Даманский. Огненные берега

— Сержант, не дури! — встрепенулся Бабаев. — Вместе пойдем! Жить не хочешь?

— Да хочу, мужики, как не хотеть, жизнь — она такая… — в глазах сержанта что-то заблестело, он смутился. — Да не собираюсь я подыхать, дурни! Все, приготовились! Три-пятнадцать!

Рванулись все четверо, побежали, путаясь в полушубках. Встал сержант Сычев, начал с диким воплем поливать из автомата. Патронов мало — не развернешься. Кончился магазин, раздался щелчок — он закричал разочарованно. Трое успели залечь, прежде чем противник снова разразился пальбой.

Терехова подстрелили на излете — жалкие метры оставались до спасительной канавы! Он дергался, сжимал кулаки, зубы, чтобы вытерпеть пронизывающую боль. Перевернулся на живот, пытался ползти под проливным огнем, задыхался, пена сочилась изо рта. Товарищи кричали, тянули к нему руки, Бабаев подался вперед, чтобы схватить его за шиворот. Граната разорвалась в трех метрах позади Терехова. Он застыл, с суеверным ужасом уставился на своих, уронил голову. Из разодранного полушубка вился дымок…

Бабаев рычал от злости, скрипел зубами. Остальные лежали рядом, сжимая автоматы. В дыму перебегали фигурки китайских солдат, повизгивал их офицер.

— Мужики, патроны есть? — спросил Бабаев.

— Нет ни хрена, — отозвался белый, как простыня, Локтионов. — Все истратил, как-то выпустил зараз… Мужики, почему нам только по одному запасному магазину выдают?

— Так положено, — выдохнул Коноплев. — Не нам судить, значит, так надо… У меня еще есть немного, истратить надо, чтобы потом не так обидно было…

Как-то странно прозвучало это «потом».

Они не замечали, что творится за пределами острова. Разум не отдавал отчета. Все, что было в этой жизни, все, что осталось от нее, концентрировалось здесь, на этом крохотном пространстве…

— Сержант, беги, мы прикроем! — проорал Бабаев.

До Сычева было метров сорок. Сержант не успел даже вылезти из канавы — граната накрыла, когда он только поднимал голову. Дым выстрелил столбом, разлетались комья грязи, снега, что-то похожее на фрагменты человеческого тела. Пограничники орали, выстреливали последние патроны. Китайцы не спешили, шли в обход.

«А ведь у них почти такая же форма, — машинально подумал Бабаев. — По образу и подобию обмундирования Советской Армии, те же звезды… Мы же сами их всему научили — одели, накормили, снабдили оружием, показали, как строить социализм…»

Кончились патроны, они бежали к спасительным кустам на востоке, спотыкались, ноги вязли в ямах. Охнул Коноплев — очередь перебила шейный позвонок. Споткнулся Локтионов, но Бабаев не дал ему упасть — схватил за шиворот, потащил дальше, хрипя от натуги. Выстрелы в спину подгоняли, как плети.

Они спрыгнули в канаву, побежали к ершистому кустарнику, пробились, выбежали на восточный берег. Местность трудная, растительности на берегу — кот наплакал, склон волнами спускался к воде. Тут и оценили бесполезность замысла: к берегу можно спуститься, до соседнего Коркинского острова — рукой подать, там есть где укрыться, но как преодолеть сто метров льда и снега между клочками суши?

Они стонали от отчаяния, путались в комьях глины, скатились с обрыва — невысокого, метра полтора, но все равно показалось высоко. И очень больно. Закричал Локтионов, схватился за ногу.

— Мишка, я ногу сломал… — он начал подниматься, голень подломилась, упал обратно. Бабаев схватил товарища за шиворот, подтащил к глинистому обрыву, прижал спиной. Сам сел рядом, откинул голову. В глазах темнело, мутная картинка плясала перед глазами. Белоснежная гладь реки, западная оконечность Коркинского острова, кривые деревья на обрыве вцепились мощными корнями в глинистую почву, в стороне — сравнительно пологий спуск к реке. Ясное небо, солнце светит, но почему так темно?

— Все, Мишка, дальше не пойду… — бормотал Локтионов. — Отбегался, отпрыгался… А ты беги, может, получится…

— Не получится, Саня… Там открытое пространство, пулями исполосуют… Ладно, будь что будет… — Дрожащая рука нащупала рукоятку штык-ножа в чехле на ремне, пальцы расстегнули кнопку. — Может, и пронесет, а, Саня?

