Белый огонь

— Малость?! — Теперь уже Яс подалась вперед. — Милость? Прощение? Здесь Кариф, а не Мут! Ни милость, ни прощение здесь не в чести! Это слабость, а герцог не может быть слабым. Не может простить, если не просят прощения, не просят на коленях, целуя его туфли, не каясь публично, при свидетелях.

— Я понимаю. И все же этого хочет Мири.

— Этого хотите вы! — резко отрезала она. — Если того желает Мири, пусть она даст знак. Лично. Придет и прикажет. Публично. Чтобы у всех не было сомнений в ее воле и в том, что его светлость должен подчиниться, дабы не выглядеть слабым в глазах подданных. Воля богини и воля человека, да еще чужестранца, вещи разные.

— Я настаиваю, что…

— Настаиваете? — прошипела Яс, и, подчиняясь ее голосу, стража с глефами, до того неподвижно стоявшая по периметру веранды, пошевелилась, а лейтенант сделал шаг вперед, но Ради и бровью не повел, как и его спутники. — Вы не в том положении, чтобы настаивать. Вы гость, я принимаю вас, даруя защиту в моем доме, а также допускаю, что в Храме иные обычаи и вы не знаете правил. Поэтому позволю вам уйти с моим благословением и пожеланием доброй дороги.

Они смотрели друг на друга словно две кобры, готовые броситься в атаку. Горели только глаза, лица оставались бесстрастными, разве что на скулах у женщины выступили пятна, проявившиеся даже сквозь бронзовую кожу. Висела гнетущая тишина, наконец Ради произнес:

— Нам требуется лишь благословение ее. Возможно, ваши слова тоже ее воля и она испытывает нас, усложняя задачу. Узнаем со временем, ваша светлость. Мы воспользуемся вашей добротой и отправимся в путь.

— Покиньте Эльват до заката, — сказала она им в спины. — Мой муж не всегда столь кроток, как я. Не желаю, чтобы его гнев коснулся вас.

Они еще раз поклонились и ушли, сопровождаемые воинами. Яс, все еще злясь, громко хлопнула в ладоши, подзывая служанку, пошевелила мизинцем, указывая на длинный луг. Та, понимая приказы без слов, принесла лакированный футляр, со щелчком открыла крышку, осторожно вытащила из него черный составной лук, отделанный рогом орикса. Прекрасная работа пустынного оружейника, который сделал ее по заказу герцога, подарившего лук Яс.

Натягивая перчатку на правую руку, герцогиня мотнула головой, требуя, чтобы колчан, в котором ждали стрелы с пестрым оперением, повесили там, где обычно.

Отец, да продлятся его годы до ста лет, учил ее стрелять еще девчонкой. И показал, как управляться с лошадью без седла, отдавая команды лишь коленями да стопами, не думая об узде. Как ощущать ее дыхание, ход и понимать тот миг, когда следует отпускать тетиву.

Она была прекрасной лучницей и наездницей. Лучшей в Аль-Обайлахе, что стоял в долине Аль-Хиз, защищая северо-восточные ворота герцогства, там, где за стенами Безводных гор начинался Дагевар.

Ей, благородной дочери мудрого правителя бедной провинции, дочери воина, а не политика, хотелось походить на отца. Сражаться. Вопреки законам. Как солдат. Мечтам не суждено было сбыться, но в один из темных дней врата пали и вал воинов в зубастых шлемах перешел горы. Чтобы грабить и убивать.

И тогда она сражалась и защищалась наравне с мужчинами. Посылала свою гнедую Соколицу вперед, заставляла прыгать, крутиться, уходить за дома, выскакивать из-за угла.

И убивала.

Убивала страшных бородатых мужчин, даже не понимающих, откуда прилетела пестрая смерть. Стреляла на ходу, на скаку, не медля и не колеблясь. В белые полоски лиц, на миг показавшиеся над щитами, в сочленения между доспехами. В спины.

В спины она тоже стреляла.

Она ликовала, отправляя на ту сторону всех, кто пришел на родную землю, и именно в тот день в первый раз ее увидел муж. Тогда лишь один из сыновей герцога, оказавшийся в Аль-Обайлахе вместе со своим отрядом легкой кавалерии.

