Алмазный город

Слух заполнила звучная молитва Джун, подхватываемая хором других инозенов. Аина сразу припомнила ту же молитву в исполнении родителей, и осознание того, что жизнь – драгоценнейший дар, переполнило ее естество; в пещере вдруг стало душно. Теперь в ее памяти не осталось ничего, кроме гибели мамы с папой и ее вынужденного бегства из родного дома.

Поскольку Коль, несомненно, шел за ней по пятам, а награду за голову преступницы Дозор не отменял, Тео с Рори подвергались серьезной опасности, просто находясь в обществе Аины. Поэтому на вторую ночь, когда все заснули, она оставила записку – короткую, из которой следовало только, что она уходит, – и тихо выскользнула из «конспиративной пещеры». Следующие пять суток девушка ночевала на старых местах – на заброшенном складе, на пожарной лестнице старого многоквартирного дома, в пустующей лачуге у моста. Где угодно – лишь бы было пусто и спокойно.

Но в конце концов она устала ждать и таиться. Если Коль решился ухлопать ее, все равно ухлопает. Оттягивать неизбежное даже тяжелее, чем принять его открыто.

На углу очередного квартала стоял человек в просторном не по размеру пальто и шепотом предлагал прохожим целый ассортимент дурмана. Аина без колебаний приблизилась к нему. Отсыпала корсов ровно на один бумажный пакет, пропитанный клеем, и одну флягу огненного темно-бурого бренди. Потом направилась к старому родительскому дому.





34




Аина всегда думала, что, если когда-нибудь, на каком-то жизненном этапе, испытает позыв вернуться к знакомым с детства веществам, в душе ее что-то непременно взбунтуется, поднимется буря протеста. Как минимум ей вспомнится, как гордилась она собой, отказавшись от них. Но вот теперь, сидя на крыше отчего дома с флягой огненной воды в левой руке и вонючим клейким пакетом в правой, в компании одной лишь холодной ночи, девушка ощутила – нет ничего легче.

…Единственный раз после завязки она уступила искушению, лишь однажды, четыре года назад.

Коль тогда страшно загонял и измотал ее на занятии. И она, бедняжка, впервые за много-много месяцев купила себе клея и собиралась уже забыться на крыше Хайма. Она понимала, что есть опасность, надышавшись ядовитым парами из чертова пакета, задохнуться насмерть, как та девица на реке, но смысла оставаться в сознании больше не видела.

Коль застукал ее примерно через час, когда солнце уже зашло. Она смотрела на него из-под края бумаги мутными глазами, пульс был учащенным, дыхание – прерывистым. Шеф сорвал с ее головы пакет и закричал: «Вставай!» Но Аина лишь вяло и тупо глазела на него. Тогда Король помог ей перетечь в сидячее положение и оставался рядом все время, пока ученица приходила в себя. И хотя до самого утра ни один из органов ее чувств не работал достаточно четко, она накрепко запомнила, с какой силой рука Коля стискивала ее плечо, как плотно сжимались его челюсти и как свет лун отражался в глазах, которые он не сводил с нее ни на секунду.

В голове ее эхом раздавался его шепот: не смей никогда больше так делать, я спас тебя, вытащил из ямы, а ты все портишь, сама разрушаешь свое будущее. Он сказал: если потребуется, я просижу тут с тобой всю ночь. И действительно, лишь когда Аина наконец полностью очухалась, выпрямился во весь рост и пробормотал: хорошо, мол, хоть коньки не отбросила.

На следующий день она явилась к нему и впервые спросила: придет ли такой день, когда она сможет открыть в городе свою криминальную контору. Он ответил утвердительно, даже не подняв головы от письменного стола.

– Когда именно – скажу в свое время, – просто добавил Коль, и она вышла из его кабинета с чувством наконец обретенной жизненной цели.