— Не знаю, Мишка, они же гнались за нами…

Они невольно застыли, прислушивались. На западе все гремело и взрывалось, трещали автоматы и пулеметы, рвались гранаты. Шел полноценный бой. Китайцев, преследующих выживших бойцов из группы Орехова, что-то отвлекло. Но они были рядом, могли нагрянуть в любую секунду, и не было сил пошевелиться, сделать что-то полезное…

— Уходи, Мишка, — бормотал по инерции Локтионов. От боли в ноге у парня побелели скулы, он еле выдавливал слова. — Ты шустрый, убежишь, забудь про меня… Знаешь, я даже смерти уже не боюсь… Только не хочется при этом присутствовать… — он смеялся с кашлем, слюна текла по подбородку. — Больно, устал, не хочу шевелиться…

— Да брось, земляк, — отрезал Бабаев. — Не придут они, наши в атаку пошли, слышишь? Другие у них теперь заботы, чтобы за нами, подранками, гоняться… С какого перепуга умирать собрался, земеля? Тебе еще институт заканчивать, ты же видным математиком мечтал заделаться?

— Не институт, а университет… — Слова становились невнятными. — Ладно, если повезет, еще окончу… Приеду после армии — восстановлюсь, может, разрешат продолжать обучение… Девчонка ждет, эх, обидно, если не дождется… Знаешь, какая Светка у меня красивая? В педагогическом институте учится, закончит через два года… У тебя есть нормальная девчонка, Мишка?

— Так у меня все нормальные, — Бабаев засмеялся — беззвучно, кадык заходил ходуном. — Парочка в нашем Новосибирске, остальных по свету разбросало… Так что получается, приятель, что мне куда обиднее умирать, чем тебе… Не бери в голову, шучу я, мы еще побегаем по самоволкам, попьем «Абрикосового аромата»…

— Какое дерьмо этот ваш «Абрикосовый аромат»… — задрожал Локтионов. — Ей-богу, Мишка, лучше ничего не пить, чем эту сивуху… Как она в вас лезет?

Посыпалась земля, в паре метров левее с обрыва спрыгнул китайский солдат — щуплый, вертлявый, весь какой-то гуттаперчевый, с примитивным разгрузочным жилетом на груди. Он что-то проорал, оскалился, наставил автомат на пограничников. Застонал Локтионов, закрыл глаза. Эх, надежды, надежды… Заскрипел зубами Бабаев, напрягся. Нет, не иссяк еще порох в пороховницах… Снова посыпалась земля, слетели еще двое, стали наперебой кричать на своем ненавистном птичьем языке. Бросились к пограничникам, вскидывая приклады.

Вот так, да? Мощная сила оторвала рядового Бабаева от обрыва — он с ревом вскочил, выхватывая штык-нож из чехла. Стал им махать налево и направо. Отшатнулся один, измазанный грязью, страх забился в глазах. Еще немного — и точно бы в глаз! Эх, не вышло… Остальные возмущенно загомонили, бросились в драку. Один взмахнул прикладом — удар пришелся по запястью. Бабаев взвыл от боли, выронил штык-нож. Но кость уцелела, кулак налился яростью, — он ударил в челюсть со всей дури — как же мы удачно подставили свою улыбчивую физиономию! Он слышал с чувством глубокого удовлетворения, как хрустнула челюстная кость, китайца отбросило! Но другие повалили его, стали пинать. Первое время он трепыхался, защищал лицо согнутыми в локтях руками. Но боль туманила рассудок, зрение отказывало. Он уже почти не шевелился, терял сознание. Видел, как спрыгивает кто-то еще, бросается к Локтионову, бьет его прикладом в висок. Сознание то брезжило, то распадалось.

Их не расстреляли — очевидно, были у противника планы взять кого-то живым. Его подхватили под руки, поволокли. Сзади наградили пендалем, засмеялись. Пограничник смутно помнил лед на реке, разъезжались ноги. Узкая протока, потом его выбросили на берег, очевидно, китайский. Снова тащили — через кусты, в гору, заросшую хвойными деревьями…





Глава 8




Именно поломка грузовика спасла группу Покровского от неизбежного расстрела. Первые выстрелы прозвучали в 11.03. Потом началась суматошная пальба. Стреляли на западной стороне острова, стреляли прямо по курсу — в центре Атаманского.

Подверглись минометному обстрелу оставшиеся на льду БТР и «ГАЗ-69». «За мной, к черту эту машину!» — кричал Покровский. Солдаты бежали, держа спадающие шапки, по извилистой дороге к реке. Над островом висели клубы дыма, там гремели взрывы, доносились рваные очереди. Связи с заставой у Покровского не было, приходилось проявлять инициативу.

