Окно выходит в белые деревья...
Часть 40 из 70 Информация о книге
6Когда, придя в солдатский лазарет,императрица корпию щипаласредь белокрылых русских лизавет, —ее слеза на гной бинтов упала,а Николай Второй вздохнул в ответи понял, что империя пропала.«Георгия» зажал в ладони оннад койкою в следах кровавой рвоты,где белой куклой в доме ледяномеще дышало и стонало что-то.Чернели сквозь бинты провалы глаз.Был рот подернут судорожной пеной.«Скажи, ты, братец, ранен в первый раз?»«Нет, во второй…»«А где же, братец, в первый?»Солдат, наверно, не узнал царяи вовсе без насмешливости горькой,«Девятого… —отхаркнул, —января…»—и вздрогнул царьи выронил «Георгий».В народе был Кровавым прозван царь,но в нем была какая-то бескровность.Казалось, хоть в лицо его ударь —под безразличьем чувствованья скроет.Он безразлично обожал жену,ее к святому старцу не ревнуя.Он безразлично проиграл войнуи в полусне проигрывал вторую.И по сравненью с ним пойти на рискготов был даже при нуле талантовжелто-седой поджарый Фредерикс,роняя в кофий перхоть с аксельбантов.Старался царь,не будучи жесток,в кровопусканьях соблюдать приличья,но царского падения исток —палаческая сущность безразличья.Неужто надо целых триста лет,чтоб сила власти сделалась бессильем,чтобы, прогнивший строй сводя на нет,гудками забастовки забасили?Власть одряхлела.Шел такой разброд,что дрябнущему телу государстване помогали, впихнутые в рот,Бадмаева тибетские лекарства.Все выродилось,все сплошной бардак,все разложилось,все проворовалось.Арестовать Россию всю?Но как?В полициюи то проникла вялость.Империи тогда конец,когдасложились все ходынки и цусимыв такую концентрацию стыда,что этот стыд сносить невыносимо.И между Малой Вишерой и Дном,встречая только дерзость,а не почесть,как пес ослепший,ищущий свой дом,метался одинокий царский поезд.Царь слышал мат и выстрелы в дыму,рукой вцепившись в желтый шелк салонный,и песню, незнакомую ему:«Вставай, проклятьем заклейменный…»Ему шептали на ухо совет —не попросить ли Англию о займе,а где-то кисти репинской портретштыки сшибали в белом думском зале.Припомнилось Мещерскому письмо,где царь,упавший с гондолы под башней,Венецию сравнил весьма умнодля отрочества —с женщиною падшей.«Россия тоже пала», —в полуснецарь прошептал,как при смерти зевая.Все те, кто упадет в любой стране,страну за это падшей называют.Царь был каким-то мертвым,жестяным.В отсутствующем взгляде —ни живинки,когда, как дар,Гучкову с Шульгинымон вынес отреченье на машинке.Бесчувствием царя был оскорблендух монархистов, неутешно мрачных:«Россию сдал он, словно эскадронбезвольный офицерик-неудачник».Мела метель уральская, взревя, —в ней были и безжалостность,и жалость.К развязке шла трагедия царя.Трагедия России продолжалась.И царь в предчувствьи стискивал виски,когда среди чужих кожанок черныхтак хрупко, будто яблонь лепестки,порхали платья дочек обреченных.Царь неохотно выходил во двор,лишь только если вытянет наследник.Шептал сквозь щели,вскрикивал забор:«Глядите, царь!Царь Николай Последний!»Впервые царь почувствовал остро,что весь уклад придворный был обманчив,когда на сказках братьев Гримм, Перровоспитан гувернантками был мальчик.Теперь без иностранных языковкораблики, взывающие SOSом,наделавиз газет большевиков,играл наследник с дядькою-матросом.Он просьбами умучил старика.«Ну, дядька, сказку!»«Сказку?Ты сурьезно?А хочешь про Ивана-дурака?»«Хочу».Но это было слишком поздно.7Когда Великий Петр был хворуже предсмертной страшной хворью, —ища в бреду рукой топор,он, как рабочий,харкал кровью.Лед был на лбу его палящ.Царь,перед смертью беззащитный,искал топор не как палач —а словно плотник ненасытный.Он бормотал в бреду сквозь боль,ручищей пустоту корежа:«А не достроено-то сколь!А не дострижено-то, —Боже!»Еще в пиры от пустотыбросался царьи в смехе трясся,заталкивая в чьи-то ртыкошачье,лисье,волчье мясо.Но окончательно он слег,как будто волком подавился,когда ему российский Богв оковах каторжных явился.Ниспрашивая благодать,царь подписал,смиренен,кроток,указ последний:волю датьвсем тем, кто в каторжных работах.Бог взял указ,но головойон покачал,царям не веря,и смерть с усмешкою кривойцарю дала еще мгновенье.И в завещанье потомудва слова —только —и попало:«Отдайте все…» —а вот кому,царь не успел:перо упало.Что он бы дальше начертал?«Народу?..»В тайну нету входа.Но где,отлитое в металл,определение народа?Народ не вбить в декрет,указ.Он выше неба,ниже лужи.Он с пьяных или трезвых глаз,то лучше сам себя,то хуже.Мы сотрясли земную ось,но разделили нас по-зонно.Нам на авось не удалось,и мы не удались позорно.Скорей нам отдадут луну —пустую лунную породу.Стране не отдадут страну,народ не отдадут народу.