Алмазный город

Мирран принялась вытаскивать отовсюду – из карманов, лифа и даже сапог – всяческие драгоценности: ожерелья с опалами, сапфировые браслеты, изумрудные кольца. Каждый предмет она поднимала над головой и слегка трясла им. Серебристый свет луны Изар играл на украшениях и на удовлетворенной гримасе Коля.

– У меня новые игрушки не хуже, – заметила Аина, демонстрируя всем четыре клинка с алмазными лезвиями – трофеи, взятые у поверженных врагов.

Шеф повернулся к ней. Пронзительный взгляд его сапфирово-голубых глаз был, как всегда, суров. Улыбка сползла с лица Аины. Она испугалась, что Коль начнет распекать ее за то, что похитила оружие, происхождение которого потом будет легче легкого установить – такие ножи выдавались только бойцам Алмазной гвардии, служили ее символом, и ни один обыкновенный уличный головорез не мог себе их позволить.

Но, выдержав паузу, Коль одобрительно кивнул:

– А ты становишься отличным Клинком, Аина. Хорошо мы вместе сработали.

При этих словах она чуть не лопнула от гордости и всю обратную дорогу до Хайма с великим трудом сдерживала радостную улыбку.

…Да, они хорошо вместе работали и, что еще важнее, знали друг друга лучше, чем кто-либо со стороны мог их знать. Аина еще на несколько мгновений задержала взгляд на фигуре в проеме башенки вокзала. Она покидала поле боя с Таннис вся в крови, она лихорадочно соображала, как и где ей затаиться на то время, пока ее ищет весь город, а он – он, как всегда, стоял там на виду у всех, спокойно и бесстрашно… И вдруг исчез. Просто повернулся и скрылся из виду. Вместо жара от его взгляда по спине пополз холодок. Теперь, когда она допустила роковую ошибку, нет между ними больше той близости.

– Куда ты там уставилась? – спросил Рю.

Вместо ответа она махнула рукой в сторону ушедшего вперед Тео. Вместе с молодым Хираи они, не произнося ни слова, нагнали его бегом. Вскоре все трое остановились перед длинным одноэтажным домом из саманного кирпича с ржавым металлическим листом вместо двери.

Тео тихонько постучал. Взгляд Аины упал на мальчишку, растянувшегося неподалеку прямо на голой земле. Совсем еще зеленый, лет двенадцать, не больше. Он лежал на спине с полуприкрытыми веками и одной рукой прижимал к носу и рту пластиковый пакет. Другая рука была безвольно откинута прямо в грязь. Парнишка шумно вдохнул, и Аине показалась, что она даже на расстоянии чувствует запах ядовитых испарений. Этот запах был хорошо знаком ей – как и ощущение забытья, свободы от всего на свете, которое приходило вместе с ним. Малец опустил руку с пакетом, после чего несколько секунд тупо созерцал собственные ступни. Затем закрыл глаза. Его грудь вздымалась и опускалась в таком редком ритме, что каждый вдох становился для стороннего наблюдателя как бы сюрпризом.

От этого зрелища у Аины вдруг зачесалось все тело. Даже сейчас, много лет спустя, при мысли об этом столь сильно действующем клее – единственном наркотике, всегда в изобилии доступном детям улицы, ее разум мутился, и жажда нюхнуть хотя бы разок пробуждалась с новой силой. Валяться на мостовой, сжимать в руке пакет с этой густой массой… Весь мир начинает вертеться и плясать перед глазами, дыхание слабеет… Выражение в глазах прохожих в вышине над тобой… Собаки подбегают тебя понюхать… Потом накатывала усталость, мысли в голове путались, по всему телу растекалась слабость, дышалось тяжело и прерывисто, в легких не хватало воздуха. Но при этом ведь была же, была и временная эйфория, сладкий кайф, как бы позволявшей сознанию выйти из тела, измученного лишениями, болью и голодом. А еще клей стирал воспоминания – иногда Аина даже не могла восстановить, как оказалась там, где оказывалась, выйдя из забытья, и что делала до него. Более глубинные, старые воспоминания оно тоже уносило, и в конце концов даже лица родителей расплывались перед ее внутренним взором тусклыми пятнами, а самые тяжелые, горемычные ночи в подворотнях становились словно страшными рассказами, услышанными от кого-то постороннего.

Как Аина ни старалась, сколько ни нюхала клей, ему не удавалось совсем вытеснить из памяти самую невыносимую картину – мертвые тела мамы и папы, распростертые на полу. Но на какое-то время забыть получалось – так же как и о зудящей пустоте в желудке.