Взорам бегущих к реке предстала нереальная картина. Случилось то, что никак не могло случиться! Вспышки на дальнем берегу, а впереди, в трехстах метрах, взрывались мины, пробивая лед. Пустой «газик» превратился в груду металлолома. У БТРа развалилась колесная пара, из распахнутого десантного люка валил дым. Члены экипажа бежали к советскому берегу, падали на лед, когда неподалеку взрывались мины.

В центральной части острова громыхала пальба — группа Орехова попала в засаду. За кустами было плохо видно, что там происходит.


На западной стороне, куда ушла группа капитана Стрельцова, все уже кончилось, на льду виднелись несколько распростертых тел, среди них метались китайские солдаты — плохо различимые, юркие, как тараканы.

— Е-мое, что творится… — корчился, как от зубной боли, Черемшин. — Юрка, это что же… война?

— Мужики, чего стоим? Там наших убивают! — вопил Глобыш.

— Всем вперед, рассыпаться! — скомандовал сержант Покровский. — Берегитесь мин! Ориентир — подбитая техника, там залегаем!

Минометный обстрел потихоньку слабел. Но разразился с новой силой, когда тринадцать человек выбежали на лед. Толком пристреляться китайские минометчики не успели, мины взрывались где попало, не причиняя вреда. Но приходилось остерегаться участков, где мины пробили лед.

Рядовой Шагдаров тащил громоздкий пулемет Калашникова. Рядом с ним семенил Модяну, волоча мешок с коробчатыми магазинами. Эти двое отстали — ноша, хоть и своя, тянула к земле.

Члены экипажа подбитого бронетранспортера уже не бежали навстречу. Обнаружив подмогу, залегли, ждали своих. Эти ребята в утепленных комбинезонах были вооружены автоматами «АКС» со складными прикладами. Трое — тоже неплохо. Поднялись, когда пограничники проносились мимо, присоединились к ним.

Минометный обстрел прекратился, возможно, у китайцев закончились боеприпасы. Пограничники залегли на льду, несколько человек пристроились за развалившимся «газиком», остальных прикрыл БТР.

Покровский всматривался в очертания острова, кусал губы. Ответственность — дикая, никогда еще двадцатилетнему сержанту не доводилось взваливать на себя такой груз. Подкреплений ждать бесполезно, они сами — подкрепление! Сердце сжималось, сомнительно, что на острове кто-то выжил, а ведь там — начальник заставы, комвзвода Орехов, сержант Сычев, ребята из своего четвертого взвода… Лучше не думать, что с ними произошло.

— Сержант, что делать? — орал из-за «газика» Глобыш. — Идти надо, своих выручать!

Покровский лихорадочно размышлял. Их шестнадцать человек, считая экипаж, а китайцев на острове, судя по плотности огня, — раз в десять больше. Людей терять нельзя, но и задачу по охране государственной границы следует выполнить!

Китайцы сами подсказали решение — высыпали из кустов на юго-западной стороне Атаманского, стали пробираться вдоль берега к центральной части острова. Там кто-то оборонялся, стрельба не стихала, а эта группа, очевидно, планировала зайти с тыла.

— Прицельно по врагу — огонь! — скомандовал Покровский. Дистанция — метров двести, для «калашникова» — в самый раз. Ударили дружно, заработал пулемет Шагдарова.

Китайцы заметались, кто-то кинулся на обрыв, другие искали укрытие в складках местности у воды. Пулемет выбивал из обрыва пласты глины, взрывал кустарник. Повалились несколько неприятельских солдат, один из раненых выпал на лед, вертелся на нем, выделывая сложные кульбиты. Остальные лихорадочно искали укрытия, огрызались беспорядочным огнем.

Пограничники стреляли прицельно, выискивая мишени. Это был эффективный огонь — потери противника были ощутимыми. Китайцы не выдержали, побежали — одни выкатывались на обрыв, другие припустили обратно по кромке острова. Им навстречу лезла очередная группа — еще непуганые, исполненные энтузиазма.

Шагдаров развернул пулемет, прошелся длинной очередью. Китайцы падали, как кегли, выжившие кинулись обратно под защиту спасительных деревьев.

— Как яблоню трясем! — злобно смеялся Шагдаров.

— Перебежками — вперед! — скомандовал Покровский. — Шагдаров, остаешься, прикрываешь огнем! Чтобы ни одна тварь там не высунулась! Потом догонишь! Модяну, помоги ему!

