Дурная кровь

– Кто сказал, что он простой работяга? – вспыхнула Дженис.

– Опять же Айрин, – ответил Страйк. – Вам ведь нужен был цемент? Как мне представляется, вы не хотели покупать смесь в магазине, чтобы не вызывать вопросов. А потому уломали Ларри вывезти нужное количество со стройки, не болтая лишнего, так?

Она посмотрела на него своими круглыми голубыми глазами, которым поверил бы каждый, кто не слышал этого разговора.

– Что навело вас на мысль о бетоне? – поинтересовался Страйк. – Тот слух о трупе, закатанном в фундамент?

– Ага, – наконец ответила Дженис. – Иначе труп-то завоняет. Для меня было важно поскорей от нее отделаться. Уж слишком она близко подобралась: осматривала Кева, расспрашивала про Джоанну, конфеты зачем-то сохранила. Мне бы на руку было, чтоб люди подумали: не иначе как похитил ее Эссекский Мясник или, на худой конец, тот, кто слал ей записки с угрозами.

– Сколько раз вы побывали у Эторнов до того, как убили Марго?

– Да немало.

– Потому что им требовалось медицинское обслуживание или по другой причине?

Наступила самая длительная пауза, достаточная для того, чтобы из-за облака вынырнуло солнце и стекло в карете Золушки на миг загорелось белым огнем, но потом карета опять превратилась в обыкновенную мещанскую безделушку.

– Мне частенько приходило в голову их убрать, – медленно сказала Дженис. – Даже не знаю зачем. Просто за то время, что я к ним ходила… никто туда носу не казал, а сами они не от мира сего были. Наезжали к ним только двоюродные какие-то, да и то раз в год по обещанью. С теми я законтачила в январе, когда надо было квартиру вычистить, чтоб сосед снизу в суд не побежал… родственнички малость поваландались – и поминай как звали, а «Клер» – на своем горбу хлам таскай…

Ну дак вот, подумала я, что Эторнов запросто можно прикончить. – Дженис повела плечами. – Стала и дальше к ним захаживать. Хотя бы что-то новое: поглядеть, как целая семья помирает, выждать, пока их найдут, а потом, как всегда, остаться единственной, кто всю правду знает, – и пусть бы люди новости смотрели, догадки строили, слухами пробавлялись.

Я на ихней семейке, эта-а, чуток поэкспериментировала. Говорила им, что витаминные уколы ставлю. Особое лечение. А когда они спали, частенько зажимала им носы. Бывало, когда без сознания валялись, я им веки поднимала – проверить, живы ли. Понимаете, медсестрам не положено при себе анестетики иметь, но доктор Бреннер меня какими только ни снабжал, а Эторны позволяли вытворять с собой что угодно, даже Гильерм. Он любил, когда я приходила. Днями напролет сидел на бензедрине, а потом получал от меня успокоительные. Торчок, что с него возьмешь.

Я ему, эта-а, внушала: смотри, говорю, не болтай про наше целительство. Это дорогое лечение. Просто я вашу семью полюбила, вот и стараюсь.

Еще у меня мыслишка была – парня прикончить, а свалить на Гильерма. Вот, думала, попаду в газеты, буду, вся расфуфыренная, в суде против него выступать, ну вы понимаете. Мои фотографии во всех газетах… и еще я подумала: интересно, как Стив запоет, когда увидит в газетах мое фото. Мужикам нравятся медсестры. Хоть какое-то было у меня преимущество перед Айрин, когда мы с ней оттянуться ходили; так что вы думаете: потом эта змея надумала притворяться, будто она и сама медсестра…

Но слава богу, ничего я такого не сделала, слава богу, сохранила Эторнам жизнь, а иначе куда б я Марго подевала, если б они не жили на этой улице? К тому времени я у них стянула запасной ключ. Они так и не заметили.

Даже не думала, что так гладко все сложится, – продолжала Дженис, – потому как план мне пришлось состряпать за каких-то пять минут. Когда она конфеты из мусорки вытащила, я поняла, что она под меня копает, и всю ночь не спала, думала, беспокоилась… а на другой день… или, может, через день Стив как ошпаренный выскочил из ее кабинета. Уж не знаю, что она ему про меня наговорила, да только в тот вечер хотела я к нему зайти, а он выдумал какую-то отговорку, чтоб меня не впустить… В полицию-то он не заявил, и теперь я понимаю, что у него просто паранойя разыгралась, но в то время…

– Это была не паранойя, – заметил Страйк. – Я с ним вчера разговаривал. Марго ему сказала, чтобы он не ел ничего из вашей стряпни, вот и все. А дальше он сам понял, что к чему.

