Дочь олигарха

Таш пожимает плечами.

– Может, власть?

– Да, а еще?

– Ну, наверное, богатство?

– Да, они даже богаче, чем твой отец. Многие из них – миллиардерши. Ты представляешь себе, что это вообще значит?

– Ну, наверное, когда у тебя на счету больше миллиарда фунтов?

– Вообще-то долларов. Но что это значит?

– Не знаю. Эм-м… ты можешь делать все, что хочешь?

– Ну, примерно. Вообще-то некоторые из этих женщин не могут делать прямо уж все, что хотят, по крайней мере на людях, потому что они руководят компаниями и странами, и люди ждут от них определенного уровня поведения. Они – ролевые модели, а это ко многому обязывает. Ну же! Какими ты всех их видишь?

– Боже, я не знаю. Они все разные. И выглядят, в общем-то, не очень. В том смысле, что из них только одна довольно худая, но у нее огромные очки и прическа очень странная, так что…

– Все разные, – повторяет тетя Соня. – Хорошо. Ладно. А теперь посмотри на эти фотографии.

Она нажимает еще несколько кнопок, и на экране появляются звезды, женщины, которые знамениты тем, что играют в кино, поют и танцуют, они привыкли очаровывать и развлекать. И вот эти выглядят… Они выглядят…

– Эти все выглядят одинаково, – говорит Наташа.

– Именно это я и обнаружила, – подхватывает тетя Соня. – Это одна из главных загадок женской натуры! Вот о чем тебе следует думать, пока будешь взрослеть. Как ты думаешь, насколько влиятельны вот эти похожие друг на друга знаменитости?

Сердце Наташи вдруг наполняется любовью к тете Соне, которая, она вдруг это осознает, пытается дать ей какие-то наставления, объяснить основы феминистской позиции. Тетя Соня с ее тонкими руками, грустными глазами и плохими отношениями, которая живет совсем одна в этой бездушной богатейской квартире, у которой есть уборщица, и личный помощник, и собственный бизнес и которая, очевидно, ужасно несчастна, на самом деле тетя Соня любит Наташу, вот почему она все это делает. Глаза Таш наполняются слезами.

– Хорошо, – говорит Таш. – Спасибо. В смысле, я поняла, о чем вы, и это реально интересно, и я совершенно согласна, но, знаете, я не анорексичка. Не надо за меня беспокоиться в этом плане. У некоторых девочек у нас в школе точно анорексия, и в последнее время это как-то очень сильно распространилось, но со мной все нормально. Я даже пыталась подхватить анорексию, потому что хотела стать худой – типа, чтобы выглядеть как все эти люди на экране – ну, знаменитости, – но у меня не получилось. Не буду врать, я попробовала. Но мой мозг просто не так устроен.

– Окей, – говорит тетя Соня. – Хорошо. Я это вижу. А вот мой – именно так.

– Но…

– Не становись такой, как я.

Они едят горячие макароны, посыпанные тертыми трюфелями, потом – паштет и салат, а под конец – сыр и торт. Таш чувствует, что съеденное странным образом придает ей устойчивости: она как корабль, которому только что удалось выбраться из шторма. Тетя Соня выключает телевизор и расспрашивает Таш про то, как она встретилась с Калебом, кивает, хмурится, а потом говорит про блокчейны – до тех пор, пока не приходит время ложиться спать. Засыпая, Таш слышит знакомые звуки: тетю Соню рвет у нее в ванной, но, возможно, на этот раз немного меньше, чем обычно. Образы женщин, которых она видела сегодня на экране, улетучиваются из головы, и вместо них там остается всего одна картинка: женщина с сигаретой на черно-белом снимке, висящем на стене “Французского дома”.





Повсюду пахнет дешевой краской. Мисс Аннабел не выносит этого всего. Дешевой краски, хлорки, сигарет приглашенных уборщиц. На втором этаже по-прежнему держится запах рвоты, несмотря на все усилия. Мисс Аннабел передергивает. Она слегка поскальзывается на главной лестнице, потому что темные деревенские бабы не понимают, что деревянные ступеньки не натирают мастикой, это опасно. Следовало бы, наверное, предупредить девочек? А может, и не надо.

