Горячее лето пятьдесят третьего

— Ну вот и славно, подрос сынок, мне и голосовать не надо. Предложение принято, работай, Паша.





* * *


8 августа 1953 года. Франция, Лион. Штаб Европейского Фронта.



— Господа, я генерал Чуйков. Уполномочен Советским правительством провести с вами переговоры.

— Господин генерал, господа! Я Филипп Эттер, президент Швейцарии, а все эти господа остальные члены Федерального Совета. Разрешите, для начала, поздравить вас с вчерашним выдающимся успехом вашей Великой Страны. Это фантастика, господа!

— Благодарю вас за поздравления, господин Президент, я обязательно сообщу о них Советскому правительству. Прошу вас перейти к делу, которое не смог решить глава нашей дипломатической миссии в Берне.

— Не только господин Молочков[20] не смог нам помочь, мы связывались и с господином министром Громыко сказал, что ничего сделать не сможет, пока не закончится война. Но мы не можем ждать пока она закончится. Швейцария слишком зависима от импорта, в том числе и продовольствия. Нам нужны транспортные коридоры, для возможности вести внешнюю торговлю.

— Какие еще коридоры, господа? У меня две тысячи километров фронта, три армии, чертова куча пленных и беженцев, а я при этом должен думать о процветании вашей внешней торговли? Меня немедленно обвинят в государственной измене, и правильно сделают.

— У нас тоже много беженцев господин генерал. Все продовольствие давно распределяется по карточкам, а нормы постоянно снижаются. Страна на грани голода. Поэтому торговля для нас сейчас не вопрос прибыли, но выживания. Господин Громыко сказал, что Советский Союз готов поставить нам гуманитарную помощь, но график поставки все равно зависит только от вас.

— И с кем же вы хотите торговать?

— С Советским Союзом, господин генерал. Ваше министерство торговли выразило желание поставить нам все необходимое, но транспортная логистика зависит только от вас.

— Хорошо, господа. Я берусь решить все ваши транспортные проблемы, когда получу контроль над управлением Швейцарскими железными дорогами. Возможно, что в этом случае мне удастся обеспечить вам коридор в Марсель. Технические и финансовые вопросы готовы обсудить вот эти товарищи, а я вынужден вас покинуть. У меня кроме вас еще и война, если помните. До встречи, господа!





* * *


12 августа 1953 года. Окрестности Оттавы. Штаб Шестнадцатой Гвардейской "Эдмонтонсткой" дивизии.



— Как-же тебя угораздило-то, Гаврилов? Кого теперь вместо него судить будем, тебя?

Комдив Шестнадцатой Гвардейской, Герой Советского Союза, полковник Гаврилов огорченно развел руками.

— Так кто ж его знал-то, товарищ генерал-полковник. Они ж как в кино, дуриком поперли, помните, как в фильме Чапаев? А этот впереди, форма полевая, ни орденов, ни аксельбантов, как-же его отличить то было? У него кстати за кольцо граната привязана была. Сдаваться он не собирался.

Генерал-полковник Олешев понимающе кивнул и снял фуражку, снял свою и Гаврилов. Минуту помолчали. Нарушил молчание генерал-губернатор Канады.

— Все ж не как крыса в подвале издох. Воином был. А это точно он? Как опознали то, у него ж головы почти нет, только нижняя челюсть осталась.

— Из ДШК видать по каске зацепило. Но адъютант его выжил. Он же секретарь.

— И где он?

— Ранен, сейчас без сознания.

— Серьезно ранен?

— Мясо порвало, но крови много потерял. Допросить успели, Черчилля опознал уверенно.

— Связь со штабом армии организуй. Семенова на связь.

— Есть организовать связь с генералом-майором Семеновым, товарищ генерал-полковник. Чайку, Николай Николаевич?

— Чайку давай. И по пятьдесят не чокаясь. Старик ведь совсем был, а смотри ка….

Помянуть не успели, связь установилась раньше.

— Паша, в трансляцию на Канаду срочно внеси изменения. Черчилль погиб, значит свою вину он переложил на их королеву. Все те военные преступники, которые каким либо образом погибнут, избежав справедливого суда, лишь усугубят участь своей королевы.

Общий смысл такой. Как понял?

— Понял отлично, Николай Николаевич. Как он погиб?


— Как Воин, Паша. Но об этом лучше не сообщать, чтоб не провоцировать. Они нам для суда живые нужны.





* * *


16 августа 1953 года. Москва, Охотный ряд, гостиница Москва, банкетный зал ресторана.



