Дурная кровь

…«Таково обличье

Обмана, потакающего вам;

Вы посмотрите: обнажился срам

Дуэссы, обрекавшей смертных бедам».





Эдмунд Спенсер. Королева фей. Перевод В. Микушевича



По Юго-Восточной линии железной дороги с ревом и дребезгом мчался грузовой состав. Остановившийся у переезда Страйк почувствовал, как у него завибрировал мобильник, и достал его из кармана, но несколько секунд шум был такой, что он не сразу расслышал Робин.

– …нашли.

– Как ты сказала? – прокричал он, когда поезд загромыхал дальше.

– Мы… ее… нашли… В гостиной, внутри оттоманки. Полностью залита бетоном, но виднеется полоска черепа и, вероятно, бедренная кость.

– Черт!

Страйк предвидел, что в квартире Эторнов обнаружится труп, однако привыкнуть к зрелищу мертвого тела невозможно – оно всегда за гранью обыденного.

– Залита бетоном? – повторил он.

– Да. Похоже, его плохо замешали. Непрофессионально. Но свою задачу он выполнил. Скрыл запах – или почти скрыл.

– Черт-те какая нагрузка на опорную балку.

– Ну да, похоже на то. Ты где?

– На улице, сейчас зайду в помещение. Так: набери девять-девять-девять, потом дозвонись Лэйборну и скажи, где я и зачем. Это должно ускорить дело.

– Хорошо. Удачи.

Страйк дал отбой. Когда поезд проехал, невзрачная улица со стоящими вплотную друг к другу зданиями притихла и грохот сменился птичьим щебетом. Страйк, дожидавшийся звонка вдали от посторонних глаз, теперь зашагал по улице, прошел три дома, у четвертого свернул налево к садовой тропе, а потом забарабанил в темно-красную входную дверь.

Поднялись тюлевые занавески, и в окне появилось сердитое лицо Дженис Битти. Страйк приветственно поднял руку. Занавески упали.

После некоторого ожидания, чуть более длительного, чем предполагала короткая дистанция от гостиной до прихожей, Дженис открыла дверь. Сегодня она предстала перед ним вся в черном; на ногах были теплые домашние туфли из овчины. Ее ясные небесно-голубые глаза в обрамлении тонкой оправы очков, серебристые волосы и щечки-яблоки дышали, как всегда, покоем и невинностью. Нахмурившись, она посмотрела на детектива снизу вверх, но ничего не сказала.

– Можно войти? – спросил Страйк.

Наступила долгая пауза. Щебетали вольные птицы, и Страйк мельком вспомнил о волнистых попугайчиках в квартире Эторнов, где сейчас отчасти пребывал в своих мыслях, сосредоточившись на полоске черепа и бедренной кости, пробившихся из-под бетона.

– Коли так приспичило, – медленно произнесла Дженис.

Он прошел вслед за хозяйкой дома в темно-красную гостиную с ее дешевым ковром малинового цвета, картинками из засушенных цветов и выцветшими фотографиями. Под солнцем стеклянная карета Золушки, запряженная шестеркой лошадей, засверкала от язычков пламени: Дженис затопила камин, несмотря на мягкость сентябрьского дня.

– Чая хотите? – предложила Дженис.

– Было бы здорово, – ответил Страйк, полностью осознавая несуразность такой ситуации.

Он услышал приглушенные овчиной удаляющиеся шаги, а потом звук открываемой кухонной двери. Достав свой мобильный, Страйк включил его на запись и положил на подлокотник кресла, в котором сидел в прошлый раз. Затем достал пару латексных перчаток и прошел вслед за Дженис, почти бесшумно передвигаясь по вытертому ковру.

У дверей он остановился, прислушиваясь к тихому бульканью кипящей под крышкой чайника воды, к звяканью чайных ложек и скрипу открываемого кухонного шкафа. Кончиком пальца Страйк толкнул дверь кухни.

Дженис резко обернулась с широко открытыми глазами. Увидев его, она схватила одну из стоявших на подносе фарфоровых кружек и торопливо поднесла к губам, но Страйк оказался быстрее. Крепко зажав тонкое запястье своей рукой в латексной перчатке, он с силой отстранил кружку от ее рта и почувствовал кость под дряблой плотью и бумажно-пергаментной старческой кожей. Свободной рукой вырвал у нее кружку и осмотрел. На дне был добрый дюйм клейкой белой жидкости. Не отпуская запястье Дженис, он заглянул в заварочный чайник, в котором находилось еще некоторое количество того же вещества, потом распахнул навесной шкаф.