Ну что ж, теперь еще и на лодыжках немного синяков вдобавок к тем, которые на руках: сегодня она прячет их под вязаной кофтой лимонного цвета. Завтра наденет точно такую же, но бледно-розовую, а потом – опять лимонную. С ахилловым сухожилием что-то не так. И легкие болят. Когда девочки-то возвращаются? Без них это гулкое старое здание лишается всякого смысла. С ними не намного лучше, но хотя бы время бежит быстрее. Звуки их бессмысленной возни, по крайней мере, создают барьер между этим миром, в котором находится мисс Аннабел, и черно-слепой пустотой там, дальше.





Тема сообщения “Судебный иск, предъявляемый капитаном Доунлоу”. Он хоть капитан? Да какая разница?

Так звучит лучше. Похоже на фразу из какой-нибудь исторической драмы на BBC, которые тетя Соня любит послушать воскресным вечером. Таш так легко в это втянулась. Во время первого же своего визита в офис к тете Соне с ходу научилась отправлять фишинг-письма, позволяющие добыть пароли. Теперь она тренируется на директоре, потому что… ну а почему бы и нет? А еще потому, что ей правда нужны директорские пароли, ведь она хочет знать все, что знает он. Хотя бы все, о чем говорится в его переписке.

Наутро после шампанского и феминизма Наташа нашла на полу в кухне флешку, на которой было серебряным маркером написано СЕКРЕТНО. Она поставила чайник и несколько секунд разглядывала пластмассовую штуковину, а потом положила ее на стол для готовки к остальным вещам тети Сони – дневнику, телефону и айпаду. Наверное, упало. Хотя вообще-то подпись серебряным маркером так отчетливо бросается в глаза, что…

– Молодец, – сказала тетя Соня, когда они сели в машину, направляясь в офис в Блумсбери. – Прошла испытание.

– Испытание? А… флешка? – спросила Наташа.

– Знаешь, сколько людей подобрали бы ее и вставили в свой компьютер?

Таш помотала головой.

– Почти каждый. Но ты умная. К тому же тебе можно доверять.

До конца недели Наташа узнала во всех подробностях, что происходит с людьми, которые вставляют эту флешку себе в компьютеры. Иногда после этого стираются все их данные – просто так, чтобы знали. Но чаще всего в момент подключения флешки в их компьютер внедряется такой файлик, который отдает команду переслать копии всего, что хранится на жестком диске, истинному владельцу внешнего накопителя – тете Соне или кому-то из ее коллег.

Директор этот файл открывает. Ну, кто бы сомневался. Когда до конца работы над домашним заданием остается пять минут, Таш чувствует легкую вибрацию, сообщающую о том, что вирус поселился в его компьютер. Син-Джин к этому моменту уже спит и громко храпит, хотя еще светло и на дворе настоящее лето. Когда звенит звонок, девочки обычно просто уходят, а она остается сидеть одна на стуле, уронив голову на грудь, как старый мертвый лебедь.

Рейчел поменялась с Дэни и теперь спит на кровати Бьянки. Дэни на этой кровати все время снились кошмары, но Рейчел – после каникул она вернулась гораздо более стройной – сказала, что ей кошмары нравятся.

– Чем мрачнее и беспощаднее, тем лучше, – сказала она, и на ее бледном лице не дрогнуло ни мускула.


– А, ну, эм-м, хорошо, – сказала Дэни. – На здоровье.

Интересно, кто-нибудь наконец сменил тут белье? Не-а. А вот зато стены – покрасили.

Рейчел больше не ходит на пробежки. Она сидит на своей кровати в наушниках, смотрит фотографии в телефоне и слушает “Abbey Road”. Продавать фенечкам листовки на тему здорового питания она тоже перестала. Мадам Венсан направляет директору письмо, в котором выражает свое беспокойство. Тогда директор пишет письмо Рейчел и просит ее явиться к нему домой: если у нее есть тревоги, которыми она хотела бы с ним поделиться, он готов обсудить что угодно.