Президент международной футбольной федерации, мсье Жюль Риме стоял у окна и наблюдал картину строящегося Дворца Советов. Еще неделю назад, он думал, что его детищу приходит конец. Готовящаяся принять Чемпионат Мира по футболу пятьдесят четвертого года Швейцария, вдруг оказалась отрезанной от всего мира, внезапно начавшейся Третьей мировой войной. Какой уж тут чемпионат мира, когда кругом война, а в стране организаторе по карточкам распределяется все продовольствие, а бензин и вовсе исчез из товаров доступных для населения. На прошлом заседании исполкома ФИФА, мсье Риме даже хотел поставить вопрос о роспуске организации, но какая-то высшая сила его от этого опрометчивого шага удержала. А потом начались чудеса.

Неделю назад, дипломатическое представительство СССР в Швейцарии было преобразовано в Посольство, на следующий день в Берне открылось отделения Государственного банка СССР, а еще через день в Швейцарию прилетела большая Советская делегация, во главе с министром Иностранных дел, в составе которой были посланцы и к нему лично. Ну, не лично конечно, а как к президенту ФИФА. И не кто-нибудь, а министр, недавно образованного в СССР, министерства Молодежи и Спорта, мсье Шелепин и почетный председатель, также недавно созданной, Федерации футбола Советского Союза, мсье Сталин. Разумеется, Сталин-младший, но все равно, уровень визитеров очень впечатлял и вселял определенные надежды. Мсье Жюль Риме, хоть и был по рождению французом, своей национальностью давно признал футбол. Он верил в футбол, как иные верят в богов, и к его удивлению, русские эту его веру вполне понимали и поддерживали.

А еще они хотели, чтобы Чемпионат Мира по футболу обязательно состоялся, и даже привезли конкретное предложение — срочно собрать Исполком ФИФА, для обсуждения возможности замены участников отборочного цикла, в связи с трагическими событиями, произошедшими по вине Великобритании и ее союзников. Исполком предлагалось собрать в Москве, и там-же провести новую жеребьевку. Отказать мсье Риме не смог. Во-первых, его попросили об этом все члены Швейцарского Федерального совета, во-вторых, открывшееся в Берне представительство Госбанка СССР, открыло для ФИФА кредитную линию в рублях, полностью закрывающую финансовый дефицит предстоящего мероприятия, а в третьих, ему и самому отказывать русским не хотелось.

К организации выездного заседания исполкома ФИФА, русские подошли очень ответственно, организовав прибытие в Москву не только членов исполкома ФИФА, но и представителей всех новообразованных футбольных федераций, которым предстояло заменить в турнире выбывших из-за войны участников. На состоявшемся вчера заседании, в члены ФИФА были приняты сразу одиннадцать новых стран — Албания, Республика Аляска, Арабская Федеративная Республика, Иран, Саудовская Аравия, Техас, Куба, Ямайка, Корея, Китай и Вьетнам, а сегодня предстояло провести жеребьевку отборочного цикла. Сегодня вечером., в этом самом зале. В присутствии высшего руководства страны, а возможно и Самого Сталина-старшего.

Жюль Риме еще раз оглядел место проведения предстоящей церемонии. Телевизионщики расставляли свои камеры, аж целых шесть штук, в оркестровой яме музыканты настраивали свои инструменты, декораторы развешивали флаги стран участниц предстоящей жеребьевки и о чем-то постоянно переругивались по-русски с телевизионщиками. Русские готовятся устроить настоящий праздник футбола, а ведь от них никто не ждал даже простого участия. Ага, а вот похоже пришли за ним.

Исполнительный секретарь Федерации футбола СССР, Валентин Иванович Гранаткин, был старым знакомым мсье Риме и до известной степени соратником и единомышленником. Три года он даже был одним из заместителей Президента ФИФА, а после всего случившегося, Гранаткин стал и наиболее вероятным его преемником на посту главы мирового футбола.

— С добрым утром, мсье Жюль.

— Здравствуйте, дорогой Валентин. Скажите, а зачем здесь столько телевизионных камер?

— Этого я не знаю, мсье. Знаю только, что и матчи предстоящего чемпионата будут снимать на множество камер с разных точек. Телевизионщики обещают сделать из футбола настоящее шоу, интереснее любого кино. Цветное шоу, мсье Жюль.

— Потрясающе. Успехи вашей Страны поражают воображение. Вы ко мне по делу?

