Бедабеда

Не знаю, что произошло бы дальше, но, видимо, сама судьба в тот день была на моей стороне. Я почувствовала запах аммиака. А попросту говоря, говна.

– Чем пахнет? Тут всегда так? – спросила я свекровь.

– Нет, конечно, что ты выдумываешь? – ответила та, но тоже стала принюхиваться. – Наверное, с соседнего участка несет. – Но несло явно с нашего. И запах усиливался.

Я вышла во двор и дошла до уличного туалета. Позади сооружения находилась выгребная яма, прикрытая кусками шифера, которая и источала запах.

– Мне кажется, яма переполнилась, а вы давно не вызывали ассенизаторов, такое может быть? – спросила я свекровь.

– Ты уже не знаешь, к чему придраться. Тем туалетом давно никто не пользуется, как могла яма переполниться?

– Посмотрите сами.

– Даже не собираюсь. Мне не пахнет. А ты злишься на Илью, вот злость и срываешь. Ну и что с того, что мальчик со старым другом повидался?

– Он не повидался, а нажрался. Вместо того чтобы привезти еды для жены и дочери.

– Ну и что? Должен человек расслабиться? Илюша и так без продыху работает, света белого не видит. Ты, дочь, семейные заботы…

– Ирэна Михайловна, у Ильи нет никаких забот. Он жил у вас, если вы забыли. Работы давно не было. Как меня и Насти в его жизни.

– Откуда в тебе столько злости? – ахнула свекровь. – И не говори, что тебя без еды оставили. Я с утра у плиты стояла, солянку для вас варила.

Все бы закончилось скандалом, если бы в дверь не постучала соседка:

– Ирка, у тебя, что ли, говно протекает?

Ирэна Михайловна переменилась в лице. А я даже рот открыла – неужели мою свекровь кто-то называет Иркой, а не Ирэной, и она это терпит?

– Ирка, ты сдурела? Еще и дите тут говно нюхает. – Соседка подошла к Насте, достала из кармана фартука сушку и протянула ей. Настя вцепилась в сушку и тут же начала грызть. – А это твоя невестка? Нормальная девка, а ты ее описывала, будто у нее три ноги и горб, – продолжала женщина.

– А можно мне тоже сушку? – вдруг попросила я. Даже не знаю, с чего вдруг. Просто поняла, что до одури хочу есть. И за сушку жизнь отдам.

– Ирка, ты опять свою солянку кислючую наварила небось? – спросила соседка, выдавая мне из кармана фартука несколько сушек, в которые я вгрызлась с не меньшим энтузиазмом, чем Настя. – Так я тебе давно говорила, что ее жрать нельзя. И девку голодом уморила. Илюха чё, опять набухался с Женьком?

Ирэна Михайловна, поджав губы, молчала.

– Ладно, я пойду говновозку вызову, а ты своего Илюху в чувство приведи. А ты со мной пойдешь. Собирайся давай.

Я была готова через две минуты. Сумку разобрать, к счастью, не успела. Ирэна Михайловна делала мне знаки, что я должна задержаться, она хочет со мной поговорить, но я послушно пошла за женщиной. Соседка, имени которой я так и не узнала, накормила меня, Настю, помыла и перепеленала ее. А потом еще один вызванный по тревоге сосед отвез нас домой. Мы с Настей спали всю дорогу, и я даже не помнила, как поднялась в квартиру.

Утром я долго не могла понять, где нахожусь. Всю ночь мне снились кошмары. Будто я вместе с Настей тону в выгребной яме, а Илья стоит над нами и не собирается вытаскивать. Но проснуться меня заставили другие, очень знакомые запахи. Я села в кровати и вспомнила, что сбежала с дачи, оставив пьяного мужа, свекровь, явно меня проклинающую, и саму дачу, которую вот-вот должно было затопить дерьмом. Но самое ужасное – в комнате я находилась одна. Я настолько привыкла, что сплю с дочерью, что она всегда лежит рядом, на моей кровати, что чуть не умерла от ужаса.

– Настя! – закричала я, будто дочь могла мне ответить.

Я побежала на кухню, совершенно не соображая, к чему готовиться. И уж точно не ожидала увидеть бабу Нюсю, которая жарила блины, и Настю, сидевшую в своем стульчике и уплетавшую блин за обе щеки.

– Оставила вас ненадолго, думала, ты хоть руки из жопы выймешь да справляться начнешь, – начала говорить баба Нюся, увидев меня.