На полках теснились склянки с таблетками, бутылочки пестицидов, отбеливателей и банки из-под джема, заполненные чем-то похожим на кустарно высушенные растения, листья и грибы: арсенал отравительницы, свидетельство пристального, длиною в жизнь, изучения того, как под маской целительства приносить смерть.

– Пожалуй, от чая откажусь, – сказал Страйк. – Давайте просто поболтаем, ладно?

Дженис не оказала никакого сопротивления, когда он привел ее, стиснув запястье, обратно в гостиную и толкнул на диван.

– Убийство с последующим самоубийством – это был бы дьявольски эффектный выход, – заметил нависающий над ней Страйк, – но у меня нет особого желания становиться трупом номер… сколько их было?


Дженис промолчала. В ее круглых голубых глазах читалось только потрясение.

Страйк посмотрел на стену, завешанную старыми фотографиями. С одной из них широко улыбалась черноволосая невеста с завитыми в колечки волосами, в закрытом подвенечном платье, в шляпке-таблетке поверх фаты и с крупной родинкой на левой щеке. Прямо над ней висело фото молодой, одетой в красное пальто блондинки с «распушенным перманентом» в стиле восьмидесятых. Он не заметил этого раньше, не увидел, поскольку входил в этот дом с определенными ожиданиями, делая предположения не менее всеобъемлющие, чем у Тэлбота, который был убежден, что Раки обладают интуицией, ласковы и восприимчивы. Вот и медсестры виделись ему ангелами, помогающими самым уязвимым; а сам он был так же виновен в попустительстве, как и Вай Купер, поскольку смотрел на Дженис через призму благодарных воспоминаний о медсестрах госпиталя «Селли-Оук», облегчавших его боль и депрессию, и о Керенце из Корнуолла, которая каждый божий день приносила в дома больных успокоение и доброту. А в довершение всего он был одурачен подлинным гением лжи и хитрости.

– Я решил, – начал Страйк, – прийти лично и сообщить социальному работнику Эторнов, что в их квартире найдено тело. Вы отлично воспроизводите гладкую речь среднего класса. Полагаю, телефон, которым пользуется Клер, где-то здесь?

Он осмотрелся. Возможно, она убрала мобильный с глаз долой, когда увидела, кто стоит за дверью. Внимание сыщика привлек торчащий из-за дивана провод: оказалось, там спрятан фен. Страйк боком протиснулся мимо кофейного столика, наклонился и вытащил этот электроприбор, а вместе с ним рулон целлофана, маленький флакон с отклеенной этикеткой, шприц и пригоршню шоколадных конфет.

– Не трожьте! – с внезапной злобой потребовала Дженис, но вместо этого он выложил свои находки на кофейный столик.

– Что бы со мной было, надкуси я хоть один финик из тех, которые вы обрабатывали перед моим прошлым появлением? – спросил он. – Вы используете фен, чтобы заново облепить их целлофаном, так?

Не получив ответа, он сказал:

– Я вас не поблагодарил за те конфеты, которые вы на Рождество прислали нам с Робин. У меня был грипп. Смог съесть только пару штучек, а потом выблевал все потроха. Остальные конфеты выбросил, чтобы не напоминали про этот кошмар. Повезло мне, а?

Теперь Страйк уселся в кресло рядом со своим мобильником, который прилежно вел запись.

– Вы убили всех этих людей? – Страйк жестом обвел стену с фотографиями. – Или кто-то из них, находясь рядом с вами, испытывает периодические проблемы с пищеварением?… Нет, – сказал он, внимательно изучая стену, – Айрин, я вижу, здесь отсутствует?

Дженис моргнула, глядя на Страйка сквозь линзы своих круглых очков в серебристой оправе, куда более чистые, нежели у Крида.

За тюлевыми занавесками по улице проехал автомобиль. Дженис проводила его глазами, и Страйк подумал, что она почти ожидала увидеть полицейский фургон. Может статься, она и вовсе не заговорит. Некоторые так и делают. Предпочитают оставить разговоры адвокатам.

– Я вчера вечером беседовал по телефону с вашим сыном, – сказал Страйк.

– Брехня!

Это слово вырвалось у нее от потрясения.

– Когда я позвонил, – продолжил Страйк, – Кевин очень удивился, что вы гостили у него в Дубае, поскольку не видел вас почти семь лет. Зачем вы изображали поездку к сыну? Чтобы отдохнуть от Айрин?

Дженис поджала губы. Одна рука играла с надетым на другую руку потертым обручальным кольцом.

