхнулся-таки чаем, который на нервной почве решил допить. — Я?..
— Ты-ты!.. Кому ещё это могло прийти в голову? Только тебе. Только тебе, — со смесью досады и жалости повторила мать, а Сыроежкин в очередной раз подумал как несправедлива к нему жизнь.
— А кто это сказал? — обеспокоенно спросил Серёжа, ожидая услышать в ответ фамилию известной ябеды, по совместительству его одноклассницы.
— А об этом весь двор говорит, — огорошила сына Надежда Дмитриевна. — Серёж… Ну откуда такая дикая фантазия? Я и папа, ну совершенно ж нормальные люди.
— Угу…
Скрытый упрёк в собственной ненормальности Серёжа намеренно проигнорировал — ругаться с матерью сейчас абсолютно не хотелось. К тому же он решил больше никогда не врать ей, а значит, настало самое время рассказать её про то, откуда пошли эти нелепые слухи. То есть поведать всю историю про Электроника.
— Ну ладно, я тебе всё расскажу. Ну, в общем, мы встретились на помойке. На свалке… — начал Серёжа.
— Всё, всё. Довольно. Хватит. Отправляйся спать, — резко перебила его мать, погубив на корню робкие ростки Серёжиной откровенности.
— Ну сам, ну! — возмутился Сыроежкин. — Я ж хотел тебе всё рассказать! — у него даже воздуха не хватило от обиды, до того он почувствовал себя преданным.
— С отцом будешь разговаривать. Я больше не могу, — Надежда Дмитриевна была не пробиваема.
«К чему тогда был весь этот спектакль с воспоминаниями, если она даже не хочет меня слушать?!» — с горечью подумал Серёжа и направился в свою комнату.
— Поверить не могу! — восклицал он по дороге. — Первый раз хотел сам всё рассказать! Первый! Один! Сам! Ну… первый! Ай!.. — махнул в конце концов на всё рукой Сыроежкин и стал готовиться ко сну.
«Не нужна ей никакая правда, — уже лёжа в кровати, сделал для себя окончательный вывод Серёжа. — И отцу не нужна, его всё равно дома никогда не бывает. Но врать я всё-таки больше не буду. Надоело. Я вообще теперь ничего им рассказывать не стану. Пусть сами на себя пеняют. А мне что, поговорить не с кем? Есть! Гусь меня всегда выслушает, и ему точно не наплевать. А ещё Эл! Он же тоже мой друг, он меня поймёт, если что. Потому что и ему в жизни досталось», — на этой оптимистической ноте, Серёжа вспомнил про подарок, который сделал ему двойник, достал из кармана штанов брелок и стал рассматривать каллиграфическую надпись и забавную косточку.
Уже засыпая, Серёжа подумал, что если бы в детстве у него были такие друзья как Макар и Элек, они бы не потащили его шариться по грязным вонючим, кишащим крысами подвалам в поисках сомнительных кладов, не стали бы разыгрывать, уверяя, что на несчастных шести сотках в Березняках можно найти нефтяное месторождение, и вообще, не требовали бы от него непонятных доказательств «дружбы» в обмен на своё внимание. Макар, вон, дружит с ним просто так, его не смущают нелепые ситуации, в которые то и дело попадает Серёжа. Наоборот, всегда старается помочь и выгородить, даже если Сыроежкин откровенно косячит. А Эл… Эл простил ему такую подставу!.. Подумать только, всегда попадавший впросак и сам страдавший от чужих афер Серёжа, единственный раз сумел обвести человека вокруг пальца. И кого? Собственного двойника, не совсем здорового мальчишку, такого же наивного как он сам. Стыдоба!..
Серёжа так и заснул с брелоком в руке, сунув ладонь под щёку. Полотенце, которым он замотал голову после душа, чтобы не замочить подушку, совсем сбилось, но Сыроежкин этого не чувствовал — ему снился Элек. Во сне они были не просто друзьями, они были братьями-близнецами и не разлучались с самого детства. А ещё Серёже снился Макар. Что именно было в этом сновидении, Сыроежкин не запомнил, но оно совершенно точно было очень приятным и захватывающим. Утром стало даже жаль что сон закончился, уж больно хорошим он был.
***
Когда Макар утром зашёл за Серёжей, на том лица не было. Сыроежкин естественно проспал, поесть не успел, даже не оделся толком — на ходу штаны застёгивал. Схватил Макара за рукав и бегом потащил его вниз, на улице остановился под своими окнами и, ничего толком не объяснив, начал буквально рыть носом землю.
— Да чеХо ты кипишь поднял, СыроеХа? — в пятый раз спросил Макар, надеясь наконец получить вразумительный ответ. — Чего мы ищем-то?