– Баба Нюся! Вы нашлись! – закричала я и кинулась к ней обниматься.

– Ну хватит уже, вся заляпалась маслом, мне ж стирать потом, – отбивалась баба Нюся, стараясь держать половник, которым наливала на сковороду тесто, на вытянутой руке.

– Баба Нюся! Не уходите больше никогда! – Теперь уже я превратилась в маленькую девочку, которая наконец обрела мать, добрую фею и принца на белом коне в одном лице.

– Садись давай, ешь, – велела мне баба Нюся. – Истощала так, что смотреть страшно. Доска два соска.

– Меня так в детстве дразнили, – радостно сообщила я, уминая блин.

– А муж твой где? – спросила баба Нюся.

Я рассказала ей про приезд и отъезд матери, про свекровь и дачу, про соседку по даче и соседа, который нас сюда привез, про сон, который мне снился. Мне так много хотелось рассказать бабе Нюсе, что я тараторила без остановки.

– Говно к деньгам снится, – внимательно выслушав всю историю, сказала баба Нюся.

– И все? – спросила я. – Больше вы ничего не скажете?

– Ну если целая выгребная яма, то к большим деньгам.

– А кто вас нашел? Я в церковь ходила, всем соседкам передала, что жду вас. Уже не надеялась, что вернетесь. Я даже кашу могу сносную сварить. Сначала Настя плакала, а потом перестала. И спасибо вам за Марину – она просто меня спасала все это время. Ой, а как вы в квартиру попали? Я и не слышала? А вы когда вернулись? Где жить будете? Может, здесь, со мной и Настей? Илья переехал к маме, кажется, насовсем. А мне и проще – Настя теперь со мной спит.

– Да, я заметила. Это правильно, что ребенок с мамкой. И говорить ты стала больше, – рассмеялась баба Нюся. – Раньше и слова из тебя не вытащишь, а сейчас тарахтелка стала.

Настя после появления своей нянечки снова стала смешливым радостным ребенком. Вообще не плакала. Я позвонила на работу и сказала, что выхожу.


Так потекло мое счастливое время. Я спокойно работала, зная, что Настя накормлена, квартира убрана, а меня ждет на ужин гречка. За гречку бабы Нюси я жизнь была готова отдать. Она ее сначала слегка поджаривала на сухой сковороде, потом заливала водой и выпаривала. Лук, грибы всегда жарила отдельно и только потом смешивала. Ну и масла сливочного, Марининого, не жалела. И уже в самом конце – немного сахара. В общем, повторить невозможно.

– А как там с дачей? Говно-то убрали? – уточнила баба Нюся как-то вечером.

– Понятия не имею, а что? – спросила я, поскольку про дачу давно забыла.

– Так уже две недели прошло. А он к ребенку ни разу не приехал. Да и свекровка твоя не появлялась, как обычно. И не звонили.

– Как две недели? Уже? – ахнула я.

– Вот тебе и уже.

На следующий день я позвонила в квартиру свекрови. Ответил Илья. Сообщил, что дерьмом затопило всего пол-участка, и на затопленной половине, к несчастью, оказалась и новая беседка. Он пытался отмыть беседку, поливая шлангом, но следы остались. Ирэна Михайловна, естественно, расстроилась. Запах еще стоит. Но соседки маму успокаивают и советуют грядки сделать: на таком-то компосте все заколосится. Илья взял новый заказ, так что сможет привезти мне деньги недели через три, не раньше. Но сразу много. Заказ хороший, поэтому он еще поживет у мамы.

– Хорошо, договорились, – ответила я.

И, только положив трубку, поняла, что Илья не спросил ни про то, как у меня дела, ни про Настю. Баба Нюся стояла в дверях, сложив на груди руки, и думала о том же, о чем и я. Но промолчала.

– Ну не могу же я его заставить приезжать к дочери! – воскликнула я.

Баба Нюся не ответила.

Илья заехал в тот момент, когда я была на работе, а Настя спала. Отдал деньги бабе Нюсе. Расшаркался и убежал.

Свекровь приехала через три месяца, привезла дачные овощи. Баба Нюся сумки приняла, поблагодарила, похвалила уродившиеся огурцы, послушала про компостную яму, почмокала губами, снова поблагодарила. Ирэна Михайловна зашла в детскую, где играла Настя, ахнула, что девочка слишком крупная и высокая для своего возраста, что точно пошла в меня, а не в Илью. После чего нависла над Настей и выдала ей подарок – неваляшку.