Дженис побагровела еще сильнее.

– Вот ведь гадина! – злобно сказала она. – Кто ее за язык тянул? У нее был богатый муж, был любовник, который хотел ее вернуть, а она задумала отнять у меня Стива?

– Рассказывайте, – напомнил Страйк, – как вы это сделали.

В Дженис произошла чуть заметная перемена. До этого она казалась робкой, безразличной и временами даже стеснялась своей порывистости, но только теперь стало заметно, что ей доставляет удовольствие этот рассказ, как будто она каждым словом заново убивает Марго Бамборо.

– Вышла я прогуляться с Ларри. Наговорила ему всякой чуши об одной несчастной семье, которой нужно что-то там забетонировать на втором этаже. Сказала, что они бедней бедного. Ему, придурку этому, так хотелось произвести на меня впечатление, что он прям рвался в эту квартиру, собственноручно замесить бетон. – Она закатила глаза. – Пришлось наболтать, что, эта-а, отец семейства может обидеться… что вполне достаточно вывезти со стройки пару мешков бетонной смеси… Привез их Ларри на Альбемарль-уэй, затащил наверх и оставил на лестничной площадке. Дальше я его не пустила: мол, неэтично показывать ему больных. Ума он был невеликого: всему верил… А жениться на мне не спешил, – сказала вдруг Дженис. – Почему это? Почему никто меня в жены не брал? Чего у меня нету, что у других есть? – вопрошала медсестра, которая оттягивала веки своим отравленным пациентам, чтобы заглянуть в их невидящие глаза. – Никто так и не взял меня в жены… ни один… а я мечтала появиться в газете в белом платье. Хотела венчаться в церкви, да не случилось.

– Кроме цемента, вам, вероятно, требовалось и алиби? – Страйк проигнорировал ее вопросы. – Я полагаю, вы наметили слабоумную женщину с Гопсолл-стрит, поскольку она не могла рассказать, приходили вы к ней или нет в день исчезновения Марго?

– Ну да, – вернулась Дженис к своему рассказу, – забежала я к ней в первой половине дня и оставила там лекарства с запиской – в доказательство посещения. Семьи у ней не было, ей что ни скажи – она со всем соглашалась… От нее я пошла купить билет в кино на последний сеанс, позвонила приходящей няне и сказала, что задержусь, поскольку сеанс поздно закончится. Я знала, что Айрин не захочет со мной пойти. Она все утро ныла, как ей плохо, – какое уж там кино. Я знала, что никакой зуб у нее не болит, но притворилась, будто верю. Айрин не имела привычки ходить туда, где с парнями не познакомиться.

– Итак, днем вы вернулись в амбулаторию, прошли через служебный вход, правильно я понимаю?

– Ага, – сказала Дженис; у нее слегка блуждали глаза. – Меня никто не видал. Я знала, что у Марго в холодильнике пончик лежит, еще утром заприметила, но вокруг все время люди сновали, поэтому у меня руки были связаны. А теперь впрыснула в него раствор пентобарбитала – прямо через целлофан.

– К этому времени вы, видимо, уже хорошо напрактиковались? Знали, какая потребуется доза, чтобы Марго все-таки могла идти по улице?