Он выбрал ее, когда Яс едва исполнилось четырнадцать. Захотел сделать женой, хотя и считали, что она ему не ровня. Нижайше просил старого воина отпустить дочь в Эльват, под свою опеку, распарывая кинжалом себе ладонь и проливая кровь на песок. Вручая девчонке тяжелый золотой браслет по древнему «закону покровителей». И она приняла его, без колебаний, с радостью, стоило лишь отцу благосклонно кивнуть.

Перо стрелы коснулось щеки, и, улыбаясь тому воспоминанию, Яс отправила ее в полет, наконец-то расслабившись после этого долгого дня.

Проследила, как та по дуге взбирается в небо, на миг растворившись на фоне белого солнечного диска, и втыкается в треногую мишень на другом конце луга, почти в двухстах ярдах от нее. Она выстрелила снова. И еще раз. Трижды попав в центр, радуясь, что руки помнят, а тренировки, несмотря на заботы и печали, продолжаются ежедневно.

— Ты поступила верно, — сказал голос у Яс за спиной.

Ей хотелось разрыдаться от счастья, но она даже не дрогнула. Лишь прикусила губу и, держа спину, оттянула тетиву так, словно желала пробить небо. Вдох. Выдох.

Выстрел.

— Ты все слышал, мой господин.

— Да, — признался Азим Эш-Тали. — Слышал. Хотел бы я содрать с «гостей» кожу, но дэво слишком шипастые цветы, чтобы не пораниться об них. Пусть уходят и не возвращаются.

Она опустила лук и, повернувшись, посмотрела на него, задрав лицо вверх.

— Я прощена?

На его губах появилась усмешка:

— Не ты ли только что говорила, что прощение в Карифе не в чести? Но Кария молит за тебя, да и я не могу долго злиться на луну моего сердца.

Внезапные крики из сада отвлекли их. На дальнем конце луга появился неизвестный мужчина в рваной одежде, быстро бегущий к ним. Сильно отставая, за ним спешили стражники. Те, что охраняли ее и герцога, выхватили оружие, но владетель поднял ладонь, прося десяток воинов повременить.

— Ваша светлость! — осмелился предупредить усатый командир третьей роты гвардейцев. — Он может быть опасен.

— Потому ты и здесь, — равнодушно ответил ему герцог, наклонился к уху жены и шепнул с усмешкой:

— Помнишь, как мы охотились в Безводных горах?

Яс потянулась за стрелой, конечно же помня. Они преследовали беглых солдат разбитого отряда Дагевара, гнали их собаками, рвали птицами и убивали, отлично повеселившись.

Стрела попала незнакомцу в грудь, прошла навылет, он пошатнулся, но, удивительно, устоял на ногах и побежал еще быстрее. Так быстро, словно за ним гнались шаутты.

— Ха! — негромко сказала она, целясь уже внимательнее. Человек к тому времени преодолел половину расстояния до них.

Ее стрела вновь прошла навылет, пробив шею. Яс не сомневалась, что уж теперь-то она убила этого ненормального или хотя бы остановила, ибо не знала никого на свете, кто может бежать с двумя смертельными ранениями.


А уж в том, как убивать людей стрелами, ей не было равных. Иногда она с мужем устраивала охоты, по старой памяти.

Но незваный гость продолжал бежать.

— Хм… — Теперь ее лоб прорезали озадаченные морщины, за спиной нервно перетаптывались воины, бряцая железом.

Третья стрела угодила в левый глаз, голова дернулась, и человек наконец-то упал. Рухнул как подкошенный, под всеобщий вздох облегчения, и тут же вскочил.

Влияние владетеля на слуг его было велико, но иногда долг важнее страха ослушаться приказа.

— Защищайте их! — рявкнул командир роты, и Яс подхватили сильные руки, уволакивая за спины воинов, ощерившихся глевиями и клинками. Пятерка прикрыла герцога, в руке которого появился кинжал, широкими круглыми щитами.

Человек уже был рядом, под верандой, и, высоко подпрыгнув, перемахнул через перила. Его вид ужаснул всех. Кто-то закричал, но оружие не бросил, наоборот, прыгнул вперед, желая ударить. Все остальное Я с запомнила плохо в мельтешении фигур, звоне клинков, всхлипах, стонах и крови, повисшей в воздухе мелкой капелью, а затем упавшей на ее волосы, одежду и лицо.

