Дурная кровь

Я их увидела возле телефонных будок на Кларкенуэлл-Грин, двух сцепившихся друг с другом женщин. Высокая, в дождевике, подгоняла маленькую, в шляпке от дождя.



– Корморан… – с тревогой в голосе сказала Робин.

Страйк поднял глаза.

– С ростом все наоборот.

– Как это?

– В самых первых показаниях Руби, которые она дала еще Тэлботу, – объяснила Робин, – говорилось: «Я их увидела около телефонной будки – двух женщин, которые как бы боролись друг с другом. Высокая, в плаще, опиралась на приземистую, на которой был пластиковый капор от дождя. Для меня они обе выглядели как женщины, но их лиц я не видела. Мне показалось, что одна подгоняет другую».

– Так, – слегка нахмурившись, отозвался Страйк.

– То же самое написано и у Тэлбота в гороскопных заметках, – сказала Робин. – Но это должно было выглядеть с точностью до наоборот, если теми женщинами были Флери. Где их фото?

– Коробка номер один. – Уцелевшей ногой Страйк придвинул коробку к Робин.

Присев на корточки под столом, она рылась в ксерокопиях, пока не нашла связку вырезок из газет, которые пару месяцев назад показывал ей Страйк в «Трех королях».

– Вот, – сказала Робин. – Смотри. Вот.

Старая фотография изображала двух женщин, которые официально заявили, что являются теми, кого Руби приняла за двух борющихся друг с другом женщин: высокая, широкоплечая женщина помоложе, с веселым лицом, и ее пожилая мать, низкорослая и сутулая.

– Все с точностью до наоборот, – повторила Робин. – Если бы Фиона Флери оперлась на мать, она бы старушку расплющила… – Робин быстро прочитала несколько строк под фотографией. – Корморан, это не стыкуется. Фиона говорит, что шляпка от дождя была на ней, а Руби говорит, что шляпка от дождя была на приземистой женщине.

– Руби высказывалась обтекаемо, – заметил Страйк, но явно (отметила Робин) заинтересовался, судя по тому, как протянул руку к этим бумагам. – Она могла и перепутать.

– Тэлбот никогда не верил, что Руби видела именно Флери, и вот почему! – воскликнула Робин. – Они поменялись ростом. Руби отметила, что нетвердо держится на ногах более высокая женщина, а не приземистая.

– Почему же Руби не сказала Лоусону, что Флери – совсем не те, кого она видела?

– По той же самой причине, по которой она никогда и никому не говорила, что видела Тео? Потому что ее сбили с толку попытки Тэлбота заставить ее изменить свой рассказ, чтобы он вписывался в его версию? Потому что она растерялась и уже не знала, что же на самом деле видела? Шел дождь, она заблудилась, запаниковала… к тому времени, как дело перешло к Лоусону, она готова была согласиться с тем, что видела Флери, чтобы только ее больше не дергали?

– Правдоподобно, – признал Страйк.

– Какого роста была Марго?

– Пять футов девять дюймов, – сказал Страйк.

– А Крид? – спросила Робин.

– Пять футов семь дюймов.

– О господи, – прошептала Робин.

Наступило еще одна минутная пауза: Страйк сидел, погрузившись в мысли, а Робин перечитывала выложенные на стол показания.

– Телефонные будки, – сказал наконец Страйк. – Эти чертовы телефонные будки.

– Что с ними?

– Тэлбот добивался от Руби подтверждения, что она видела двух борющихся женщин возле двух будок на Кларкенуэлл-Грин, верно? Таким образом он мог связать их с фургоном, который уносился по Эйлсбери-стрит, а управлял им якобы Крид.

– Точно, – согласилась Робин.

– Но после того как Флери выступили со своим заявлением, Тэлбот попытался заставить Руби признать, что она видела двух борющихся женщин около первой телефонной будки, той, что в конце Альбемарль-уэй.

– Но она отказалась изменить свой рассказ, – сказала Робин, – потому что видела Тео именно там.

– Точно, – подтвердил Страйк, – но тогда не сходится.

– Я не…

– Она описывала огромные круги под дождем в поисках дома, который никак не могла найти, правильно?

– Да.

