Другие правила

– Послушайте, милейший, я воевал с Тимландом и Улорией, но никогда и пальцем не тронул ни одного фрадштадтца!

– Да при чем здесь тронул или не тронул? Не нужно было вам, господин Бодров, влезать в большую игру, не зная толком ее правил! Тем более не стоит играть против тех, кто не просто ведет игру, но пишет для нее правила! – то ли капитан забыл, что взялся играть роль «доброго полицейского», то ли затронутая тема настолько волновала его, но эту речь он произнес с такой злостью, словно желал указать зарвавшемуся школяру его место. – Сидели бы тихонько в своем замшелом царстве, пили бы водку с плюшками да слушали бы, что умные люди вам из-за моря говорят! Вот тогда были бы целы и невредимы, а так – получите по заслугам!

Совсем понесло товарища не в ту степь, водка с плюшками – глупость какая. Демонстрация поверхностного знания предмета. Вроде бы и изучал он Таридию, но по-быстрому, второпях, потому и путается в «основных терминах».

– Умные люди из-за моря наивно полагают, что все играют в их игры и по их правилам, – усмехнулся я, – им и в голову не приходит, что кто-то может просто жить своей жизнью в своей родной стране, не подозревая, что заморские игроки считают его территорию частью игровой доски, а его – фигурой!

– Такова жизнь, таковы правила!

– Плевал я на ваши правила, идите к черту!

– У нас будет много времени, чтобы поговорить об этом, князь! – лицо капитана расплылось в довольной улыбке.

– Иди к черту! – повторил я, всеми силами показывая, что мне надоел и разговор и собеседник.

– Ухожу-ухожу, – по всей видимости, Джонсон остался доволен нашей словесной перепалкой, потому что к двери направился в явно хорошем расположении духа.

И тут его взгляд упал на пустые миски. Капитан резко развернулся на пятках и поднес факел так близко к моему лицу, что я вынужден был опасливо отстраниться в сторону.

– А как давно вы ужинали, князь? – осведомился фрадштадтец, обеспокоенный тем фактом, что я не нахожусь в полубессознательном состоянии после употребления приправленного зельем бульона.

– Откуда мне знать? Проснулся в камере, нашел еду, поел. Снова уснул, а там уж пан Курцевич позаботился о моем пробуждении! – недовольно буркнул я, демонстрируя обожженное плечо.

– Хм, утром пришлю к вам доктора. И прикажу кормить чаще, – Джонсон осветил поочередно все углы камеры, но ничего подозрительного так и не обнаружил, после чего вновь направился к выходу.

Но что-то еще беспокоило капитана, не давала покоя какая-то мысль, поэтому он небрежно так, словно речь шла о незначительном уточнении, бросил через плечо:

– А с чего вы взяли, что я фрадштадтец? Вы ведь с самого начала меня к Островам причислили.

Есть такое дело, промашечка вышла. Хорошо еще, что по имени его не назвал, так бы вообще паршиво вышло.

– Табаком от тебя прет за километр, ошибиться невозможно, – выкрутился я, использовав всем известное пристрастие островитян к курению.

– Не прет, а пахнет! – возразил Джонсон.

– Уйди, я спать хочу! – откровенно отмахнулся я, дождавшись наконец грохота закрываемой двери.

Как же мучительно долго тянулось время, пока фрадштадтец неспешно шел по тюремному коридору к выходу! А потом еще раздались шаркающие шаги слуги-тюремщика, пришедшего проверить запоры на двери моей камеры. И только после этого мне удалось опробовать в деле с такими мучениями добытый инструмент.

Несмотря на полученные побои и ожог, подняться на ноги в этот раз мне удалось заметно легче прежнего. Похоже на то, что действие дурмана, или чем там меня поили, потихоньку сходит на нет.

Туалет есть туалет, нет ничего приятного в том, чтобы соваться в отхожее место хоть головой, хоть руками. Но если это дает тебе хоть какой-то шанс на спасение, то брезгливость стоит засунуть куда подальше. Нет, никакой гарантии в том, что таким образом удастся сбежать, у меня не было. Но почему-то я был уверен, что утонуть при попытке к бегству – гораздо лучший выход, нежели оставаться в руках врагов.

