Империя травы. Том 2

– Спешиваемся! – энергично прошептал он, указывая в сторону развалин. – Ведите лошадей на поводу к грудам камней.

– Это языческое место, – слабым голосом сказал Эван. – Старое языческое место. Здесь живет зло.

– Зло идет за нами, – напомнил ему Элин. – И у него есть стрелы. Я выбираю развалины. Торопитесь!

Он помог Эвану спешиться и взял скользкие от крови поводья его лошади. Эрнистирцы спотыкались о корни, продирались сквозь заросли ежевики, острые шипы рвали кожу и одежду, им приходилось нырять под ветки, которые норовили вцепиться им в лицо, словно длинные пальцы ведьм. Элин слышал крики, доносившиеся со склона, – норны пытались их окружить. Он провел своих людей и лошадей мимо стены, и они оказались на заросшем папоротником дворе, где увидели полдюжины странных фигур в капюшонах, дожидавшихся их с луками в руках.

– Бросайте оружие! – сказал самый высокий.

Он говорил на не слишком хорошем вестерлинге, но его странно приглушенные слова вполне можно было понять.

Элин приготовился к атаке, но молодой Эван, ослабевший от потери крови, покачнулся и упал на землю рядом с ним. Маккус, понимая, что сопротивляться бесполезно, опустил острие меча к влажной земле.

– Бросайте оружие, – хрипло повторил лидер. – И не шумите.

Птичьи крики норнов звучали совсем рядом. Через несколько ударов сердца Элин услышал ответный зов уже издалека, и постепенно они стали удаляться.

Элин не совсем понимал, что происходит. Он посмотрел на Маккуса, потом перевел взгляд на потерявшего сознание Эвана, по бледному лицу которого стекали капли дождя.

– Ладно, – сказал он и бросил свой клинок. – Пощадите моих людей и делайте со мной, что хотите.

– Мы сделаем что захотим со всеми вами, – сказал высокий. – Не тебе принимать решения. – Он откинул капюшон, и Элин увидел худое жесткое лицо бессмертного с высокими скулами, раскосыми глазами и тонкими губами, в коротких черных волосах поблескивала седина, однако кожа незнакомца не была мертвенно-бледной, как он ожидал: перед ними стояли не норны, а ситхи. Казалось, они сошли с фрески, изображавшей старых мрачных богов Эрнистира. – Но наша задача не в том, чтобы причинить вам вред. Мы должны доставить вас к нашей госпоже. Разведчики рассказали ей, что смертных преследуют хикеда’я. – Он стукнул себя в грудь. – Меня зовут Лико Скворец. Теперь вы пленники. Если вы начнете шуметь или попытаетесь сбежать, для вас это плохо закончится.

Элин совсем ничего не понимал.

– Похоже, у нас нет выбора. Но кто ваша госпожа, которую волнует, что случится со смертными вроде нас?

– Не мне говорить вам о ее намерениях, – сказал ситхи с седыми волосами. – Мне лишь известно, что госпожа из высокого и древнего Анвиянья приказала мне найти вас и привести к ней. Оставь свои вопросы, смертный. Я не стану на них отвечать.





Реку заполнили тритинги, которые бежали по воде к лагерю эркинландеров и выли, точно волки. Некоторые привели лошадей, чтобы справиться с медленным, но сильным течением. Самые быстрые уже добежали до рвов и частокола, внешнего защитного барьера лагеря, и принялись топорами пробивать себе дорогу.

По лагерю распространилась тревога. Эркинландские солдаты сбегались со всех сторон, но большинство не успели надеть доспехи – в лучшем случае только шлем, – а некоторые даже взять оружие, в руках они держали палки, камни и железные вертелы, которые схватили из костров.

Порто очень боялся за Левиаса, но не успел повернуться к палаткам, где лежал его раненый друг, когда бородатый тритинг с криком перебрался через низкую стену, а за ним тут же появилось еще несколько других. Эркинландеры, оказавшиеся рядом с Порто, еще натягивали тетиву на луках и не были готовы защищаться. Порто порадовался, что у него есть меч, но не особенно на него рассчитывал, понимая, что его порубят на куски, пока он будет защищать своих товарищей.

«Я слишком стар, слишком устал, слишком много дней провел под открытым небом», – подумал он, однако успел перехватить меч двумя руками и нанести удар по ногам тритинга, пытавшегося прикончить сержанта. Тритинг, сумевший принять меч сержанта на рукоять топора, повернулся к Порто, и его разрисованное лицо исказилось от ярости и боли. Когда он поднял топор, чтобы ответить на атаку Порто, сержант вонзил кинжал ему в бок, а потом дважды ударил по ребрам, после чего житель лугов пошатнулся и упал на колени.

Сержант ударил его ногой по голове, тритинг рухнул на землю и остался неподвижно лежать.