– Ну вот, если на первом круге она увидела, как Тео садится в фургон около телефонной будки, это же не означает, что она не могла видеть двух сцепившихся женщин на своем втором или третьем круге. Ее дочь недвусмысленно подтвердила: Руби не знала этого района и вообще слабо ориентировалась на местности. Но у нее была очень цепкая визуальная память: она запоминала одежду, прически…

Страйк посмотрел на стол и взялся по второму разу изучать магазинный чек Айрин Хиксон. Затем, так неожиданно, что Робин даже вздрогнула, он выронил чек и схватился за голову.


– Черт! – простонал он. – Черт! Никогда не доверяй телефонному звонку, происхождение которого не проверил!

– Какой телефонный звонок? – нервно спросила Робин, перебирая в уме все телефонные звонки, которые поступили ей при ведении этого дела.

– Твою ж мать… – вырвалось у Страйка, шагавшего из кабинета в приемную и обратно; точно так же металась Робин, узнав, что Страйку выдано разрешение на опрос Крида. – Как же я, идиот, не допер?

– Корморан, что…

– Зачем Марго сохранила пустую коробку от шоколадных конфет? – спросил Страйк.

– Понятия не имею, – растерялась Робин.

– Знаешь что? – с расстановкой произнес Страйк. – Кажется, я понял.





68




Сыт женской плотью так, как вол – травой.





Эдмунд Спенсер. Королева фей



Психиатрическая больница строгого режима содержания Бродмур находилась в часе с небольшим езды от Лондона, в графстве Беркшир; ее название давно утратило в общественном сознании британцев – включая Страйка – все буколические ассоциации. Никто уже не вспоминал, что буквально оно означает широкую вересковую пустошь или луговые угодья; для Страйка это название связывалось только с насилием, гнусными преступлениями и двумя сотнями самых опасных людей во всей Британии – таблоиды именовали их не иначе как монстрами. В связи с этим, хотя и зная, что поездка предстоит не в тюрьму, а в больницу, Страйк принял все меры, каких потребовало бы посещение пенитенциарного учреждения строгого режима: не стал повязывать галстук, проверил, нет ли в карманах или в машине каких-либо предметов, обычно провоцирующих самый тщательный досмотр, взял с собой два удостоверения личности с фотографиями, захватил копию письма из Министерства юстиции. Выехать решил заблаговременно: хотя он собирался сюда впервые, сомневаться не приходилось – прохождение всех кордонов затянется надолго.

Стояло золотое сентябрьское утро. Сквозь пышные облака на дорогу лился солнечный свет; проезжая через Беркшир на своем «БМВ», Страйк слушал выпуск новостей, главным образом посвященный итогам референдума в Шотландии: за то, чтобы остаться в составе Соединенного Королевства, было подано пятьдесят пять процентов голосов, против – сорок пять. Страйк попытался вообразить реакцию Дейва Полворта и Сэма Барклая, но у него зазвонил мобильный.

– Это Брайан, Брайан Такер, – сказал хриплый голос. – Не помешал, нет? Звоню пожелать вам удачи.

– Спасибо, Брайан, – ответил Страйк.

Их личное знакомство состоялось три дня назад в кабинете Страйка. Такер предъявил детективу старое письмо Крида, описал изъятую из подвала убийцы подвеску-бабочку, принадлежавшую, судя по всему, его старшей дочери, и поделился своими версиями, дрожа от нервозности и переполнявших его эмоций при одной мысли о том, что Страйку предстоит встреча с негодяем, которого старик считал виновным в убийстве его старшей дочери.

– Езжайте, я вас задерживать не стану, – сказал Такер. – Но вы ведь мне позвоните, когда вернетесь, правда?

– Конечно позвоню, – заверил Страйк.

Услышав в голосе Такера тревогу и волнение, детектив с трудом сосредоточивался на выпуске новостей. Он выключил радио и стал обдумывать предстоящее посещение.

Приятно, конечно, было бы тешить себя надеждой, что именно он, Корморан Страйк, сумеет хитростью или логикой добиться того, что оказалось не под силу другим, – вытянуть из Крида признание, однако детектив не страдал избыточным самомнением. За годы службы допросив огромное количество подозреваемых, он понял, что искусство следователя состоит в создании такой обстановки, при которой подозреваемому легче будет сказать правду, чем упорствовать во лжи. Одних изматывали дотошные расспросы, другие уступали только жесткому давлению, третьи хотели облегчить душу, и методы допроса приходилось варьировать в соответствии с этими потребностями.