Чем грозят эти сеансы, Аина знала. Например, комой. Или таким учащением дыхания, что легкие просто не выдержат – откажут. Или схлопнутся от единого, особо неудачного вдоха испарений. Но ей было все равно, и она регулярно нюхала клей несколько лет подряд – вплоть до одного прекрасного дня, когда ей уже исполнилось одиннадцать. Она, как обычно, рыскала по берегу реки Минос в поисках случайно оброненных корсов и внезапно наткнулась на труп.

Это была девушка, судя по виду миланка, как и сама Аина. Только постарше – лет уже за тринадцать. Подобно маме Аины, покойная при жизни коротко – до линии подбородка – стригла темно-каштановые волосы. К лицу ее прилип пластиковый пакет. Те, кто нюхает клей, часто гибнут от обычного удушья. Аина дрожащей рукой стянула пакет в сторону. Нос и рот погибшей были покрыты сыпью, которая свидетельствовала о болезни, вызываемой наркотиком. В Косине такую сыпь называли «поцелуем Калаан». Аина невольно потянулась рукой к собственному рту и нащупала там прыщики – зачатки такой же сыпи. Она представила себя такой вот – мертвой, на берегу реки.

С тех пор девочка не притрагивались к клею, хотя чуть не умирала от ломки. Год спустя ее подобрал Коль, начались бесконечные тренировки – они почти полностью вытеснили из сознания мысли о наркотике. А когда она стала Клинком и впереди замаячило какое-никакое, но будущее, стремление к нему заполнило все ее помыслы. В общем, полное погружение в подготовительный, а потом в рабочий процесс принесло свободу от зависимости.

– Он в порядке? – сквозь пелену воспоминаний прорвался голос Рю.

– Все нормально, – ответила Аина как бы и за себя, и за мальчишку на мостовой. – Входи, я за тобой.

Передернув плечами, Рю оставил ее на улице и скрылся внутри дома. Как только дверь за ним закрылась, Аина подошла к отключившемуся парню и сняла с его лица пакет. Вообще-то, куда безопасней пластиковых пакетов – бумажные, но такие ребята обычно либо об этом не знают, либо им плевать. Вот и этот, наверное, старается о чем-то забыть, вытеснить какую-то травму из памяти – в точности как она когда-то. Девушке вдруг захотелось разбудить его и рассказать, что есть такие воспоминания, что навсегда останутся с тобой, и такие раны, что никогда не заживают. С другой стороны, пусть хотя бы попробует спастись от них – ей ли его останавливать?

Мальчуган продолжал дышать, поэтому, решив, что прямой опасности нет, Аина поднялась и вернулась к делу. Если не довести его до конца, Коль убьет ее. Или, еще того хуже, она снова останется на улице и задохнется наконец в пластиковом пакете. Она повернулась и решительно вошла в жилище инозенки.





21




Дом тетки Рори походил на тот, где родилась Аина, разве что был немного просторнее. На земляном полу стояли два деревянных стула и стол, на нем – сплетенная из золоченой проволоки статуэтка: Матери с зажженными по четырем сторонам свечами. На полу в центре – соломенная циновка.

В старом жилище Аины пол тоже был земляным, его застилали одеялами и листами картона. По углам вечно копошились пауки, имелась самодельная печка – вот и все. В памяти девушки часто всплывал один и тот же образ: мамина маленькая фарфоровая лошадка. Все раннее детство Аины лошадка простояла за печкой. Мерцание фарфора в языках пламени до сих пор возникало у нее перед глазами, пробиваясь сквозь мрак, опустившийся на все остальные воспоминания в восьмилетнем возрасте.

Было поразительно, что родители Аины из-за магических ритуалов в свое время погибли, а теперь те же ритуалы должны помочь ей спастись.

– Добрались все-таки! – Из задней комнаты показалась Рори в пурпурной шали на плечах. Она улыбалась так широко, будто гости явились на веселую вечеринку, а не на подпольный сеанс магии. – Тетя вас ждет. У меня скоро смена в баре, но я решила вас дождаться, чтобы лично познакомить с Джун.

В голосе Рори звучали легкие нотки тревоги, она явно боялась за тетку, и Аина, положа руку на сердце, вполне понимала ее. Пустив их сюда всей гурьбой, она уже пошла на немалый риск.

– А ты сама тоже инозенка? – спросила Аина, когда гостей пригласили в заднюю комнату.

– Да, – кивнула Рори. – С самого детства. Только в тайны волшебства меня не посвятили. Тетя говорит – это слишком опасно. – Она указала рукой на низкий темный проход в глубь дома: – А вот и она.

