Даманский. Огненные берега

БТРы пятились, огрызались пулеметными очередями. Подполковник Костин кричал в рацию, что не может подойти к острову. А если и сделает это, то останется практически без людей. Полковник Леонидов кричал в ответ, чтобы отходил под защиту береговой полосы, но пулеметы должны обстреливать вражеский склон! Большого подспорья защитникам острова это не приносило, но хоть какая-то поддержка.

Продолжался массированный обстрел острова из всей полковой артиллерии. Это уже напоминало побоище. Взрывы гремели на всем видимом пространстве, разлетались клочья земли, вырванные деревья, глыбы льда.

Пограничники вжимались в землю, заваливали себя камнями, чтобы уберечься от осколков. С советского берега невозможно было понять, что происходит на острове. Связь отсутствовала.

Позднее артиллеристы перенесли огонь на восток, а западный берег подвергся массированной атаке. Китайцы пробивались вглубь колоннами, отсекая друг от друга обороняющихся пограничников. Мелкие группы защитников, оказавшиеся в кольце, с боем прорывались к своим.

Загорелся БТР — стрелок успел скатиться с брони, а механика-водителя зажало. Несколько человек бросились его спасать и отшатнулись, когда от пролившегося топлива вспыхнула вся машина.

Через несколько минут из гранатомета был подбит БТР лейтенанта Марышева.

Часть китайцев шла северным берегом, отсекая от него остатки взвода Котова, еще одна колонна — по центру острова, отрезая пограничников от людей Яшина.

Вокруг лейтенанта собралось человек шесть выживших. Марышев выгнал механика из машины, приказал всем отходить, а сам припал к крупнокалиберному пулемету, открыл огонь по прорвавшемуся неприятелю. Китайские солдаты побежали обратно. Лейтенант вел стрельбу не больше тридцати секунд, кончилась лента. Он хотел выскочить из БТРа через люк, но пуля пробила голову, и безжизненное тело повисло на броне. За это время его люди успели вырваться из кольца и примкнуть к основной группе…

Спустя четверть часа началось самое страшное. Западная часть острова оказалась в руках врага, к которому продолжало прибывать подкрепление. Свежие части теснили пограничников к восточному берегу. Целая рота с пулеметами и гранатометами обогнула юго-западный выступ и двинулась вдоль южного берега, намереваясь ударить пограничникам в тыл.

БТРы Костина продолжали вести огонь, сокращали количество пехотинцев, идущих в обход, но пресечь этот маневр уже не могли. Китайцы перебегали, прятались за камнями. Костин предпринял попытку подойти ближе, и снова его машины подверглись обстрелу, у головного БТРа осколки разворотили колесную пару.

Резервов у полковника Леонидова больше не было. Он в ярости метался по своему командному пункту, снова телефонировал в округ. «Прошу разрешения ввести в действие армейцев! — упрашивал он. — Ситуация складывается критическая, мы теряем остров!» — «Какая армия, полковник, вы в своем уме? — разражались руганью в далеком штабе округа. — Мы никому не объявляли войну! Вы представляете, что вы требуете?» — «На острове гибнут наши люди! — орал в трубку Леонидов. — Молодые парни! Китайцев в сто раз больше! У них минометы, тяжелая артиллерия, а у меня лишь пустая батарея станковых гранатометов! Боеприпасы на исходе! Мы не можем подойти к острову — китайская артиллерия пресекает все попытки! Еще пятнадцать минут — и кем я буду командовать? Женами погибших офицеров?» — «Не сейте панику, полковник, — отвечали в округе, — держитесь своими силами».

В итоге Дмитрий Владимирович принял решение. Пусть его разжалуют, пусть отдадут под трибунал, но офицерская совесть будет чиста. Четыре танка Т-62, как ни крути, находились в его распоряжении, хотя и не относились к пограничным войскам.

Он прибыл в распоряжение танкового взвода, поставил задачу экипажам. Стремительный бросок в район острова, фланговый удар всеми четырьмя танками! И поспешил занять место в головной машине, что оказалось со стороны полковника роковой ошибкой.

Атака сорвалась. На середине реки боевые машины попали под мощный огонь противотанковых средств. Танки маневрировали, но масса и неповоротливость сделали свое дело. Головному танку удалось прорваться к острову, остальные завязли в частоколах разрывов, не имея возможности вести ответный огонь, и были вынуждены отойти.

Головную машину подбили метрах в семидесяти от острова. Снарядом повредило лобовую часть, порвало гусеницу. Все сидящие внутри получили контузию, а заряжающему осколком порвало бок. Находиться в танке было невозможно — жар становился нестерпимым.

