Первый снег (СИ)

— Подожди, — перебил друга Гусев, — выходит, твой отец… того этого с тёткой твоей?
— Да, — грустно кивнул Серёжа. — У папы маршрут часто через Ленинград проходил, вот он и останавливался у тёти Наташи. Но матери он клялся, что не знал, что она беременна — всё же часто, это не каждый раз. О том, что Наташа эта за день до смерти ребёнка родила в медицинском заключении сказано было.
— Ни хера себе! — воскликнул Гусев. Потом немного подумал и спросил: — А чего ж твои тогда ребёнком не интересовались?
— Ну, как я понял, милиция дело завела, и ребенка какое-то время искали, но не нашли, она ж сама дома рожала. А так, папа и не думал, что это от него. Тётка и нагулять могла. То, что ребёнок папин — это они с матерью только сейчас поняли, когда про Эла от меня узнали. Мы ж с ним оба, получается, и на мать и на отца похожи. И место, где его Громов нашёл совпадает, и родился он в один день со мной, прикинь! — Серёжа захлюпал носом и стал усиленно терпеть глаза.
— Не плачь, Серёга, — стал утешать его Гусев, — найдётся скоро твой брательник. Побегает и к профессору своему вернётся. А шизнутый он, похоже, в маманьку свою…
— Ага, — Серёжа теснее прижался к другу и стал машинально тереться лицом о его плечо. — Мать, пока с отцом ругалась, говорила, что он Наташкой воспользовался. Она, мол, за себя не отвечала, до двадцати с лишним лет в куклы играла. Пеленала их, укачивала, будто это её дети. А потом их в ящик сваливала, когда на неё просветление находило. Не понимала, короче, когда игра и понарошку всё, а когда — нет.
— Так она и Эла могла так… с куклой перепутать, — предположил Макар, уже вовсю гладя Серёжу по спине и бокам и целуя в лохматую макушку.
— Могла, — пробубнил Серёга ему куда-то в шею. — А когда поняла, что сделала — с крыши сбросилась… Мать тоже так решила. Теперь обвиняет отца не только в измене, но ещё и в смерти своей сестры. Короче, они теперь с папашей не разговаривают, а если что надо — через меня друг другу передают. Не хочу с ними рядом находиться…
Серёжа так и сидел ещё минут десять, наверное, не шевелясь, только вжимаясь всем телом в своего друга, и Макар тоже боялся шелохнуться, чтоб не разрушить так нежданно возникшую между ними интимность. А потом зазвонил будильник, и пришлось собираться в школу — последний день, как-никак. Уроков не будет, Таратар только дневники и табеля раздаст с годовыми оценками. Ну, и скажет чего-нибудь хорошее.
***
Элек стоял на залитом солнцем школьном дворе и отчаянно пытался вспомнить своё имя. Собака сидела рядом и смотрела на него преданными глазами, но и её кличку вспомнить не получалось. Элек поплотнее намотал поводок на руку — если собака убежит, непросто будет позвать её обратно. Хотя как-то же они сюда добрались? Но прошлое с каждой минутой блёкло, стиралось, разваливалось на куски и таяло, оставляя после себя лишь смутное тревожное послевкусие. Где он был, что делал? Зачем пришёл к этой школе? Он здесь учится? Почему на нём такая странная одежда — лосины, неудобные туфли с загнутыми носами, безрукавка, больше похожая на средневековую котту, длинный колпак?..
Элек стянул назад душный головной убор и ещё раз осмотрел себя — его серебристо серый наряд нелепо выглядел на городской улице. Сейчас прохожие оборачиваются на него, а как реагировали люди до этого момента? Элек с трудом помнил каких-то мужчин, их смеющиеся лица, руки прикасающиеся к его телу… Кажется, те люди и дали ему эту одежду. Но что они говорили, что делали при этом? Казалось, ещё пять минут назад он мог бы ответить на этот вопрос, но теперь уже нет. Лишь широкое красивое лицо с щербинкой между зубами и родинкой над верхней губой, явно принадлежащее молодому человеку, ещё всплывало в обрывках исчезающих воспоминаний. «Парень, если не хочешь совсем пропасть, бери свою собачку и беги отсюда. Я отвлеку их», — сказал мужчина, и Элек побежал.