Джун Косте, тетка Рори, сидела на подушке посредине маленькой каморки. Темные с проседью волосы почти закрывали лицо с высокими скулами. Две свечи отбрасывали золотистый свет на охристо-смуглую кожу и желтую шаль. Черная татуировка серповидым лезвием прорезала лоб женщины. Поверх резких линий этой татуировки беззастенчиво сверкали три небольших алмаза. Именно они указывали на сан и статус носительницы.

Джун была сакореном, жрицей – то есть инозенкой из особо избранных, удостоенных личного общения с Великими Матерями. Они являлись им в видениях и помыслах. Они благословляли их на руководство паствой и наделяли властью посвящать других алчущих знания инозенов в таинства магии крови и почвы. Таким просветленным вживляли в лоб по три ярких алмаза в знак верности Матерям и в качестве символа духовной власти. Родители всегда учили Аину почитать сакоренов и доверять им: мол, они всегда придут на помощь, они добры… все, кроме короля Веррайна. Король извратил священные истины и использовал данную ему силу во зло, предав тем самым благодатные заветы Матерей.

С тех пор как кончилась война, у каждого сакорена, попавшего в руки Алмазной гвардии, зверски вырывали эти алмазы, а вместо них наносили такую вот черную татуировку – чтобы все вокруг знали, с кем имеют дело. С этим позорным клеймом их уже не бросали в тюрьмы и не казнили – им позволяли свободно разгуливать по улицам в назидание всем остальным инозенам, чтобы те глядели и помнили: Сталь всегда побеждает Кровь… Ну а Джун, видимо, тайком вживила себе новые драгоценные камни.

По левую сторону от нее лежал потрепанный список Нос-Инокена – Священного Писания, вместилища Материнской премудрости, составленного сакоренами сотни лет назад. По правую – стоял стеклянный сосуд, полный необработанных алмазов. Магического действия каждого из них хватало только на один обряд, так что необходимо было всегда иметь под рукой солидный запас. Гости расселись. Хозяйка молчала – только смерила их взглядом, одернув рукава. Видно было, что эта дама привыкла зарабатывать на жизнь совершением магических ритуалов для людей, которые или лишены такого дара, или просто боятся его использовать. На Куче такие инозены старшего поколения, как Джун Косте, пользовались всеобщим почтением – до тех пор пока им удавалось ускользать от всевидящего ока Алмазной гвардии.

– Амман ораске, – приветствовала она пришедших. – Да благословят вас Матери.

– Амман мин ораске, – отозвалась Аина. Давно знакомые слова легко слетели с ее языка, и на душе сразу стало спокойнее. Эта формула была одной из немногих, что ее родители знали на древнем священном языке, который давно отмер и использовался только в особых случаях между инозенами. Отец и мать обращались с нею к сакоренам на тайных службах в подземелье. – Вы ведь были сакореном, да?

– Я им и осталась. Я не изменяла обетам, подобно Веррайну, я самый настоящий сакорен, им и пребуду до того дня, когда мой дух вернется в лоно Матерей, – спокойно заговорила Джун. – Пусть многие жители этого города отступились от истинной веры, я – нет. Матери защитят меня, даже если Косин истечет собственной кровью.


Аина с трудом подавила скептическую ухмылку. Джун, как большинство инозенов, конечно, вольна верить в действенность Материнской защиты – только вера эта продлится ровно до тех пор, пока она не увидит перед глазами ствол в руках гвардейца. Вот если бы Матери наладили производство пуленепробиваемых щитов, Аина, вероятно, с чистым сердцем поклонялась бы Им.

Повисла короткая пауза.

Затем Рори робко шепнула:

– Сначала надо заплатить.

Аина подтолкнула Рю локтем. Тот достал из кармана шкатулку и открыл ее. Монеты посыпались на стол перед Джун. Золото заблестело в огне свечей.

– С благословения Великих Матерей кровь моя да послужит вам впрок, отдаю ее с легким сердцем… – начала Джун. – Рори, помоги-ка мне.

Племянница отошла к стене, опустилась на колени перед сундуком и достала оттуда небольшой ножик. Затем вытащила из прозрачного сосуда один алмаз и передала оба предмета тетке.

– Рори сказала, вы кого-то хотите найти. Кого же? Имя?

Аина прикусила губу, пытаясь оценить, насколько можно доверять этой жрице. Но тут же вспомнила, что выбора у нее, собственно, нет.

– Каута Хираи.

– Так, значит, он жив? – Джун склонила голову набок. – Вы принесли то, что нужно? Магическая связь устанавливается через смешение трех элементов – крови заклинателя, крови того, на какого снизойдет видение, и какой-то частички от объекта заклинания. Значит, моя кровь, ваша и… что-то от господина Хираи.