…Чтобы не думать о своем роковом провале, Аина просто глазела вдаль. Сейчас, в таком же, как тогда, мутном взоре, Косин представал перед нею более чем когда-либо похожим на рисунок, и ей приходилось лишь удивляться, откуда художник взял силы для изображения этого проклятого места, притуплявшего всякое вдохновение своими мрачными серыми тонами… но в то же время и притягивавшего таких, как она, как Тео, как Рю. Заставлявшего оставаться и жить в нем, даже давясь его ядовитыми испарениями. Аина попыталась представить, как город мог выглядеть раньше – увитый тонкими шелками, умытый кровью, усыпанный алмазами? Взгляд ее скользнул по Куче, где каждая подворотня, каждая пылинка, каждый заколоченный дом и каждый урчащий от голода желудок представал в ее воображении живее, чем смог бы нарисовать любой художник.

Если Аине суждено пасть от руки Коля, то она предпочла бы, чтоб это произошло там же, где пали ее родители. То есть тут. Остается надеяться, что еще пара вдохов клея, и дорогие, золотые воспоминания об этом человеке отшелушатся и опадут, а останутся только дурные, так что умирать будет не обидно. Не больно.

Правильно она выбрала бумажный пакет, а не пластиковый. В таком труднее задохнуться. Хорошо бы не впасть в забытье до прихода Коля и успеть спросить, видел ли он все-таки в ней когда-нибудь нечто большее, чем просто Клинок.

С противоположной стороны здания послышался скрип. Голова Аины склонилась набок, и перед глазами сразу все поплыло, но она успела заметить Тео. Хотела было помахать, но рука уже онемела и безвольно упала.

– Так и знал, что найду тебя здесь, – сказал он, торопливо направляясь к подруге, но остановился чуть ли не в метре от нее. Прохладный весенний ветер трепал его волосы, темно-каштановые локоны щекотали швы – еще не совсем зажившие «сувениры» из застенков Башни.

– Ну а где мне еще быть? – Встречный вопрос прозвучал резче, чем ей хотелось.

– Я тебя искал, – сообщил Тео, сунув руки в карманы и глядя в сторону, на тесную застройку Кучи и вечно клубящийся над нею дым, который ветер нес вниз по склону холма от фабрик. На бутылку бренди и пропитанный клеем пакет в руке Аины он даже не посмотрел, хотя к этому времени не мог его не заметить.

– Ну поздравляю. Нашел. Туки-туки за Аину, – сказала она, помахав бутылкой как бы в знак признания его победы. – И что тебе надо?

Вместо ответа юноша наконец уселся рядом, свесив ноги с крыши. Голова Аины слегка склонилась набок, тяжелея с каждой секундой, но Тео поймал свою бывалую напарницу раньше, чем она упала совсем.

Вернув ее в положение сидячее и относительно ровное, обняв одной рукой за плечи, другой он аккуратно взял за подбородок и развернул к себе ее лицо. Перед глазами у девушки опять все закружилось; она не взялась бы утверждать, что именно выражал взгляд Тео, но что-то в нем напомнило ей об одной долгой ночи прошлого лета, которая и у него, и у нее выдалась свободной от дел.

Они тогда несколько часов проторчали в баре и накачались огненной водой до такой степени, что лично она уже совершенно не соображала, что говорит и делает. Воспоминания от того веселья остались в лучшем случае выборочные, но одна сцена в сознании засела ясно: Аина сидит рядом с Тео на общем длинном диване за столиком, и он пытается убрать с ее шеи прилипшую от жары прядь.

Она тогда отодвинулась, пожалев, что на его месте – не Коль.

А может, надо было не двигаться и посмотреть, что выйдет дальше? Ну, теперь уж не важно.

– Сердце у тебя стучит как бешеное, – мягко заметил Тео, уронив руку на колени. – Не надо бы тебе баловаться этим.

В ответ Аина туго натянула пакет на голову.

Юноша в недоумении поднял бровь:

– Понимаю: ты сейчас ничего не соображаешь и ужасно напугана, но очень прошу – остановись на секунду и подумай, что ты делаешь. Мою мать застрелили из-за этой истории с Каутой. История закончилась плачевно, вся работа насмарку. – Он помолчал, затем, словно нехотя выдавливая слова, продолжил: – Ты должна…

– Денег нету, Тео. Уж прости. Последние корсы ушли вот на это. – Она снова сорвала пакет с головы и потрясла им.