— Разумеется, я не стал бы отвлекать вас в такой день по пустякам. Я привез вам предложение от товарища Рокоссовского встретиться. Если будет на это ваше желание, то он ждет вас у себя, — Гранаткин глянул на часы, — Через сорок пять минут. Машина внизу.

— Я полон желания, Валентин. Поехали!





* * *


18 августа 1953 года. Пенсильвания, Уэйнсберг, позиции Первого специального артиллерийского дивизиона 280 мм орудий M65. Армии САСШ.



Полковник Уильям Логан отвлекся от стереотрубы и добре хлебнул из фляжки, недавно вошедшего в "моду", коктейля "Южный фронт"[21]. На несколько секунд замер неподвижно, потом потряс головой, будто старяхивая воду с волос, и снова припал к окулярам. Он не спал уже третьи сутки, и только "Южный фронт" пока удерживал его на ногах, добавляя сил физических, но при этом с каждой принятой каплей выжигая что-то внутри.

После "Эдмонтонской конференции государств Северной Америки", вместо ожидаемой полковником Логаном усиления позиции САСШ и персонально Макартура, произошло совершенно обратное. Мало того, что недельная конференция закончилась подписанием совершенно пустого меморандума о намерениях, так еще и жесткое публичное предостережение русского генерала Олешева от вмешательства в Британо-Канадские дела, дословно прозвучавшие как — "На этом этапе войны, новые союзники нам уже не нужны.", немедленно попавшее во все газеты, опустило авторитет Макартура до уровня туземного диктатора с бананового острова.

Сразу после этого, Кентукки переметнулся к Южанам, Иллинойс к Западникам, а в Огайо и Индиане начались массовые беспорядки, хорошо организованные и, очевидно, заранее спланированные. Три дня назад в Маундсвилл прибыла бригада южан, усиленная двумя батальонами танков M47 "Паттон II", которым до его, некогда расположенной в глубоком тылу, позиции, всего полчаса ходу. А прикрывает его от них теперь только полиция города Уэйнсберг, у которой на вооружении только наручники и пистолеты.

Полковник Логан буквально бил в набат, но на его тревожные сигналы никто не отзывался, на прикрытие позиций его сверхновых орудий никого так и не прислали. Ходили слухи, что в тылу мятеж, начавшийся с гарнизона, охраняющего Форт Нокс, и возглавляемый теперь его комендантом, полковником Брюсом ОКоннелли. Слухи, слухи и никакой достоверной информации, непосредственное начальство приказало не паниковать и ждать приказа. И Логан ждал. Ждал до сегодняшнего дня.

Снайперы по его позиции начали работать еще позавчера, но противодействовать им, командиру дивизиона новейших и совершеннейших одиннадцати дюймовых орудий было просто нечем, у него теперь не было даже взвода охраны, снайперы начали работу именно с караульных. Все, что мог сделать в такой ситуации полковник Логан, он сделал. Переодел офицеров в солдатскую полевку и приказал соблюдать меры самой тщательной маскировки, но. не смотря на это, каждые два часа пуля невидимого палача забирала у него одного из бойцов. Вчера погиб командир второй батареи Лесли Адамс. Весельчак Лесли, с которым они познакомились еще во Вторую мировую, а сдружились уже в Корейском плену. Никогда не унывающий Лесли Адамс, который даже без дозы "Южного фронта", никогда не терял веры в будущее, и хоть как-то подпитывал ей самого Логана.

Прошлой ночью, полковник Уильям Логан сначала трижды сыграл в русскую рулетку, а потом приказал зарядить орудия изделиями W-9[22]. Все шестнадцать. Восемь нацелены по Маундсвиллю, а еще восемь по Моргантауну, где у южан дислоцирована целая механизированная дивизия. Логан снова отлип от стереотрубы и приложился к фляжке. Сегодня ночью он вдруг понял, что эта жизнь дана ему в наказание и ждал возможности искупить хоть что-то. Ждал сигнала свыше. И этот сигнал пришел. Ожила рация.

— Сэр, первый лейтенант Нейбаум тяжелый, в голову на вылет. Докладывал чиф-сержант Хилл.

Полковник Логан еще раз приложился к фляжке, опять на несколько секунд неподвижно замер, потом отжал тангенту и скомандовал.

— Первая и третья батарея — огонь! — переждав грохот, Уильям Логан суетливо приложился к фляжке еще разок, словно набираясь из нее сил забрать жизнь еще у одного города, — Вторая и четвертая — огонь!





* * *


21 августа 1953 года. Калифорния, Округ Лос-Анжелес, Пляж Санта-Моника.