Аина протянула ей маленький стеклянный флакончик с засохшими каплями крови, натекшими в ту страшную ночь с кинжала. Джун некоторое время разглядывала его, поворачивая в обветренных руках так, чтобы на пузырек падал свет. На лице жрицы появилось усталое выражение, как будто перед ней разлилось столько крови, что один ее вид утомлял. Затем она подняла глаза на Аину и пристально вгляделась в ее одежду и черты лица.

– Могу я спросить, откуда у девчонки с Кучи кровь одного из самых состоятельных людей города? Если, конечно, это не она на днях пыталась его зарезать…

Этот полувопрос-полуутверждение повис в воздухе, сразу накалив обстановку. Аина приподнялась, потянувшись рукой к кинжалу, но Рю накрыл ее ладонь своею и, перехватив инициативу, ответил сам.

– Я брат Кауты, – отрывисто пояснил он. – Я присутствовал при покушении. Человек, напавший на него, уронил клинок, и несколько капель стекло на пол. Я пришел сюда выяснить, где мой брат.

Рю замолчал. Джун только досадливо отмахнулась, ее взгляд, все еще обращенный на Аину, не оставлял сомнений: она все прекрасно поняла.

– Что ж, вероятно, это не мое дело. Я готова совершить заклинание. Где сейчас находится Каута Хираи, покажет видение. Поскольку элемент, при помощи которого заклинание состоится, доставили мне именно вы, вам Матери это видение и пошлют. Вернее, нам с вами вместе.

В тусклом пламени свечей Джун поднесла серебристое лезвие ножа к предплечью, где кожа была уже испещрена давно зажившими шрамами, и нанесла себе острием еще одну неглубокую колотую рану. Теперь старые порезы окружали новый каким-то жутковатым созвездием. Жрица окунула в стекающую кровь алмаз и сделала головой знак Аине.

Та вытащила из голенища сапога свой клинок и тоже прижала к руке выше локтя.

…В голове мелькнуло мимолетное воспоминание о том, как то же самое проделывала ее мать, когда спасала соседа от приступа какого-то заболевания. Аина была еще совсем маленькая. Затаилась тогда в углу и следила за каждым маминым движением.

Когда излечение прошло успешно, тот человек ушел, почему-то через окно. Аина подбежала, высунулась и внимательно оглядела улицу в оба конца – нет ли где шпионов Алмазной гвардии? За последние годы ей часто приходилось видеть, как люди исчезают. И даже как их расстреливают. Смысл происходящего до конца уяснить она, конечно, еще не могла, но нутром понимала: родители сильно рискуют.

Наконец фигура соседа исчезла за углом. Девочка тяжело вздохнула и обернулась к маме, которая тщательно очищала лезвие ножа.

– Почему ты продолжаешь этим заниматься, если это опасно? – выпалила она. Этот вопрос Аина задавала маме постоянно, на разные лады, но ответ на них только усиливал ее страхи.

Мама наморщила лоб, но заговорила с дочерью обычным спокойным голосом:

– Он нуждался в помощи, михита[4]. На лечение в больнице у него нет денег, а я могла его вылечить. Это дар от Матерей, и его нужно использовать людям во благо.

Аина хотела спросить, а кто поможет им, если их поймают, но не знала, как правильно сформулировать вопрос, чтобы не рассердить маму. Поэтому она промолчала. Она молчала всегда – и когда они спускались на тайные религиозные службы под землю, и когда читали молитвы, и когда пускали в ход магию. Со временем девочка даже прекратила высматривать на каждом углу патрули Алмазной гвардии…

…Теперь, много лет спустя, она воспроизвела движение матери почти безотчетно: вдавила кончик кинжала в кожу. Алый пульсирующий родничок заструился по лезвию. Джун медленно поднесла бриллиант к своему клинку, затем к клинку гостьи. Жидкость с металлических поверхностей пролилась на драгоценный камень мельчайшими каплями. Кровь Джун смешалась с кровью Аины.

Затем, держа алмаз на ладони, жрица другой рукой подняла флакон с кровью Кауты. В каморке воцарилась полная тишина. Все напряженно ожидали того, что должно сейчас произойти.

Закрыв глаза, Джун прошептала: «Амман инок».

Все двери были закрыты, а окна здесь и вовсе отсутствовали, но непостижимым образом в комнату внезапно ворвался, растрепав волосы на затылке Аины, свежий ветерок.

Грани алмаза, видимые сквозь кровь, засветились изнутри каким-то неземным светом. Интересно, невпопад подумала девушка, из какого он ювелирного магазина? Кто его туда продал? У кого Джун купила этот камень?

И тут весь окружающий мир внезапно заволокла аспидно-черная тьма.





22




– Что за…