Механик-водитель и наводчик вытащили пострадавшего на броню — полковник помогал. Он выбрался из танка последним, спрыгнул на землю. Жгучая боль ударила под ребра — полковник вскрикнул, стал сползать под колеса. Члены экипажа бросились к нему, оттащили за задний борт, но все уже было кончено — полковник скончался быстро, почти без мучений. А где-то на склоне вражеского берега злорадно скалился китайский снайпер и делал ножиком на прикладе очередную зарубку…

Танкисты потащили в тыл раненого заряжающего. Парень стонал, истекал кровью. Со стороны советского берега к ним уже спешил юркий «газик», ловко объезжал полыньи, увиливал от взрывов…





Глава 14




После гибели Леонидова командование принял на себя подполковник Костин, теперь уже он кусал губы и ругался со штабом округа. Обескровленная группа пограничников из последних сил удерживала восточную часть острова. Китайцы наседали с трех сторон. Уцелевшие БТРы стояли в лощинах, пулеметчики экономили патроны — дефицит боезапаса был налицо.

К окончанию четвертого часа противостояния китайцы подбили еще одну машину и повредили последнюю — она оставалась на ходу, но полностью потеряла способность маневрировать.

Кольцо сжималось, уцелевшие бойцы пятились к восточному берегу, яростно огрызались остатками боекомплекта.

Майора Яшина ранили в плечо — пуля прошла насквозь, но он продолжал руководить боем, стрелял из табельного «ПМ».

В строю от маневренной группы оставалось десятка полтора, было много раненых, убитых. Китайцы мостили баррикады из тел своих погибших, вели из-за них плотный огонь.

С соседней заставы на выручку пограничникам прорвались два БТРа. Один остался гореть в протоке между островами, второй пробился в расположение Яшина. Вел бронетранспортер старший лейтенант Касьянов. Он заслонил поврежденную машину бортом своего БТРа, прикрыл отход экипажа, но был подбит. В отличие от лейтенанта Марышева Касьянов остался жив, но получил ранение в обе ноги, контузию, сотрясение мозга и почти четверть часа лежал под горящим БТРом, дожидаясь, пока до него доберется помощь…

Перспектива потери острова становилась реальной.

Наконец поступил приказ сверху: отвести с острова все силы в связи с применением по нему массированного огня ствольной артиллерии!

Два танка «Т-62» совершили обходной маневр, появились у юго-восточного мыса и открыли огонь по китайской роте, оседлавшей южный берег. Противник стал спешно отходить к юго-западному выступу. Яшин все понял: его выводят под прикрытием этих танков! Это было очень своевременно — еще три минуты такого боя — и пришлось бы бросаться на китайцев с голыми руками. Он отдал приказ: выносить раненых, все — на мыс! Солдаты оживились, укладывали раненых на импровизированные носилки.

Из башни ближайшего танка махал руками офицер, сигнализируя: быстрее, еще быстрее! Кажется, Яшин все понял: еще несколько минут — и советская артиллерия нанесет удар по острову!

Он сидел за коптящим БТРом, с нетерпением смотрел, как исчезают в дыму его солдаты, морщился от боли в наспех забинтованной руке.

— Товарищ майор! — подбежал к нему лейтенант Васильев с перевязанной головой, присел рядом. — На правом фланге была группа лейтенанта Котова — ребята с погранзаставы. Я дважды был у них, они отбили все атаки. Сейчас они отрезаны, возможно, их уже нет в живых — у нас не было возможности туда прорваться! Китайцы вклинились между нами, полностью отрезали от группы. Там китайцев — не меньше роты… Что делать, товарищ майор? А вдруг у них живые остались? Скорее всего, нет, их просто с землей сровняли, но вдруг? Разве можем уйти, бросив своих?

Яшин чертыхнулся, рискнул приподняться. На севере все плавало в дыме разрывов. Ничего не видно за деревьями. Китайцы, вклинившиеся между группами, вели огонь по людям Яшина. Непонятно, что там происходит! Он смотрел во все глаза, вслушивался, игнорируя свистящие над головой пули. Трудно понять, стреляют ли там наши. Звуки сливались в сплошную какофонию. Била китайская артиллерия, свистели мины. Да никто там не выжил, не могли они выжить! Их взяли в клещи и уничтожили — это прискорбно, но факт!

И все же он сомневался, колебался, не мог принять решение. Мизерный шанс, что там есть живые. Отправит группу проверять — только зря погибнут. Он должен был на что-то решиться. У него чуть больше двадцати человек, включая раненых, это конкретные живые люди — о них он и должен заботиться в первую очередь. А что там, на северо-востоке острова — неизвестно. Упустит время — всех потеряет!