– В нее еще я играла, – сообщила чуть ли не со слезами свекровь. – И Илюша, конечно. Раритетная игрушка. Разбирала чердак и нашла.

Ирэна Михайловна толкнула неваляшку, и та, издавая мучительный стон, начала раскачиваться. Настя от испуга заорала так, что баба Нюся схватила ее на руки и унесла на кухню. Но даже на руках своей нянечки девочка продолжала плакать.

– Почему она так себя ведет? – спросила свекровь.

Только я открыла рот, чтобы сообщить Ирэне Михайловне, что тоже готова заорать от вида неваляшки – со стертым лицом, одноглазой, потрескавшейся, раскачивавшейся медленно, будто страдавшей от боли, издававшей такие же страдальческие звуки, но баба Нюся меня опередила:

– Зубы у нее, зубы лезут, сразу четыре, вот и плачет по пустякам.

– Ох, да, у Илюши когда зубы лезли, я ночами не спала, – тут же пустилась в воспоминания Ирэна Михайловна. – Сутками с рук не спускала.

Я открыла рот и забыла его закрыть. У Насти уже вылезли четыре зуба.

Наша нянечка еще раз двадцать поблагодарила свекровь за помидоры, патиссоны, огурцы, клубнику и аккуратно выпроводила ее за дверь. Да так аккуратно, что свекровь даже обняла бабу Нюсю на прощание.

После чего нянечка вернулась на кухню и стала вытряхивать содержимое сумок, которым минуту назад восторгалась, в мусорное ведро.

– Баба Нюся, вы что делаете? – ахнула я.

– Земля там плохая, и все, что на ней родится, – плохое. Не дам Насте, – объявила баба Нюся. – Твоя свекровка развлекается, а ни воду, ни землю не чувствует. Да и не от души отдала, а чтобы вину загладить.

– Баба Нюся, это всего лишь патиссоны, кстати, терпеть их не могу, как их вообще можно есть? Что вы сразу делаете глобальные выводы?

– Попробуй сама. – Баба Нюся сунула мне в руки еще не выброшенный помидор.

Он оказался недозрелым и кислючим, несмотря на вполне привлекательный вид. Петрушка с грядки отчаянно горчила, а клубника пахла чем угодно, но не клубникой. Огурцы внутри оказались водянистыми, с крупными косточками и тоже горькими.

– Как твоя свекровь. Сверху намарафетится, а внутри – горечь, – прокомментировала баба Нюся. – Что я, нормальный огурец от плохого не отличу?

– Так что вы ее тут расхваливали и благодарили? – не поняла я.

– А зачем мне с ней врагами быть? Уже ведь воевали, прости меня, господи, за этот грех. Когда Илье новую жену искали. Так что второй раз на граблях я танцевать на собираюсь. И тебе незачем. Свекровка твоя только с виду дурочка из переулочка, с клумбой в волосах и в шляпках своих придурошных. А когда ей надо, так очень умная. И на сына влияние имеет. Она тут не просто так объявилась. У мужа твоего точно новая женщина есть. Вот свекровка и приехала почву разведать, чтобы Илюшу своего защитить. Ты же имеешь право.

– Ох, баба Нюся, ну вы даете. По качеству помидоров сделали вывод о личной жизни моего мужа. Да вам судьбу по этим патиссонам, господи, кто вообще их вывел, предсказывать надо! Ну приехала свекровь, помидоры привезла, что с того-то? Ну кислые. Бывает. И на что я такое право имею? На квартиру? Дачу? Да мне приплати, я не возьму, – расхохоталась я.

– Тебе Илья-то нужен? – вдруг серьезно спросила баба Нюся.

– В каком смысле?

– Ты уже все решила, да?

– Решила. Я поняла, что без мужа могу, а без вас не могу. Без мамы могу, без свекрови. А без вас совсем плохо. – Я старалась не расплакаться. Но баба Нюся заметила, что у меня глаза на мокром месте, подошла, обняла меня и стала гладить по голове.

– Илья и свекровка твоя хотят хорошими выглядеть в собственных глазах. Вот увидишь – они по себе судят, еще придут выяснять, вдруг ты на их квартиру позаришься.

– Баба Нюся, не нагнетайте. Не преувеличивайте масштабы бедствия.