Миссис Куку уходит на пенсию, и девочкам из девятого класса поручают рассортировать многочисленные книги рецептов, скопившиеся у нее на школьной кухне. Предполагается, что это должно помочь им бороться со стрессом, связанным с подготовкой к экзаменам. Кто-то предложил создать для этих книг специальную секцию в школьной библиотеке, тут в большинстве рецептов тортов до сих пор фигурирует маргарин, а в одной книжке на полном серьезе рассказывается, как приготовить карри из зайца.

– О боже, – говорит Рейчел, когда девочки открывают книгу на изображении зайца размером в целую страницу: розово-серая тушка, с которой содрана шкура, изображена враскоряку, ноги так широко раздвинуты, как будто это ужасная низкосортная порнография. – Меня сейчас…

Но вообще-то Рейчел теперь все время только и делает, что ищет повод: повод для того, чтобы ее вырвало, чтобы потерять сознание, чтобы прилечь.

У нее болит голова, болит живот, болят ноги, болят руки, иногда ненадолго пропадает зрение. Она все время дрожит. У нее растут волосы в самых невероятных местах. Усы не вернулись, но вместо них по всему лицу теперь легкий пушок, как у белого медвежонка или мышки. При этом она ухитряется с каждым днем становиться все красивее. Никто не хочет этого признавать, потому что вообще-то творится полная херня, но в ее хрупкой костлявости есть необъяснимая притягательность. В голом виде она выглядит не так здорово, что правда, то правда, но в одежде это просто бомба.

Может, именно поэтому никто ничего не делает.

Доминик и Тони по-прежнему маячат в школе. По пятницам устраивают “клинику”: все могут обращаться к ним со своими “психологическими проблемами”. Фенечки приходят поныть про то, как они скучают по дому и как их обижают одноклассницы, девочки из восьмого являются обсудить свои возможные будущие профессии. Одна семиклассница ухитрилась запасть на Тони и теперь перед встречами с ним подворачивает юбку так высоко, насколько это вообще возможно, и спрашивает его о том, когда, по его мнению, ей следует потерять девственность и как. Наташа до того люто ненавидит Доминика и Тони, что по пятницам за километр обходит Вдовью башню. Она не хочет больше видеть Доминика и слушать его рассуждения на тему насилия. Так что теперь между французским и историей она выбирает долгую дорогу в обход, мимо овец, чавкающих сухой травой, и дальше вдоль озера.

Там правда что-то сверкнуло. Реально. Черная вспышка посреди воды. Она теперь отчетливо это видит.

А в директорском доме, на верхнем этаже, за окном знакомый худенький силуэт – стоит и смотрит на поверхность темной глубины. Римский профиль. Рейчел. Все такая же хрупкая, но при этом совершенно неотразимая – все, как он велел. Вот только один очень важный вопрос: хороший ли она пловец?





Конечно, никому не хочется быть отчисленным перед самыми экзаменами и к тому же – перед вечеринкой Сьюз. Никому из родителей не нравятся нарушители спокойствия. И все же.

– Отметимся в журнале для прогулок после обеда, – говорит Таш. – Метнемся в Стивенидж и к ужину вернемся. Никто ничего не узнает.

– Я абсолюман иду-у, – говорит Тиффани.

Она снова стала собой, после того как съездила домой на пасхальные каникулы. Лишнего жира больше нет. Разве что только “внутренний”? Это – может быть, но ей плевать. Если снаружи она выглядит ОК (а это так!), то чего ей париться про какой-то там внутренний жир? Типа, вообще-то мальчики из Хэрроу почти единогласно решили, что она – самая классная девочка в школе, так что. К тому же она богатая, да еще и француженка.

– Слушайте, вообще-то мне необязательно, чтобы шел кто-нибудь еще, – говорит Таш. – Но…

Но Доня тоже твердо решила идти. И Дэни. Все хотят повидаться с мистером Хендриксом и предпринять еще одну попытку заставить его в них влюбиться – ну или хотя бы показать им одну из своих татуировок. И еще всем, конечно, хочется посмотреть, что задумала Таш, потому что она толком ничего не объясняет. Единственное, что всем надо сделать – это пообещать не рассказывать Рейчел. И Лиссе, потому что Лисса наверняка расскажет Рейчел, если узнает. К тому же Лиссой нельзя рисковать – из-за вечеринки. Если тебя не отпускают на вечеринку, тут еще можно как-то исхитриться и выкрутиться. Но вот если вечеринку совсем отменят? Или если подруг Лиссы на нее не пригласят? Тогда уж все.