Фрадштадт не для того меня выкрал, чтобы возвращать назад за выкуп или там еще за какие-то блага, островное королевство сочло меня слишком важной фигурой, чтобы оставить в живых. Предварительно, конечно, выжмут как лимон, вытянут из меня всю информацию, да и оставят медленно умирать где-нибудь в самом дальнем углу самого мрачного подземелья. И не стоит тешить себя мыслями о спасении – нет в этом мире флота, способного справиться с фрадштадтским. Пока нет. И если я не выберусь, то еще долго не будет.

Друзья могли бы попытаться перехватить меня по пути к порту, но, скорее всего, мое исчезновение стало полной неожиданностью для друзей. Пока опомнятся, пока сообразят, что к чему, след похитителей простынет.

Есть еще один маленький шансик, чуть подросший с обретением каминных щипцов, но всё равно мизерный. Можно наброситься на тюремщика, завладеть оружием и попытаться выскользнуть из замка Курцевичей, прежде чем переполошатся его хозяева. Но это скорее из области фантастики, я ведь представления не имею ни о плане усадьбы, ни о количестве вооруженных людей в ней, да и физическая форма моя оставляет желать лучшего.

И ладно бы еще тюремщик сейчас пришел, посреди ночи. Но он теперь раньше утра не пожалует, а утром шансы на успех такого предприятия будут стремиться к нулю. Так что работай, князь, работай!

И я работал. С остервенением дробил железными щипцами камень. Мне нужно-то всего ничего – расширить дыру в плите до размеров головы. Хотя нет, лучше до размеров таза, чтобы наверняка. Это в детстве безотказно действовало правило «если пролезла голова, то пролезет и всё тело», с возрастом пропорции тела меняются, так что запас не помешает.

Камень камню рознь. К моей радости, этому было далеко до прочности железобетона, гранита или других прочных материалов. Этот был слоистым, что-то вроде плитняка, так что уже довольно скоро мне удалось отколоть от внутренней поверхности плиты несколько кусков размером с кулак. Обломки с тихим всплеском ушли в подземную реку.

Дальше дело застопорилось, но я не останавливался. Долбил и долбил камень, лишь изредка останавливаясь перевести дух и прислушаться к тишине подземелья. Работая почти в полной темноте, трудно оценить прошедшее время, по моим ощущениям, прошло не менее двух часов, но я мог и ошибаться.

Наконец внушительный кусок камня откололся от плиты и достаточно звучно плюхнулся в воду. Я испуганно замер, каждую секунду ожидая услышать приближающиеся шаги разбуженного тюремщика, но ничего не происходило, в коридорах подвала по-прежнему царила тишина. Ух! Аккуратнее надо!

Так, что тут у меня получилось? А хорошо получилось, края у дыры рваные, но тут важна величина, а не красота оформления. Просунув в пробитое отверстие голову, я попытался рассмотреть, что внизу, но увидеть удалось лишь тусклый блеск воды метрах в трех подо мной. Билет в один конец, если прыгну вниз, назад выбраться уже не смогу. Ну и черт с ним! Я для себя уже всё решил.

Прихватив с собой одеяло из мешковины и сослужившие хорошую службу каминные щипцы, я просунул в дыру сначала ноги, затем опустился по пояс, наконец, повис на вытянутых руках. Ну всё, скоро я узнаю, было ли мое решение правильным. Хотя нет, не так. Правильное оно в любом случае, а вот удачное ли? Я разжал руки и через мгновение полета по пояс ушел в воду.

А ведь прав я был, прав! Никакая это не выгребная яма, а полноценная подземная река! Холодная до одурения! И не факт, что от того, что зима на улице, вполне вероятно, что летом ее температура лишь немногим выше. Обжегшись холодом и подгоняемый инстинктивным страхом замерзнуть, я метнулся вправо, где каким-то чудом углядел выступающие из воды камни. Оскальзываясь на склизком дне и тщетно стараясь унять дрожь в теле, выбрался из воды.

Ох и везет же мне на купания в холодной воде! В первую тимландскую кампанию пришлось уносить ноги от разбивших нас вражеских кирасиров, перебравшись вплавь через тихую заводь Солянки. Но тогда хоть ноябрь был на дворе, а теперь зима в самом разгаре! Даже не знаю, сумею ли я сам себя заставить еще раз войти в эту воду? Смутно припоминаю, что максимальный для человека срок нахождения в ледяной воде составляет четыре минуты. Невеселый расклад.