Впрочем, в случае Крида половина допросного арсенала Страйка грозила остаться невостребованной. Во-первых, эта встреча была назначена исключительно по милости Крида: у него, как у пациента, испросили согласие. Во-вторых, Страйк не понимал, как нарисовать мрачную картину последствий молчания, коль скоро допрашиваемому и так предстояло провести остаток жизни в Бродмуре. Теперь вся сила Крида заключалось в его тайнах, и Страйк хорошо понимал: задача убедить его расстаться хотя бы с одной может оказаться не по зубам ныне живущим сыщикам. Избитые призывы к совести, к желанию стать лучше в своих и чужих глазах тоже не обещали успеха. Как показывала вся жизнь Крида, радовали его лишь две вещи – причинять боль и утверждать свою власть; вряд ли что-либо другое могло склонить его к признанию.

На первый взгляд пресловутая лечебница показалась Страйку крепостью на холме. Краснокирпичное сооружение с часовой башней было возведено в Викторианскую эпоху среди лесов и лугов, на самой высокой точке этой местности. Наружные стены поднимались на двадцать футов в высоту, и на подъезде к главным воротам Страйк увидел сотни взметнувших вверх циклопических глаз камер наружного наблюдения. Когда ворота открылись, Страйк ощутил прилив адреналина, и на миг перед ним возникли черно-белые изображения семи убитых женщин, а следом – встревоженное лицо Брайана Такера.

Регистрационный номер своего автомобиля он сообщил заранее. За первым кордоном из двойных ворот оказалось внутреннее проволочное ограждение высотой с наружную каменную стену. Когда створки ворот сомкнулись позади «БМВ», охранник с армейской выправкой, в черных брюках и белой рубашке открыл второй кордон и показал Страйку, где припарковаться. Перед тем как выйти из машины, Страйк, чтобы не терять времени при проходе через металлоискатели, сложил мобильный, ключи, ремень, сигареты, зажигалку и горсть мелочи в бардачок и запер на ключ.

– Мистер Страйк, правильно я понимаю? – с улыбкой обратился к нему все тот же охранник в белой рубашке, чей акцент выдавал в нем валлийца, а боксерский профиль говорил сам за себя. – Удостоверение личности с собой?

Страйк предъявил водительские права, и его провели в здание, где он оказался перед сканером, подобным тем, что устанавливают в аэропортах. Когда сканер пронзительно и недовольно запищал при обнаружении металлического протеза голени, это вызвало неизбежную, но добродушную реакцию, и Страйка попросили закатать брючину, под которой могло скрываться оружие. Страйка обхлопали с головы до ног, после чего разрешили ему присоединиться к доктору Ранбиру Биджрелу, ожидавшему по другую сторону сканера; психиатр оказался щуплым, бородатым человеком, чья желтая рубашка с открытым воротом ярким пятном выделялась на фоне уныло-серого кафельного пола и белых стен, а также вносила жизнерадостную ноту в затхлый воздух медицинского учреждения, пропахший карболкой, жареной едой и едва различимым духом человеческой неволи.

– Через двадцать минут Деннис будет готов к встрече, – сообщил доктор Биджрел, сопровождая Страйка по призрачно-пустому коридору мимо многочисленных распашных дверей. – Мы тщательно координируем все перемещения пациентов, а тут задача особой сложности. Необходимо убедиться, что у него не будет точек соприкосновения с теми пациентами, которые испытывают к нему крайнюю неприязнь. Репутация у него плохая. Мы с вами подождем у меня в кабинете.

Страйк был знаком с госпиталями и больницами, но ни разу не видел такого учреждения, где было бы настолько мало суеты и по коридорам не шаркали пациенты. Такая пустота слегка действовала на нервы. Теперь детектив и его провожатый шли мимо множества запертых дверей. Им навстречу попалась невысокая женщина в синем хирургическом халате. Она улыбнулась Страйку, и он ответил ей улыбкой.

– Я вижу, у вас женщины служат. – Страйк несколько удивился.

– Конечно, – ответил доктор Биджрел.

Страйк почему-то предполагал, что персонал здесь будет исключительно мужской, хотя он уже сталкивался с тем, что надзирателями в мужских тюрьмах могут быть женщины. Доктор Биджрел толчком открыл дверь в небольшой офис, некогда, по всей видимости, служивший лазаретом, с облупившейся краской стен и решетками на окнах.

– Присаживайтесь. – Доктор Биджрел махнул рукой на стул, придвинутый к его письменному столу, и со слегка натужной вежливостью поинтересовался: – Как добрались? Из Лондона ехали?

– Да, приятная дорога, – ответил Страйк.