— Уходим! — махнул он рукой. — Все уходим! Поспешите, лейтенант, надо успеть вывести людей!




Все смешалось в голове, звон в ушах, глаза как в тумане. Усталость наваливалась немыслимая. Павел выхватывал магазины из подсумка мертвого китайского сержанта, вбивал в автомат, выпускал зараз весь боезапас, хватался за новый магазин.

Четверть часа назад прорвавшаяся группа китайцев отрезала их от основных сил, и начался какой-то ад. Китайцы были на юге, были на севере, перебегали, сжимая тиски. Лезть на косогор было смерти подобно — такие яркие мишени!

Бойцы корчились в поперечной канаве, ведущей к запасным позициям. Но там уже хозяйничали китайцы. Он слышал, как за спиной стреляют танки — явно советские, те, что были на заставе, и, кажется, начинал догадываться, что это значит.

Маневренную группу погранотряда выводят с острова — в той стороне уже не стреляли. Людей лейтенанта Котова вывести не могут — о них ни слуха ни духа. Остров не отдадут — это ежу понятно. Если выводят людей, а не подвозят подкрепления… Что это означает? Шарахнут по Атаманскому со всей артиллерийской дури, а потом еще и «Градами» залакируют?

Но в данную минуту это не имело значения — до «судного часа» никто из них не дотянет… Неподалеку корчился в агонии старшина Фролов — пуля пробила позвоночник. Пена шла ртом. Не было возможности помочь человеку: только бросишь стрелять — и пиши пропало. Да и не жилец он, бесполезно что-то делать.

В дыму копошились фигурки его солдат. Стойкие солдатики — четыре часа не выходят из боя, никто не жалуется! Глобыш выкатился из канавы, пополз в какую-то яму, перетек в нее, словно червяк. Лапшин давно отстрелял гранаты, отбросил «РПГ», схватился за автомат. У Шагдарова тоже кончились патроны к пулемету, и гранаты кончились, и настроение было ниже плинтуса! Покровский и Лупенко стреляли по косогору на северной стороне, пока сдерживали напор. Китайцев там осталось немного, но они продолжали лезть.

Сколько их на юге? Пробилось порядка роты, но всех разбросало. Кто-то прятался от огня своих же минометов, другие свели счеты с жизнью или валялись ранеными. У Вахрушева еще не иссякли патроны к пулемету — бережливый парень. Он орал бойцу, чтобы отошел, — тыкал пальцем в юго-восточном направлении. Тот понял: ударить с фланга, чтобы остальные пробились в южном направлении — стал откатываться, нырнул в воронку, оставшуюся от разрыва мины.

Людей разбросало, он смутно видел в дыму, кто еще цел. Странно, что даже теперь не приходили мысли о смерти. Забудьте про смерть. Работы — невпроворот!

Поднялся Бабаев с искаженным лицом, переполз на четвереньках в соседнюю воронку. Схватил за шиворот прыткого (при жизни) китайского солдата, стал устраивать из него защиту от пуль. В ту же воронку перекатился Черемшин — жив еще студент! Воротник полушубка — лохмотьями, щека обожжена — ловко увернулся от пули.

На юге в канаве грудился противник, постреливал одиночными (тоже дефицит патронов). Несколько человек перевалились через косогор со стороны протоки, бесстрашно бросились вперед…

Сознание закатывалось, как солнышко. Павел машинально стрелял из перегревшегося «АК», пока не заклинило затвор. Рвал его с дикой злобой. Да тут кого угодно перекосит! Он видел, как поднялся ефрейтор Леха Кузнецов с белым, как у смерти, лицом, стал материться, отправляя в атакующих пулю за пулей. Умеем, значит, материться, а прикидывался таким смирным!

Павел кричал осипшим голосом: «Ложись! Жить надоело?» Но несколько пуль опрокинули ефрейтора навзничь. Он раскинул руки, в глазах застыла боль, во рту — последний крик…

Китайцы, имевшие глупость махнуть через вал, уже валялись в живописных позах. Ударил из воронки длинной очередью Вахрушев — удар не то чтобы фланговый, но для китайцев на юге оказался сюрпризом. Их там скопилось не очень много, а стало еще меньше. Оскалился Борька Вахрушев, но в этот миг мина накрыла пулеметчика, взметнулась земля, клочки какой-то флоры…

Именно в эту минуту командующий военным округом дал приказ руководству мотострелковой дивизии подавить огневые средства и живую силу противника. До удара оставалось несколько минут…

Восемь пограничников ринулись цепью на прорыв! Не оставалось ничего другого, не ждать же, пока тебя добьют. Павел поднялся первым, припустился прыжками, орал какие-то важные слова, видел перекошенные от злобы лица.