А уж совсем грустно мне стало, когда привыкшие к местной темноте глаза обнаружили отсутствие выхода из этой подземной пещеры – со всех сторон от меня были каменные стены. То есть река и приходила, и уходила отсюда по тоннелям, находящимся ниже поверхности воды. Что ж, обнаружься здесь простой и удобный выход, это было бы слишком просто. И ожидать такого подарка от судьбы было бы чересчур наивно. Хотя и жаль! Похоже, что подарок судьбы – это единственное, что может меня спасти. Пусть не такой шикарный, но хоть бы какой-то! Потому что в сложившихся обстоятельствах у меня есть только два пути: сидеть здесь и ждать, когда меня найдут и с позором вытащат на свет божий, или нырнуть в заполненный водой тоннель, что с вероятностью, весьма близкой к ста процентам, приведет меня к смерти.

С полчаса просидев на камне закутанным в прихваченную из камеры мешковину и чувствуя, что начинаю клевать носом, я заставил себя подняться и заняться осмотром подземной галереи. Прыгая с камня на камень, добрался до торцевой стены, запирающей пещеру над выходом речки. Попытался всмотреться в темную воду, ища хотя бы намек на пробивающийся с той стороны тоннеля свет. Ничегошеньки. С одной стороны, ночь на дворе, откуда свету взяться, с другой стороны – если подземная река выходит на поверхность, то наверняка впадает в один из притоков Титовицы, а они уже все стоят подо льдом. Нет здесь шансов, совсем нет. Нужно двигаться дальше.

И тут за моей спиной раздался сначала непонятный скрип, потом звон и всплеск. Кто-то или что-то упало в реку в левой части пещеры, где свод опускался почти до самой воды. Испуганно дернувшись в сторону, я с трудом удержал равновесие и не свалился в воду, зато заткнутые за пояс подштанников каминные щипцы выскользнули и ушли на дно. Тут же плеск повторился, и прямо на моих изумленных глазах на мгновение мелькнувшая тень ушла из воды куда-то вверх! Что такое? Зверь какой-то? Да нет, опять скрип и равномерное позвякивание. Что это такое?

Прежде чем я успел задать вопрос, сам собой пришел ответ на него – это же цепь позвякивает, ведро на цепи! Колодец!


Позабыв об усталости и холоде, я бросился к месту шума прямиком через поток со всей скоростью, на которую был способен. Это было глупо, но я словно боялся, что с прекращением позвякивания и скрипа исчезнет и сам колодец, лишив меня неожиданно обретенной надежды.

Никуда он не делся. Правда, чтобы обнаружить в опускающемся почти до самой поверхности реки своде вертикальный тоннель, мне пришлось погрузиться в воду по грудь.

Я успел увидеть исчезающее ведро на фоне ночного неба, после чего меня окатило водой – приходивший по воду не заботился о плавности движений. Затем закрылась дверца колодезного сруба и стало заметно темнее, но это ничего, к темноте я уже успел привыкнуть.

Колодец меня порадовал: около метра в диаметре, и всего полметра вырублено в скале, выше же его стенки весьма грубо выложены камнем. Высота? Трудно сказать, всего метров семь-восемь навскидку. Нужно лезть, пока совсем не околел от холода.

Руки и ноги постоянно норовили соскользнуть, всё тело била крупная дрожь, зубы и вовсе выбивали чечетку, но, несмотря на все это, я упорно карабкался вверх, втискивая пальцы ног в щели между камнями и изо всех сил упираясь в стены руками. Может, пять минут прошло, может, все тридцать, но, в конце концов, я добрался-таки до самого верха колодца и жадно прильнул к щели в дверце.

Всё еще ночь. Она уже вместила в себя столько событий, что может возникнуть ощущение, будто она будет длиться вечно. Конечно же это не так, скорее всего, рассвет уже близок, а значит, мне нужно спешить.

Насколько я мог видеть через щель, двор пуст и темен. Только окна пристройки к дому освещены, а из ее трубы вьется дымок. Вероятно, это кухонные работники уже заступили в утреннюю смену. Скорее всего, и за водой кто-то из них приходил.