– Кевин мне рассказал, что с тех пор, как он уехал из дома, у него не было с вами практически никаких контактов. Вы с ним никогда не были близки, сказал он. Но семь лет назад он дал вам денег на поездку, полагая, что обязан предоставить вам, говоря его словами, «еще один шанс»… и пока вы присматривали за его дочуркой, она успела наглотаться отбеливателя, причем в изрядных количествах. Девочка выжила – еле-еле, – и с тех пор сын полностью вычеркнул вас из своей жизни. Мы с ним проговорили без малого два часа, – продолжал Страйк, наблюдая, как у Дженис меняется цвет лица. – Кевину было тяжело высказать вслух все подозрения, накопившиеся за много лет. Кому приятно в своей родной матери подозревать отравительницу? Он предпочитал думать, что у него паранойя насчет тех «особых напитков», которые вы ему давали. И очевидно, ваш первый муж…

– Не муж он мне, – перебила Дженис. – Законного брака-то не было.

– …от вас ушел, заподозрив, что вы мухлюете с его едой. Кевин раньше думал, что отец все сочиняет. Но после нашего вчерашнего разговора он, видимо, переменит мнение. Кевин готов приехать и свидетельствовать против вас.

Дженис конвульсивно дернулась. С минуту царило молчание.

– Ишь записывает, – наконец прошипела она, глядя на лежащий на подлокотнике кресла Страйка мобильник.

– Записываю, а как же, – подтвердил Страйк.

– Если выключите, так уж и быть, отвечу.

– Я в любом случае смогу дать показания обо всем, что вы мне скажете.

– Адвокат черта с два дал бы меня записывать.

– Да, – признал Страйк, – вероятно, вы правы.

Взяв мобильный телефон, Страйк повернул его к ней экраном, у нее на глазах выключил запись, а потом опустил его на маленький кофейный столик рядом с конфетами, пустым флаконом, шприцем, целлофаном и феном.

– Зачем вы это делали, Дженис?

Она все еще поглаживала свое обручальное кольцо.

– Почем я знаю, – сказала она. – Эта-а… Интерес у меня такой.

Дженис прошлась взглядом по стене с фотографиями:

– Ну интересно же смотреть, как яд на них действует или лекарства передоз. Бывает, и помогу им, да еще и благодарность получу, бывает – смотрю на ихние корчи, а бывает, и смерть вижу…

У Страйка по спине пробежали мурашки – вверх, до самой шеи.

– Почем я знаю, – повторила Дженис. – Иногда думаю: потому интерес у меня такой, что я в девять лет головой ударилась. Папаша с лестницы столкнул. Пятнадцать минут без сознания валялась. С тех самых пор головные боли у меня – жуть… Эта-а… травма головы, сами понимаете. Значит, не виновата я, но… кто его знает… Что же до внучки, – Дженис слегка нахмурилась, – этой я просто-напросто смерти желала… балованная, капризная… Ну не люблю я детей, – сказала она, глядя в глаза Страйку. – Никогда не любила. И никогда их не хотела, не хотела и Кева, но подумала: надо бы родить – глядишь, отец его на мне женится… ан нет, не захотел… Моя-то мать вторыми родами умерла, – продолжала Дженис. – Мне восемь лет было. Рожать она дома хотела. Предлежание плаценты, вот что у ней было. Повсюду кровь, я с ног сбилась, врач не едет, папаша пьяный, на всех орет… А вот это, – тихо выговорила Дженис, показывая Страйку обручальное кольцо на безымянном пальце, – с руки покойной мамы сняла. Знала, что папаша все одно пропьет. Вот и забрала себе, чтоб ему не досталось. Это у меня единственная память о маме. Маму я любила, – сказала Дженис Битти, поглаживая обручальное кольцо, а у Страйка тут же возникли вопросы: сколько в этом рассказе правды, на самом ли деле травма головы и насилие в раннем возрасте сделали из Дженис чудовище и – в принципе – способна ли она любить?

– Это и есть ваша младшая сестра Клер? – спросил Страйк, указывая на стоящие рядом с Дженис фотографии в двойной рамке: грузный мужчина с сонными глазами и зубами курильщика смотрел на полную, но привлекательную женщину.

– Ну прямо, – ответила Дженис, глядя на фото, и после короткой паузы объяснила: – Это полюбовница Ларри. Обоих я на тот свет отправила. И ничуть не жалею. Так им и надо. Он был мой, пусть и незавидный жених, но мой, а она с ним за моей спиной шашни крутить стала. Гадина, стерва… – прошипела Дженис, глядя на пухленькую блондинку.

– Смею предположить, вы сохранили некрологи?