Остальные с ревом кинулись следом за лейтенантом. Метров пятьдесят открытого пространства — под огнем, не зная, сколько человек им противостоит! Схлестнулись два свинцовых ливня. Там падали люди, здесь падали люди… Споткнулся Яша Лупенко, рухнул с окровавленным лицом. Повалился Глобыш — извернулся, пока падал, забился в корчах. Павел почувствовал тупую боль под ключицей — пуля пробила полушубок, похоже, не насквозь!

Боль была ужасная, Павел выронил автомат, издал душераздирающий крик. Вот как оно бывает! Катался по земле, стискивая зубы, но понимал — вроде жив, мир не рушится… Авантюра накрылась медным тазиком! Пограничники не выдержали, залегли. Патронов почти не было.

А китайцы вырастали из канавы, до которой оставалось метров двадцать, показывали неприличные жесты, ржали, как кони. Их действительно было немного: семь-восемь… Они выбегали из укрытия, вскидывали карабины и автоматы, чтобы дружным залпом завершить дело.

Вдруг заработал пулемет. Китайцев покосило одного за другим — в порядке живой очереди. Двое последних сделали попытку улизнуть, но пробежали всего метра четыре. Стало как-то непривычно тихо. Словно уши заложило.

Пограничники поднимали головы, озирались вокруг. На данном участке китайцев не было. Шумели за косогором, на протоке, шумели на южной стороне, тут и там хлопали выстрелы. Но здесь, в северо-восточной части, было тихо, как в могиле.

Павел приподнялся, опираясь на правую руку. Сверлящая боль пульсировала под ключицей, разбегалась по членам. Из воронки, которую, как казалось, накрыло миной, выбрался бледный Борька Вахрушев с пулеметом. Ствол еще дымился. Он опустил «РПК». Стоял, качался, бескровное лицо озарялось неуверенной улыбкой. С ног до головы он был измазан землей.

— Вот те раз, явление Христа народу! — радостно воскликнул Бабаев. — Борька, тебя же миной накрыло!

— Я тоже так думал, — Вахрушев поежился. — Нет, рядом упало — позади воронки… А меня землей засыпало по самое горло…

— Ты спал там, Вахрушев? — простонал Павел.

— Не, контузило меня… — Неуверенная улыбка становилась шире.

— Бежать надо, — заметил Черемшин, — пока коридор есть… Давайте проскочим?

— Командир, ты как? — бросился к Павлу Бабаев. — Мужики, у кого аптечка? Командира ранили!

Павел поморщился. Ладно, не до субординации… Его поставили на ноги, Бабаев обхватил лейтенанта поперек пояса.

В этот момент и началось светопреставление! Ствольная артиллерия мотострелковой дивизии с опозданием на четыре часа открыла огонь по острову! Одновременно по скоплению живой силы и техники на китайской территории нанесли удар реактивные установки залпового огня «Град»!

Снаряды вонзались в склон, вздымая столбы огня и дыма, летели дальше, накрывая обширную территорию на китайском берегу. Разрывов было много — китайский берег затянуло густым дымом.

Пограничники присели от неожиданности. А потом стали прыгать, радостно кричать. Но когда артиллерийскому обстрелу подвергся Атаманский остров, стало не до смеха.

Первые взрывы прогремели вдоль южного берега, где предположительно скопилась живая сила противника. Взрывы расцветали одновременно — фактически в ряд. Между ними метались и кричали люди.

Вторая волна снесла южный вал, третья расцветила сумрачный пейзаж на пятьдесят метров севернее. Четвертая накрыла бывшее расположение мотоманевренной группы, где никого уже не было. В воздух взлетали фрагменты подбитых бронетранспортеров, человеческих тел.

Пятая волна накрыла середину острова. Пограничники притихли, смотрели с суеверным трепетом, как остров превращается в шквал огня, и весь этот ужас медленно, но верно приближается к ним.

Замкнуло что-то у Павла в голове. Не получи он ранение, соображал бы быстрее.

— Мужики, нас сейчас поджарят… — глухо проговорил Черемшин. — И ведь не спрячешься никуда — спасибо нашим славным артиллеристам…

— Так мне и от наших снарядов не хочется подыхать… — передернул плечами Бабаев.

— Пацаны, валим! — закричал, выходя из оцепенения, Лапшин. — У нас минута, не больше!