Нужно идти, нужно срочно двигаться, иначе я замерзну прямо здесь и свалюсь обратно в колодец. Куда бы я ни пошел, всё одно мне не спастись, не добраться до своих, но хоть так, хоть утереть врагам нос напоследок. Ангина, пневмония, простатит, менингит – был бы медиком, продолжил бы список тех болезней, что мне грозят. Вернее, грозили бы, будь у них время. Но я и им не дам шанса, просто-напросто замерзнув насмерть.

Я попытался аккуратно открыть дверцу сруба, но не смог ее вовремя перехватить, в итоге она выскользнула и громко стукнулась о стенку. Людей во дворе нет, если кто и услышал звук, то вряд ли обратит внимание, но с собаками всё не так просто. Тут же подала голос одна, вторая, третья. Хорошо, что большинство из них на привязи, только одна маленькая собачонка примчалась прямо к колодцу, заливаясь на ходу звонким лаем. Вот черт! По идее, мне бы добыть одежду, оружие и лошадь, но для этого нужна скрытность, а на такой собачий концерт наверняка сейчас кто-то да выглянет. Уходить надо!

Наскоро осмотревшись, я бросился влево, влез на большую бочку, ухватился за край крыши дровяного сарая, с трудом перевалился на заснеженную кровлю. Крыша дровника примыкала к высокой двухскатной крыше другого строения, на такую и летом нелегко влезть, но выбирать не приходится.

Не мудрствуя лукаво, я устремился к кровельному коньку прямо на четвереньках. Руки и босые ноги обжигал снег, мокрые рубаха и подштанники грозили превратиться в ледышку и хрустели при каждом движении. В самом конце подъема я начал соскальзывать, пришлось до предела взвинтить темп, и несколько мгновений это позволяло барахтаться на одном месте. Видя, что все приложенные усилия оказываются тщетными, издав от отчаяния невнятный звериный рык, я каким-то неимоверным образом дернулся вперед и сумел-таки зацепиться пальцами за деревянный конек. Боясь, что последние силы оставят меня после столь героического действия, быстро подтянул тело вверх и перевалился на противоположный скат. По ходу плавного скольжения вниз успел увидеть по эту сторону строения заснеженное поле и близкий лес. Значит, я выберусь-таки с подворья Курцевича!

Приземлившись в сугроб, не удержался на ногах, а когда поднялся, то нос к носу столкнулся с одетым в белый маскхалат человеком. Передо мной мелькнула до боли знакомая усатая физиономия, но процесс узнавания прервался быстрым ударом в челюсть, опрокинувшим меня обратно на снег. Не успел я опомниться, как грудь моя оказалась прижата коленом, а к горлу приставлен нож.

– Игнат?! – просипел я не столько испуганно, сколько удивленно.

– Ваше сиятельство? Михаил Васильевич!





11


Я плохо помню, как меня перевозили обратно на территорию Таридии, ибо измученный мозг включался лишь периодически. Сначала меня куда-то тащили, растирали, одевали, что-то заливали в горло. Помню бешеные глаза Григорянского, когда он тряс меня за плечи и что-то возбужденно орал мне в лицо. Потом я оказался в седле накрепко привязанным к лошади – в составе небольшой кавалерийской группы она мчала меня по заснеженным полям. Мы по льду переходили большую реку, проскочили несколько деревень, где-то даже останавливались на ночлег. Позже я узнал, что эта гонка длилась почти трое суток, а нашла меня в Улории группа разведчиков-следопытов в составе десяти человек, возглавляемая князем Григорянским и моим верным Игнатом Лукьяновым.

Окончательно я пришел в себя уже в доме Григорянского в Кузнецке. Василий так часто бывал в оружейной столице Таридии, что, в конце концов, вынужден был купить здесь дом и перевезти сюда из Бобровска молодую жену. Мечтавшая об Ивангороде Василиса явна не была этому рада, но пока князю удавалось сглаживать острые углы в семейных отношениях.