– Думаешь, я хотел сказать, что ты должна мне денег? – Тео издал горький смешок.

– А чего тебе еще? – огрызнулась она. – У меня не осталось больше никаких долгов – ни перед тобой, ни перед кем. Я не могу изменить прошлое и устроить так, чтобы Каута погиб от моей руки. А если б и могла, не стала бы. Ни в какие войны со Стальными баронами я ввязываться больше не стану, даже не мечтай. И мать твою из могилы не подниму.

Аина прикусила губу, сразу пожалев о последней фразе, но «клейкое оцепенение» уже начало охватывать ее, и извинения застряли где-то на полпути. Между ними пробежал холодок.

Когда Тео снова открыл рот, голос его зазвучал как будто издалека:


– Я собирался сказать: ты кое-что должна самой себе. Кое-что дороже дурмана и выпивки.

Не сводя взгляда с расстилавшегося внизу города и крепко сжимая пакет, последними остатками уходящего сознания она уловила, что он встал. Аина не стала провожать его взглядом.

С девушками, у которых нет ничего, ничего хорошего и не случается.

Как только ему такое в голову пришло: должна самой себе? О каком долге речь? Идиотизмом было даже на секунду замахиваться на что-то лучшее. Коль вытащил ее с улицы, вот и следовало держаться Коля, а не рыпаться, не стремиться туда, где ее не ждут. Ясно же как день, что в любом случае она снова угодила бы обратно в холод и голод, от которых шеф в свое время только ради своей прихоти избавил маленькую Аину. Следует ли отсюда вывод: «Только с Колем и при Коле я чего-то стою»?

Уронив голову на руки, она так сильно придавила глаза, что перед ними заискрились черно-зеленые фейерверки. А ногтями впилась в лоб, желая его расцарапать до крови. Если кровь пойдет, значит, она все-таки еще человек, не пойдет – всего лишь Клинок-неудачник. Тот, кто способен кровоточить, не может быть бесполезной вещью, которую можно выбросить за ненадобностью.

Внезапно во рту появился горький привкус, а в голове загудел голос Коля. Этот голос снова учил ее жизни…

Аина вскочила, схватила стеклянную флягу и отшвырнула ее. Стекло разлетелось вдребезги, ударившись о мостовую, бурая жидкость растеклась во все стороны. Ей захотелось что есть мочи завопить, но никто бы все равно не услышал.

Коль выкинул ее за шкирку из единственного дома, какой девушка могла считать своим. Отобрал все до последнего корса. Угрожал ей. Обрек на гибель. Всю дорогу он только и диктовал: что ей делать, чего не делать, что для нее лучше, что хуже. Кем ей стать, как избегать опасностей… А в итоге взял и бросил.

Когда они были близки, она так стремилась во всем походить на него. Думала: вот человек, с которым не сравнится никто в мире. Ощущала, как неудержимо ее тянет к нему – единственному, кто всегда подбодрит, похвалит, защитит, несмотря на все ее ошибки. Он постоянно держался на периферии ее сознания. Скрыться, уйти от него представлялось невозможным, так что единственным выходом оставалось – быть рядом, сражаться бок о бок, никогда и ничем не разочаровывать.

Любовь, мягко говоря, не принадлежала к вещам, которым могли обучить улицы Косина, так что отличить нечто подлинное от болезненной, противоестественной привязанности тут мало кто умел. Вероятно, Аина просто автоматически впитала вариант этого чувства, доступный таким, как Коль, убедила себя, что именно это ей нужно в жизни – в конце концов, все лучше, чем загибаться и мерзнуть по подворотням, – а на самом деле как раз «это» медленно пожирало ее заживо, не давая ничего взамен. Тянуло, опустошало ее, высасывало все соки, изо дня в день убеждая, что без него она – ничто. Такая зависимость от шефа разрушала личность девушки не хуже клея… Как балансировать на тонком канате под порывами ветра… Как идти, словно зачарованная, во мрак, повинуясь мелодии смерти, замаскированной под колыбельную.

Сквозь затуманенный разум Аины пробивался далекий голос Рю: «Я осознал, что страх много хуже всего того, что его вызывает».