– Да нет, я на глазок, – ответила медсестра. В отличие от Крида, она не претендовала на всемогущество, но вместе с тем, как это ей ни претило, занималась не только убийствами, но еще и лечением. – Опыт кой-какой имелся, но на сто процентов разве угадаешь? Я услыхала, что она собирается в ближайшем пабе на встречу с какой-то подругой, а обычно Марго, как прием заканчивала, что-нибудь сладенькое съедала, но я ж не могла гарантировать, что она этот пончик стрескает или что на своих двоих идти сможет… Пока готовилась – цемент раздобывала, впрыскивала лекарство в пончик, я думала: может, напрасно все это, вдруг сорвется? Тюрьма по тебе плачет, Дженис… И знаете что?… – спросила медсестра, теперь пунцовая от ярости. – К тому времени мне стало все равно. Было б не все равно, кабы она не оговорила меня перед Стивом. Я уж стала думать: ладно, предстану перед судом, расскажу, как он со мной обращался – как с матерью или медсестрой, а сам пользовался моей слабостью, таскался ко мне на квартиру в любое время суток. Вот тогда бы он меня услышал, заметил. Мне уже не страшно было. Я просто думала: пора тебе, уважаемая, на тот свет. Хочу, чтоб ты умерла: у тебя муж, у тебя кавалер на стороне, а у меня – мужчина приходящий. Я ведь как рассуждала: либо она помрет и мне это сойдет с рук, либо я прославлюсь и в газеты попаду… меня б и то и другое устроило.

Дженис обводила глазами свою тесную гостиную и – Страйк не сомневался – прикидывала, какой будет ее камера.

– Ну дак вот, вышла я из амбулатории и пошла кружным путем к Эторнам, отперла их квартиру своим ключом – и что я вижу: Гильерма дома нету. Да, думаю, это проблема. Где его носит?

А потом Дебора и Самайн заныли. Не хотели витаминных уколов. Пришлось с ними построже. Деборе я сказала, что только эти уколы и поддерживают ей здоровье. Если, мол, не дашь себя уколоть, придется «скорую» вызывать и обоих везти в больницу на освидетельствование… От нее можно было чего угодно добиться, если только пригрозить, что ей придется выйти из дому. Уложила я Дебору и Самайна рядышком на двуспальную койку, поставила им «витаминные уколы». Обоих перевернула на бочок. Они мигом отключились.

Ну дак вот, выхожу я на улицу и жду в телефонной будке, притворяюсь, что с кем-то разговариваю, а сама наблюдаю.

Как будто, эта-а, не со мной все происходило. Ну, думаю, сорвется дело. Может, с утра приду на работу и услышу, что Марго потеряла сознание на улице, начала орать, как ее отравили, и пальцем укажет на меня… А ее все нет и нет. Ну, думаю, все. Съела пончик и прямо в амбулатории занемогла. Небось уже «скорую» вызвала. Догадалась, отчего ей дурно. А рядом с телефонной будкой стояла та девица, и мне приходилось выглядывать из-за нее, чтоб не пропустить… И вдруг вижу – по улице Марго тащится. Ну, думаю, вот оно. Дождь лил как из ведра. Прохожие только себе под ноги смотрели. Повсюду зонты да брызги от транспорта. Перешла она через дорогу, и я сразу поняла, что ей нехорошо. Качало ее из стороны в сторону. Поравнялась она со мной и, эта-а, к стене прислонилась. Ноги-то подкашиваются. Тут я выхожу из телефонной будки и говорю: «Пойдемте, милая, вам надо присесть». А лица не поднимаю. Прошла она со мной несколько шагов – и узнала. Пришлось малость с ней побороться. Я протащила ее еще на несколько футов, прямо к Альбемарль-уэй, но она была девушкой высокой… и я подумала, что на этом все и закончится…

И тут вижу: с другой стороны Гильерм чапает. Вот везенье-то. Он решил, что надо ей подсобить. Помог мне втащить ее вверх по лестнице. К этому времени у нее больше не осталось сил бороться. Я наговорила Гильерму всякой чепухи, чтоб он не звонил в скорую… сказала, что сама ее вылечу… иначе, мол, приедет полиция с обыском. Он жуть как полиции боялся, так что это сработало…

А теперь, говорю ему, сходи посмотри, спят ли Дебора с Самайном. Они очень сильно беспокоились, что ты надолго пропал, и мне пришлось им успокоительное дать.

Пока его в комнате не было, я ее задушила. Без труда. Зажала ей нос, зажала рот и так держала. Сделала с Марго то, что задумывала для Эторнов.

А убедившись, что она умерла, – продолжала Дженис, – оставила ее на диване и пошла в ванную. Сижу на горшке, разглядываю фламинго на обоях, а сама думаю: что дальше? Гильерм здесь. Он ее видел… и надумала ему внушить, будто это его рук дело. Он ведь чокнутый был. А потом, если получится, и его прикончить… но это потом.