Слава богу, что я вовремя проснулся и успел остановить князя, намеревавшегося отправлять в поход на родовое гнездо Курцевичей целый драгунский полк, иначе пришлось бы потом долго заминать дипломатический скандал, а то и до войны опять могло дойти дело. Не то чтобы мы ее боялись, но к чему это, когда можно решить вопрос по-другому? Тем более что очень интересующие меня фрадштадтцы наверняка смылись оттуда на следующий же день. А пан Курцевич никуда не денется, его по-любому достанем, вопрос лишь во времени.

Вместо этого я отправил с курьером очень вежливое письмо королю Улории. Стопроцентной уверенности в успехе не было, но тут я вряд ли что-то теряю – если дело не выгорит, у меня будут развязаны руки.

Вокруг было полно горячих голов, требовавших немедленного отмщения, и эти люди готовы были без страха и упрека бросаться в жерло новой войны, совершенно не задумываясь о последствиях. Не то чтобы я был умнее окружающих, но знание истории и даже поверхностное знакомство с политическими играми моего родного мира позволяли смотреть на происходящие события шире. Война любых континентальных государств между собой – это абсолютное благо для Фрадштадта! Она открывает для Островов обширнейшее поле деятельности и ведет к ослаблению потенциальных соперников. Ну, в самом деле, будет ли Таридия в состоянии продолжать укрепление морских рубежей и постройку военного флота, если все силы придется направлять на войну? Вряд ли. Вот и с Улорией – аналогично. А так-то и оружием можно одну или обе стороны снабжать, и боеприпасами, и на кредиты с грабительскими процентами правительства воюющих стран подсадить, да и под шумок военных действий всегда можно кое-какие территориальные вопросы решить. Потому-то у меня и была веская причина действовать аккуратно.

Война – слишком затратное дело, поэтому воевать мы будем, только если не останется надежды решить проблемы другими способами.

– Игнат, чего хмурый ходишь? – практически не покидавший теперь мою комнату Лукьянов действительно сегодня не источал радости.

– Так ведь это, – подпоручик смущенно почесал затылок пятерней, – Наталья Павловна едет.

– Так это ж хорошо, – усмехнулся я, уже понимая, куда клонит мой усатый телохранитель.

– А это кому как, Михаил Васильевич, – вздохнул Игнат, – вон Сашка Иванников получил по сусалам от княгинюшки, а уж что она со мной сделает?

– Так не надо было сообщать ей. Узнала бы она позже, глядишь, и мои нервы меньше бы пострадали, и ваши физиономии.

– Нет уж, ваше сиятельство, лучше пусть ваша супруга от нас узнает, чем от других людей. Князь Григорянский-то царю-батюшке сразу отписал, перед тем, как на ваши поиски пуститься.

Вообще-то нужно отдать должное Игнату и Сашке. Обнаружив мое исчезновение, они не ударились в панику, а, сообщив, что я заболел, тотчас послали за Григорянским, а тот уже взял всё дело в свои руки. В Ивангород он обязан был написать – мало ли чем могла окончиться эта история? Разведчики облазили всю округу и напали на след похитителей. Через улорийскую границу уже пошли малой группой, чтобы не привлекать внимания. К поместью Курцевича вышли вечером седьмого дня, идти на штурм сразу не решились – за жизнь мою опасались, да и общее количество вооруженных людей с той стороны было чуть не пять десятков. Так что я весьма облегчил поисковой группе жизнь, когда обессилевший и замерзший сам свалился им на голову.

– Не волнуйся, Игнат, отобьемся как-нибудь от княгини, – поспешил я успокоить товарища, – она на радостях забудет о плохом. Наверное.

– То-то и оно, что наверное, – пробурчал Лукьянов.

М-да, сумела Натали себя поставить среди подчиненных и слуг – уважают ее, если не сказать – боятся. Ничего, меньше разгильдяйничать будут.

– Ты говорил, что Сушков в Кузнецке?

– Проездом из Белогорска, – Игнат возмущенно фыркнул, – уже на рождественские праздники в столицу собрался.

Не то чтобы он недолюбливал Афанасия, но искренне считал, что раз он человек не военный, значит, бездельник, а если к тому же и управляющий хозяйством князя, то как пить дать приворовывает. В общем, человек никчемный, не стоящий внимания начальства.

– Тащи его сюда! К двенадцати вели позвать химиков с мануфактуры, а к двум часам давай сюда Игнатьева, Васильева и Резника!