Что самое плохое может случиться? Со всех остальных девочек в классе взяли обет молчания – передали через Аишу, которая застукала компанию гнилых яблочек, когда они приближались к школьным воротам, одетые в джинсы, и в историю с прогулкой не поверила ни на секунду. Но Таш не стала ей говорить, куда они на самом деле направляются: сказала, что тайком едут в Лондон, потому что Тиффани надо переспать с одним мальчиком из Хэрроу. Большая ошибка. Син-Джин, мадам Венсан и мисс Аннабел запросто могли бы за все воскресенье ни разу не спохватиться, что четырех самых недисциплинированных девочек нет в школе. У мадам Венсан новый каталог вещей, в которые можно наряжать пуделей. И полбутылки шерри. И письмо от сестры из Парижа. У Син-Джин – коробка конфет с розами и фиалками и кровавый американский роман. У мисс Аннабел – синяки и целый балет, который надо поставить фенечкам. Но ни одна шестнадцатилетняя девочка не способна держать тайну дольше получаса, и вот их уже ведут, сотрясаемых рыданиями, в кабинет директора – каяться от имени гнилых яблочек. Конечно же, это Бекки с плохими волосами. Кто бы сомневался. А за ней хвостиком – Белла и Эль. И еще – Аиша, которая говорит, что вообще-то не хотела никого подвести.





Мистер Хендрикс не рад их видеть. Совершенно. – Где вы, черт возьми, достали этот адрес? – спрашивает он.

Его квартира находится на одной из тех меланхоличных пешеходных улиц, где все закрыто, потому что сегодня воскресенье. Он живет над благотворительной лавкой, в которой витрина оформлена по-летнему и соблазнительные старомодные манекены одеты в легкие платья и туфли на шпильках. Платья перевязаны поясами так, как в реальной жизни никто не стал бы подпоясываться, но это, в общем-то, неважно, все равно на улице никого нет, и можно подумать, что все это – декорации для зомби-апокалипсиса.

Таш не говорит, что теперь у нее есть все, что ей хотелось узнать о мистере Хендриксе: дата рождения и все пароли, подробности банковского счета и как сильно-пресильно он превысил кредит, и какие книги он покупает на “Амазоне”, хоть и называет себя антикапиталистом. Ну, хотя бы книги сами по себе выглядят антикапиталистично. Ну, типа того. Все – в мягкой обложке, все написаны мужчинами и все – об атеизме, войне, загнивающем здравоохранении и чудовищных вещах, которые происходят в Африке. Он зарегистрирован в онлайн-службе знакомств. Мистер Хендрикс! С такими красивыми глазами и замечательными густыми волосами. Именно эта последняя подробность заставила Наташу поклясться больше никогда не использовать свое новое могущество в вуайеристских целях. Надо было просто найти его адрес, а дальше в его диске не рыться. Она пытается стереть из памяти обнаруженные детали. Чек на очередную татуировку, закачка из интернета новейшей, самой дорогой видеоигры в истории видеоигр, подписка на Apple Music, запись в местный спортзал…

– Можно нам войти? – спрашивает Таш.

– Конечно, нет, мать вашу! Вам нельзя войти! – говорит он. – Боже!

Он одет как для тренировки. Похоже, слегка вспотел. Поэтому нельзя?

– Эм-м… – Таш делает шаг вперед. – Но…

– Что вы задумали? Засадить меня за решетку за педофилию?

– Нам вообще-то всем уже есть шестнадцать, сэр, – говорит Доня.

Его передергивает.

– Я вам больше не учитель, слава богу. Не называйте меня “сэр”.

– А новые девочки вас как называют?

– Да, ваши новые Эмили и Ханны – как они вас называют, сэр?

Он не отвечает. Но и дверь тоже не закрывает. Судя по его словам, он бы должен был захлопнуть ее у них прямо перед носом, но почему-то не делает этого.

– Вам не нравилось быть нашим учителем? – спрашивает Дэни.