Так, сидя на горшке, и дождалась, чтоб он вернулся в гостиную и нашел Марго.

Дала ему пять минут побыть наедине с покойницей, затем вернулась и заговорила с ней, как с живой: «Тебе уже лучше, Марго, милая?» А потом говорю: «Что ж ты наделал, Гильерм? Что ж ты наделал?»

А он: «Я-то что? Я ничего. Ничего я не делал», а я ему: «Ты сам болтал, что можешь убивать людей колдовством. Ох, надо в полицию звонить», а он меня умоляет этого не делать, твердит, что не хотел, что ошибка вышла. Ну дак вот. Ладно, говорю ему, я тебя не сдам. Сделаю так, что следов не останется. Прямо сейчас и займусь.

Он заплакал, как ребенок, и попросил у меня успокоительного. Сам пожелал отключиться, каково, а? Накачала я его снотворным. Когда уходила, он спал, свернувшись клубком, на кровати Самайна.

Зато когда я запихивала Марго в эту штуку вроде сундука, с меня семь потов сошло. Перво-наперво пришлось выгрузить все барахло. Потом сложила труп пополам. Запихнула, сходила проверить, как там Эторны. Убедилась, что дыхательные пути не забиты. И уж тогда побежала на улицу к таксофону. Звоню Айрин: ну что, мол, идем в кино? А она мне, как я и думала: да нет, спасибо. Слава богу! Я бегом обратно. Провозилась у Эторнов, считай, до полуночи. Бетон замешивать вручную пришлось, порцию за порцией, в ведре. Трудоемкое дело. Марго чуть ли не целиком заполнила собой этот сундук или ящик, как там его, но чтоб обложить труп бетоном, пришлось повозиться. Когда я опустила крышку, она тут же к бетону прилипла – не отдерешь. Оно и к лучшему.

Как только семейка ихняя проснулась, я сказала Гильерму, что уже обо всем позаботилась. Шепнула, что крышку заело. Посоветовала найти другое место для игрушек Самайна.

Он, очевидно, понял. Вид делал, перед самим собой притворялся, что ни сном ни духом, но он понял. После этого я стала к ним заходить по три раза в неделю. А куда деваться? Ну, чтоб языком не трепал. Однажды прихожу – а он на стене эти символы намалевал, будто храм языческий у себя устроил.

Шли недели, месяцы, а у меня на душе неспокойно. Я знала, что Гильерм болтает направо и налево, будто он своими руками докторшу прикончил. К счастью, это списывали на его придурь. Но сколько ж можно? Надо было этот вопрос решать. До сих пор помню: целый год пришлось ждать, чтоб от него избавиться.

– И примерно в это время вы под видом Марго позвонили Синтии Фиппс, верно? Чтобы подкинуть полицейским новую версию и отвлечь их от Гильерма, если вдруг кто-нибудь воспримет всерьез его россказни?

– Да. Так и было, – пробормотала Дженис, крутя на пальце старое обручальное кольцо.

– И вы под личиной Клер Спенсер продолжали навещать Дебору и Самайна?

– Через силу, – сказала Дженис. – Все держала под контролем. Не хватало еще, чтоб туда прислали настоящего социального работника.

– Неужели Дебора с Самайном так и не поняли, что Клер – это медсестра Дженис?

– Люди с хрупкой икс-хромосомой с трудом распознают лица, – напомнила ему Дженис. – Я меняла цвет волос, надевала очки. Многое сделала, чтобы поддержать их здоровье. Витамин D для Деборы, потому как она никогда не выходит на воздух. А ведь моложе меня… Я себе думала: авось при моей жизни труп не найдут. Чем дальше, тем меньше оставалось шансов, что кто-нибудь это дело раскрутит…

– А что же Даутвейт?

– Сгинул. – На лице Дженис погасла улыбка. – Это меня доконало. А ведь приходилось изображать веселье – мы же гуляли вчетвером: Айрин с Эдди и я с Ларри – и делать вид, будто я счастлива, потерявши любовь всей моей жизни. Кого я только не спрашивала, куда делся Стив, – никто не знал.

– Тогда каким же образом в вашу коллекцию затесалась Джули Уилкс? – спросил Страйк.