— Ну этот… маленький… как его, ну! — шмыгнул носом Серёжа и залез с ногами в детскую песочницу. — Говорю же. Эл дал… бля! Ну ты видел!
— Брелок? — догадался Макар и тоже полез в песочницу.
— Точно!
— А чего он здесь-то? — не понял Гусев, продолжая рыть руками песок. Теперь хотя бы стало понятно, что надо искать.
— Да мать случайно в окно выкинула, — чуть не плакал Сыроежкин. — Эл мне подарил, для него эта штука много значит, а я!.. Ай.
Минут через двадцать безрезультатных поисков, перекопав всю песочницу и обшарив округу в радиусе пятидесяти метров, друзья поняли, что найти брелок им не судьба и поплелись в школу. Поплелись, потому что Серёжа так расстроился, что вообще идти никуда не хотел, и Макару, как старшему и более ответственному товарищу, пришлось чуть ли не волоком тащить Сыроежкина учиться — конец года всё-таки: контрольные, проверочные… Не до прогулов, в общем.
Только попасть на первый урок ребятам было не суждено — прямо перед школой их поджидал знакомый жёлтый москвич.
— С Элом что-то случилось! — запаниковал Серёжа, едва завидев автомобиль, и бегом бросился к машине. Макар за ним еле поспевал.
— Мальчики! Как хорошо, что я вас встретил, — без тени улыбки поприветствовал Макара и Серёжу Виктор Иванович.
Он вышел ребятам навстречу и при свете дня стало заметно, что выглядит он очень плохо. Огромные синяки под глазами, бледное осунувшееся лицо — за эту ночь профессор словно постарел лет на десять. Тем не менее, сегодня за рулём он был сам, Маши нигде видно не было.
— Где Элек, что с ним? — сразу же накинулся на него с вопросами Сыроежкин.
— Он опять пропал, Серёжа, с отчаянием в голосе сказал Громов. — Мы вчера даже до милиции не доехали. Точнее, доехали только мы с Машенькой — написали новое заявление о пропаже.
— Но как же так? Почему?! — едва не перешёл на крик Серёжа. — Почему он всё время от вас сбегает, что вы с ним делаете?
Сыроежкин так распереживался из-за исчезновения двойника, что сам был на грани истерики.
— Ничего плохого, ребята, клянусь вам! — покачал головой Виктор Иванович. — Если у вас есть время, я всё расскажу вам о жизни моего сына, чтобы вы лучше понимали, что происходит и почему. И я надеюсь на вашу помощь… Надеюсь, что он найдёт вас и больше не будет скрываться.
— Первое, что я хочу сказать, — начал свой рассказ Виктор Иванович, когда ребята сели в машину, — Элек — не мой родной сын. Да, да, не удивляйтесь, пожалуйста. История его появления на свет мне неизвестна, так же как и то, кто его настоящие родители. Чуть больше тринадцати лет назад я пошёл выбрасывать мусор на контейнерную площадку рядом с домом и увидел там новорожденного младенца… Он лежал в коробке из-под обуви, замотанный в какие-то тряпки и не подавал признаков жизни.
— Ой… — пискнул Серёжа и придвинулся ближе к Гусеву.
— Не боись, Серёг! — приобнял его Макар. — Мы ж знаем, что он жив остался!
— Да, — вздохнул Громов, — Элек, а тогда ещё просто безымянный мальчик, выжил. Но что ему пришлось пережить! Три недели в реанимации, две клинические смерти… А через два с половиной месяца я забрал его домой. Это тоже было непросто — чтобы избежать Дома малютки и ускорить процедуру усыновления, я дал большую взятку нужным людям. Кроме того, мне пришлось зарегистрировать брак, ведь я не был женат. К счастью, моя новая ассистентка, она только устроилась работать к нам в институт, согласилась помочь мне совершенно бесплатно и фиктивно вышла за меня замуж. Через год мы с Машей развелись, но с той поры стали друзьями. А потом и не только друзьями. И вот тут-то начались проблемы. Элек совершенно не переносил Машу. Она хорошая женщина и все эти годы прекрасно к нему относилась, но… Я не знаю почему, но он ревнует… до сих пор. Мы всегда с Элеком были очень близки, всё своё свободное время я посвящал ему. Может быть это было неправильно, но он так тянулся ко мне. Мне было его жаль. У Элека никогда не складывались отношения с другими детьми — они почему-то не принимали его, а он не знал как найти к ним подход. Кроме того, Элек совершенно не воспринимал взрослых женщин — из-за этого у него были постоянные проблемы в школе, учителя ведь в основном именно женщины.