А вот как долго бежал, где проходил его путь, случилось ли с ним что-нибудь по дороге, Элек сказать не мог. Он чувствовал себя уставшим, но не запыхавшимся. Ноги не болели, но немного ломило тело. Странно — пить и есть тоже не хотелось. Единственное, что совершенно точно понимал Элек, это то, что путь его заканчивается именно здесь и больше никуда спешить не нужно, нужно ждать.
 
В школе прозвенел звонок — такой громкий, что Элек услышал его даже с улицы. И буквально через пару секунд двери распахнулись и на улицу высыпала весело галдящая толпа ребят. Одни бежали и подпрыгивали на ходу, другие по дороге устраивали шуточные потасовки, третьи просто спокойно шли, радостно улыбаясь друг другу и всему миру.
Элек заметил его сразу. Лохматый светленький парнишка лет тринадцати-четырнадцати спускался с крыльца вместе со своим другом, таким же лохматым рыжеволосым парнем, парой приятелей и двумя девочками — блондинкой не в школьной форме и красивой брюнеткой с забавно уложенными косичками. Светленький поднял глаза на Эла, замер на секунду, заорал что-то радостно и со всех ног бросился Элеку навстречу, утягивая за собой рыжего друга. Остальные ребята за ними еле поспевали.
— Эл! Эл! Братик, ты вернулся, Эл! — парень, который показался Элеку до боли знакомым, практически напрыгнул на него и, выкрикивая приветствия, буквально повис у Элека на шее.
«Он называет меня «Эл», — понял Элек. — Но я не помню этого имени. И не знаю как зовут мальчика и его друзей. Наверное, это мои одноклассники. Хотя… он сказал: «Братик». Значит, мы братья».
Элек смущённо улыбнулся и тоже обнял в ответ паренька. Ему было неловко, оттого что он не помнил никого из своей семьи и даже к брату не мог обратиться по имени.
— Эл, ну чего ты стоишь как не родной? — брат потащил его за собой и, даже не выслушав ответ, затараторил вновь: — Ща профессору твоему позвоним, а то он с ума там сходит! Правда, Рэсси? — собака громко тявкнула в ответ, и Элек сообразил: «Рэсси» — это её кличка. — Потом отцу с матерью покажется, ну, в смысле мне-то она мать, а тебе — тётка. Ну, давай, тут автомат рядом, — брат продолжал тянуть его куда-то.
— Прости, — виновато улыбнулся Элек, — я… я ничего не помню. Вот, пока ты не сказал, даже не знал как нас с собакой зовут. Прости… пожалуйста.
— Ой-ё! — мальчик резко остановился и всё так же, не выпуская Элека из объятий, стал растерянно оглядываться на друзей. — Что делать-то?.. Меня зовут Сергей Сыроежкин, — представился он наконец. — А это Гусь, — кивнул он в сторону товарища. — Макар Гусев то есть, — поспешил тут же поправиться Серёжа, увидев как Гусев грозно двигает челюстью. — Вовка, Витёк, ну и Майка с Зоей, — в итоге представил всех друзей Серёжа.
— Зоя… — повторил имя чёрненькой девочки Эл — оно показалось ему очень красивым.
— А ты — Электрон, сокращённо Элек, — сказал Макар и похлопал Элека по плечу. — Вспоминаешь? Серёга тебя Элом зовёт.
Элек отшатнулся от Макара, бросив на него опасливый взгляд. Потом помолчал немного и сказал:
— Электрон… странное имя, но звучит неплохо. Значит, я — Электрон Сыроежкин?
Серёжа довольно захихикал, девчонки тоже заулыбались, но Макар серьёзно сказал:
— Громов. У тебя другая фамилия.
— Неужели ты совсем меня не помнишь? — Серёжа выглядел расстроенным. — Мы с тобой встретились на помойке, я тогда ещё не знал, что мы братья. А потом ты ходил вместо меня в школу, мы же близнецы…
— Близнецы? Разве так бывает? — удивился Эл, пытаясь ещё раз осмотреть себя. — У нас ведь разные матери…
— Бывает, ещё как! Они же тоже близняшки, настоящие, — принялся объяснять Серёжа. А потом вдруг вздохнул и виновато посмотрел на Эла. — А как ты сбежал от меня, а потом вернулся, тоже не помнишь?