– Кто? – Дженис с головой ушла в свои переживания.

– Девушка-аниматор из Клэктона-он-Си. – Страйк указал на фотографию молодой пышноволосой блондинки, висевшую в рамочке на стене у Дженис.

– Ах эта, – вздохнула Дженис. – Да так как-то… через пару лет я случайно пересеклась с парнем, чей приятель встречал Стива в «Батлинсе». Ох и разволновалась же я! Господи, мне к этому времени Ларри вконец осточертел. Конечно, я захотела повидаться со Стивом. Люблю мужчин, с которыми не скучно, – повторила женщина, замышлявшая убийство целой семьи ради удовольствия наблюдать три смерти разом. – Я знала, что между нами нечто зарождалось, знала, что мы могли бы стать парой. Ну дак вот, забронировала я для нас с Ларри отпуск в «Батлинсе». Кев ехать не захотел, а мне это только на руку было. Сделала я себе химию, села на диету. Деньки считала. Всегда рисуешь себе в уме, что да как будет, правда? Пошли мы на клубный вечер, где он выступал, – тихо рассказывала Дженет. – Да, выглядел он шикарно. «Серенада Лонгфелло». Все девушки прям с ума сходили. Ларри, конечно, напился… Проводила я, значит, его в шале, уложила спать и вернулась. А Стива уже и след простыл. Только через три дня удалось мне с ним переговорить. Вижу – идет. Подхожу: «Стив, это я, Дженис. Твоя соседка. Медсестра!»

Она покраснела еще больше. Причем так резко, что из глаз брызнули слезы.

– «Ну надо же! Все в порядке, Дженис?» И шагает себе дальше. А я смотрю, – у Дженис задрожал подбородок, – как он целует эту девчонку, Джули, а сам на меня оглядывается: на, дескать, выкуси… Ну нет, думаю. После всего, что я для тебя сделала, Стив? Фиг тебе!

Провернула я это дельце в ночь перед отъездом. Ларри, боров такой, храпел – даже не заметил, как я отлучилась.

После работы аниматоры тамошние обычно собирались у Стива в домике, я заранее проследила. Девка его оттуда к бассейну вышла, одна. Пьяненькая. В два часа ночи.

Управилась я быстро. Вокруг никого. Камер на каждом столбе тогда не было. Я ее столкнула с бортика, сама прыг за ней – и притопила слегка, чтоб у ней в легкие побольше воды набралось. Тут главное – неожиданность. Она единственная, кого я, эта-а, без лекарств… но меня такая злость взяла… Ну дак вот, вылезла я, обсушилась. Лужи вытерла, однако ночь была теплая, до рассвета само бы все подсохло.

Наутро встречаю его. Говорю: «Жуткая история с этой девушкой, Стив. А видок у тебя неважнецкий… с чего бы? Может, тебе выпить надо?»

Стоит – бел как мел, а я себе думаю: ты как со мной обошелся, Стив? Надеялся, тебе это с рук сойдет? Хренушки!

Где-то вдали послышался вой сирены, и Страйк, посмотрев на часы, заключил, что полиция спешит как раз в сторону Найтингейл-Гроув.

– Я тебя жалела, обихаживала, кормила. – Дженис по-прежнему обращалась к далекому Стиву Даутвейту. – Ради тебя сыночка родного чуть не угробила! А ты слинял, чтоб, значит, с другими кувыркаться? Не бывать такому. Ничто и никогда не проходит без следа, – вещала раскрасневшаяся Дженис. – Мужчинам полезно зарубить это на носу, чтоб за последствия отвечали. Да и женщинам не вредно.

Сирена завывала все громче.

– Я ведь увижу его в суде, правда? Скорей бы, – продолжила Дженис. – Какая мне радость одной тут куковать? Представляю, как вытянется физиономия у Айрин. Эту историю и в газетах пропечатают, да? Чем черт не шутит: вот прочтут мужики, почему я так поступала, и поймут, что надо быть поосторожней с теми, кто их привечает. Чтоб неповадно было. Ничто и никогда, – повторила Дженис Битти; полицейский фургон остановился у ее порога, и она расправила плечи, готовясь принять свою судьбу, – не проходит без следа.





Часть седьмая




Пришел октябрь с бодрящим холодком…