Убить Кауту, выполнить задание, сколотить собственную криминальную бригаду, открыть контору… Не это все ей нужно в жизни, не это.

А что нужно – так это выкинуть из нее Коля. Разбить кандалы страха, которыми он оковал самое ее естество.

Девушка встала, спотыкаясь, спустилась с крыши, онемевшими руками хватаясь за выступы металлической кровли, и направилась к Хайму. По пути от холодного ветерка, гулявшего по узким улицам, в голове у нее слегка прояснилось.

В квартале от своего старого жилища, там, где зловоние от реки Минос резко усилилось, Аина вдруг припомнила одно дело двухлетней давности – тогда объект оказал сильное сопротивление и чуть не прикончил ее. В конце концов она все же перерезала ему горло, но, вообще-то, еле унесла ноги. В Хайм девушка вернулась, истекая кровью, и, потеряв сознание, рухнула на пол прямо в кабинете Коля. Когда пришла в себя, раны ее были уже перевязаны. Руки шефа удерживали ее в вертикальном положении. Вот интересно, если бы вернуться в тот вечер…

И что?

Что бы она сделала?

Поцеловала? Накричала бы на него?

Нет, заколола бы, – решила Аина и ускорила шаг.

Хайм темной громадой вырос перед ней. Над входом, как всегда, клонились ивы. В мягком красно-серебристом свете шедших на ущерб лун Аина подошла к дому. Между прутьев решеток в окнах верхнего этажа пробивались огни свечей.

В трех метрах от дверей девушка тихонько остановилась. Там, конечно, уже знают, что она здесь. Прятаться нет никакого смысла. Какое-то время единственными звуками в ночи оставались завывания ветра и бешеное сердцебиение Аины.

Затем, расправив плечи, девушка крикнула: «Коль! Надо поговорить».

Прошло еще несколько минут. Перед глазами Аины окружающая обстановка то расплывалась, то вновь прояснялась, и так без конца.

Наконец дверь со скрипом отворилась. На крыльцо хлынули тени. Вслед за ними выступил Коль Павел. Его глаза и сапфиры наручных часов сверкали во мраке.





35




В тишине Аина и Коль смотрели друг на друга. Действие клея еще сказывалось: оно притупило страх, и Аина не съежилась под испытующим взглядом бывшего шефа. Зловещая игра теней тоже не пугала. Вот только не получалось сфокусировать взгляд и держаться совсем уж ровно – головокружение накатывало тяжелыми волнами.

– Я бы спросил, что там у тебя за спиной. Не голова ли Кауты Хираи, – размеренно произнес Коль после тяжелой паузы. – Но нам обоим известно…

– Если хочешь меня убить, то не тяни резину, – Аина оборвала его на полуслове. Губы у нее немели. – Не прячься за своим стволом и за своим сарказмом. Давай устроим честный поединок. Пусть только один останется в живых.

Коль медленно двинулся к ней. Шаги его эхом наполняли тихую улицу. Внезапное это наступление заставило Аину от неожиданности сделать несколько непроизвольных шагов назад, за что она себя тут же внутренне выбранила. Глаза Короля на Крови загорелись. Казалось, смятение противницы забавляет его.

Под курткой Коля блеснул металлический ствол. Девушка сглотнула. Вероятнее всего, Таннис – его новый Клинок № 1 – затаилась где-то поблизости, изготовившись метнуть свой сюрикен. Вот, похоже, у окна особняка мелькнула стремительная тень… Или просто воображение разыгралось? К горлу Аины подступила тошнота, но она подавила ее и попыталась усилием воли унять дрожь в руках.

– Ты ведь и не желал мне победы в этой гонке, правда? – спросила она. – Не хотел, чтобы я открыла свою контору?

Последовала новая тягостная пауза. Затем Коль возразил:

– Неправда. Как раз очень даже хотел. Мы могли бы плодотворно сотрудничать. Тогда уж ни у одного придурка в этом городе не осталось бы против нас ни единого шанса. Но ты не справилась.

– И ты сразу меня бросил. Стал угрожать. Оставил всем на растерзание.