— Стоять! — внезапно зычно и громко рыкнул герцог. — Стоять!

Они остановились и отступили. Разом, поднимая щиты и оттаскивая раненых. И человек, пронзенный пестрыми стрелами, тоже остановился. Возле его ног лежал солдат с разорванным горлом, хрипя в агонии и щедро отдавая кровь отполированным плитам пола.

Яс во все глаза смотрела на чудовищное существо с изуродованным лицом и едва узнавала того, кто раньше был Ярелом. Он вперился в нее мертвыми рыбьими глазами, перевел взгляд на герцога и принялся раздеваться.

Грубо, неуклюже, срывая пуговицы с порванной куртки, а затем и вовсе разрывая ее и рубаху, словно бы от нетерпения, а после повернулся к ним спиной, встал на четвереньки, лег, раскинув руки.

Все наблюдали с ужасом. Наконец, командир роты — Яс видела, что он боялся не меньше, — вспомнил о долге, взял у ближайшего солдата глефу и ткнул в тело, сказав дрожащим голосом:

— Вроде мертв.

— Он и был мертв, — сухо откликнулся герцог, шагнув вперед, несмотря на предостережение. — Давно мертв.

Склонившись над Ярелом, правитель хмуро рассматривал спину, затем поманил Яс, но прежде приказал солдатам прижать руки и ноги чудовища, навалиться на них всем весом, чтобы мертвый и не думал больше встать.

Она подошла и увидела на широкой спине воина вырезанные темно-бурые символы. Буквы всеобщего языка. Мелкий, четкий, ровный почерк.

«Ваша светлость! Я приношу свои извинения за столь внезапный уход из дворца без Вашего позволения. Я также глубочайше прошу прощения за нарушенное слово и молю не судить меня за этот проступок, ибо верю в Вашу милость и мудрость. Обстоятельства требуют моего срочного присутствия в другом месте, поскольку опасность велика. А я не желаю, чтобы эта опасность пришла в Вашу страну. Не желаю навлекать беду на Вас или Вашу семью. Только не на того, кто назвал меня своим другом. Умоляю отпустить меня и тех, кто помог мне, и больше не искать. Сейчас я не смогу вернуться, но, если Вы продолжите мои поиски, мне придется объяснить подробнее, почему я ушла, и прислать Вам еще одно письмо. А мне бы, как Вашему искреннему другу, этого не хотелось. Да хранят Вас Шестеро. Шерон из Нимада».



— Прочла? — мрачно спросил герцог, глядя на ходячее письмо скорее с задумчивостью, чем с опаской.

Солдат, лежавший рядом, перестал дергаться, и его тело уже уносили.

— Да.

Стоило ей это сказать, как Ярел весь как-то сжался, почернел, от плоти начал подниматься удушливый дымок, накрывший их глубокой волной смрада, и солдаты, державшие его, с воплями отшатнулись, вытирая испачканные руки об одежду. Одного вырвало, и владетель дернул Яс за плечо, уводя.

— Она молит о прощении.

— Она угрожает, — поправила герцогиня мужа. — Завалит нас мертвыми письмами, если не отстанем. И неизвестно, какой приказ будет у этих писем. Если это пробралось через стены и охрану, то и другие смогут. А вдруг их будет сразу десять?

— Значит, ее придется простить, — хмуро отозвался герцог. — Во всяком случае, до поры до времени. А там — посмотрим. Возможно, дэво повезет больше. Пусть письма получают они. Я стану молиться за их успех.





Глава пятая

ВСЕ, ЧТО НА ДНЕ




Во времена столь седые, что говорят о них лишь с сомнением. Во времена, которые были тысячу, а может, и больше лет назад.

Стоял Аркус.

С зари времен, с эпохи, что еще помнила асторэ.

Считался он городом городов. Центром мира. Первым среди остальных.

Его благословили любовью Шестеро и часто отдыхали среди садов, на берегах каналов и в тени белых стен. Тогда еще можно было встретить их и поговорить с ними любому, кто в этом нуждался.

А затем пришли темные годы. Аркус предал Шестерых.

И ветер раздувал плащ Вэйрэна. И были кровь, соль, пепел да слезы.