Четырнадцать человек пустились вприпрыжку. Только в ногах спасение! За спиной утробно рокотал пулемет. Пограничники бежали, пригнувшись, огибали полыньи, берегли дыхание. Все четырнадцать достигли острова. Шевельнулось что-то на обрыве, выскочил китаец в фуфайке, замахнулся гранатой. Покровский снял его короткой очередью. Китаец упал, выронив «РГД», она растерзала его на клочки уже мертвого, создала неплохую дымовую завесу.

— Закрепиться на плацдарме! — прогремел зычный голос сержанта. — Держать оборону! Дальше обрыва — ни ногой! Двое — на левый фланг, и чтобы никто там не прошел!

У Орехова, похоже, никого не осталось (включая самого Орехова), бой на острове уже прекратился. По пустырю метались отдельные фигурки — кто-то в ватниках, другие — в маскхалатах.

Выдвижение группы Покровского стало неожиданностью, противник не сразу принял меры. Закреплять успех нужно было незамедлительно. Бойцы выдавливали углубления в обрыве, пробивали амбразуры в мерзлом дерне. Двое бойцов залегли на левом фланге за камнями — оттуда просматривался юго-западный мыс, чернели фигурки мертвых китайских солдат. Их было много, не меньше полутора десятков.

Сзади простуженно закашляли, подбежали Шагдаров с Модяну. Первый был выносливый парень, злая улыбка цвела на широкой, как блин, физиономии. Он вскарабкался на обрыв, используя как костыль приклад пулемета.

— Слышь, сержант, три магазина осталось, — доложил он, — не так уж много.

— Ты ложись, не стесняйся, — откатился Лапшин, освобождая место для пулеметного гнезда.

Шагдаров тут же принялся устраиваться, громоздил тяжелую конструкцию. Споткнулся Модяну, выбираясь на обрыв. Вещмешок с душераздирающим бренчанием покатился по откосу.

— Ну, ты, Маша с Уралмаша! — закричал Лапшин, бросаясь поднимать товарища. Оба ругались, теряли равновесие, падали.

— Хватит! — прикрикнул Покровский. — Сейчас пойдут! Радуйтесь, если артподготовку проводить не будут!

Минометы помалкивали. Видать, действительно выкинули весь запас. Но это временное явление. Накроют — мало не покажется.

Сержант Покровский всматривался в пространство до боли в глазах. Противник не стрелял. Заросли растительности на северной и западной стороне острова — в них-то прятался и накапливался враг. В северо-восточной стороне — дощатые постройки, там возились несколько человек. По центру голое место — хотя и не совсем голое, там хватало канав в мерзлой земле.

Выделялись светлые пятна — полушубки погибших советских пограничников. Все были мертвы, тела сильно разбросало. Лузин, Филипчук, лейтенант Орехов, изорванный в клочья сержант Сычев, солдаты первого взвода… Бойцы отворачивались, скрипели зубами. Мертвых китайцев тоже хватало — но все же не столько, сколько хотелось бы…

Атака была внезапной. Сначала ударили ручные гранатометы. Гранаты взрывались с недолетом. Одна перелетела через головы пограничников, четко вписалась в уже имеющуюся на реке «воронку». А еще говорят, что снаряд дважды в одну точку не попадает…

Потом заговорил крупнокалиберный пулемет, рвал остатки кустарника на обрыве, «шлифовал» неровности пространства. Пограничники не высовывались.

Потом обстрел прекратился, и через пустырь повалила толпа! Их было сотни полторы — усиленная, полностью укомплектованная пехотная рота! Толпа ощетинилась штыками самозарядных советских карабинов, неслась, как камень с горы! А из кустов вываливались другие, присоединялись к атакующим. Психологический эффект был налицо. Пограничники застыли, с ужасом взирая на узкоглазые лица, на раскрытые рты, орущие что-то непотребное. Но никто не дрогнул, не побежал к реке. Лежали, сжавшись, ждали команды.

— Это что, конец света? — жалобно пробормотал рядовой Лупенко.

— Черта с два! — воскликнул Покровский. — Просто год, богатый на саранчу! Что, пацаны, боимся, когда страшно? — он захохотал страшным, ненастоящим смехом. — Огонь! Вали эту мерзоту!

И снова загуляли свинцовые вихри. Пограничники припадали к прицелам, стреляли короткими очередями, понимая, что с таким количеством патронов долго не продержатся. Зато Шагдаров в эту нелегкую минуту оттянулся за всех! Уперся носками в склон, припал к прицелу, поливал свинцом, охватывая широкий сектор, чтобы всем досталось.

Китайцы не добежали до позиции метров пятьдесят, когда их накрыл огненный вал. Они валились гроздьями, надрывно кричали, выжившие стреляли на бегу, но тут же спотыкались, падали. Первые ряды выкосило почти полностью.