– Нам нужны еще люди! – сказал сержант. – Они перелезают через трупы своих товарищей, чтобы преодолеть стену.

Порто уже задыхался, но видел, что сержант прав: ограду из прочных бревен построили вокруг огромного камня, стоявшего на берегу реки, кусок скалы был больше фургона, но на нем не удалось установить колья, и инженеры оставили его без дополнительной защиты. Часовые переместились сюда с других участков, но тритинги уже поняли, что нашли слабое место, и начали его штурмовать большими силами. Но не это являлось единственным источником опасности. Варвары, выходившие из реки, стреляли из луков и метали копья. Пока Порто озирался по сторонам, один из солдат получил стрелу в лицо и упал с криком ребенка, который сильно обжегся.

– Сюда, эркинландеры! – крикнул сержант. – Ко мне! Давайте прогоним ублюдков!

Те, кто его услышал, стали строиться у стены в шеренгу. У Порто не оставалось времени думать о ноющих конечностях или беспомощном Левиасе в палатке, о принце Моргане или еще о чем-то. Мощные бородатые тритинги в шкурах перелезали через ограду, они вопили, точно демоны, мчались к нему из темноты и дождя. Он встал плечом к плечу с сержантом, чтобы сделать то, что должен.

Время шло для старого рыцаря не как в кошмаре, а точно в лихорадочном сне, безумной путанице смутных ощущений. Ему казалось, что ухмылявшимся, раскрашенным лицам не будет конца – складывалось впечатление, будто лагерь атаковали все тритинги севера! Некоторое время обитатели лугов перетекали через стену, точно волна, затопившая плотину, и Порто оттеснили от сержанта и всех, кто находился правее. Он слышал крики у себя за спиной, но не осмеливался оглянуться, чтобы посмотреть, что там происходит.

Через несколько мгновений тритинги, сумевшие пробиться вперед, начали отступать, спотыкаясь о тела своих соплеменников. Порто ударил одного из них в бок острием меча, но бородатый дикарь этого даже не заметил, потому что одетые в доспехи эркингарды гнали вторгшегося в лагерь врага обратно к ограде. Очень скоро Порто увидел организованный отряд, отбросивший варваров, и почувствовал себя спокойнее.

Сам герцог Осрик вел эркингардов, вооруженных длинными пиками. Большинство тритингов уже остались без копий, и лишь немногие могли оказать сопротивление солдатам в доспехах и шлемах. Осрик возвышался над своими воинами, единственный, кто не надел шлем. Волосы герцога промокли под дождем и облепили голову, лысая макушка влажно блестела. Он снова и снова наносил удары копьем по отступавшим тритингам, которых теснили навстречу их соплеменникам, и всякий раз, когда герцог вытаскивал свое копье, кровь стекала по наконечнику в форме листа. Лицо Осрика превратилось в маску чистейшей ярости, глаза были так широко раскрыты, что Порто видел белки, несмотря на дождь и темноту.

«Он похож, – подумал Порто, – на одного из древних богов, которым поклонялись до появления Эйдона, пришедшего сделать человечество добрее». Бог-воин накажет всех, кто выступил против его народа, карая их кровью и огнем. И только позднее, когда у Порто появилось время спокойно все обдумать, он понял, что видел на лице герцога не только гнев, на нем полыхало безумие, которое невозможно удовлетворить одним сражением.

Наконец атака тритингов захлебнулась. Когда в бой вступило большинство эркинландеров, их оказалось слишком много, варвары отступили и помчались обратно через реку. Некоторые падали в воду, нескольких подстрелили лучники, но большая часть сумела сбежать под покровом темноты и дождя в сторону деревьев и своего лагеря.

Когда сражение наконец закончилось, Порто пил воду до тех пор, пока не почувствовал, что его вырвет, после чего отправился взглянуть на Левиаса. Его друг находился в безопасности, он проспал все сражение, думая, что это лишь очередной кошмарный сон. Они вместе вознесли благодарственную молитву Господу, и Порто снова вышел из палатки, хотя едва держался на ногах.

Когда первый свет восхода окрасил горизонт в дымные фиолетовые тона, постепенно переходившие в розовые, и небо стало светлеть, Порто устало шагал по лагерю. Дождь наконец прекратился, и во все стороны растекались мутные ручейки, которые становились все более широкими по мере того, как соединялись друг с другом, и продолжали уже бурное движение к реке, так что в некоторых местах Порто приходилось идти по щиколотку в воде.

Тела уже начали оттаскивать от частокола, некоторые так сильно втоптали в черную грязь, что они почти потеряли человеческий облик. Кто-то сказал Порто, что в лагере осталось восемь десятков мертвых тритингов, в то время как эркингарды потеряли около двух десятков. Обитатели лугов, атаковавшие лагерь, не подготовились к столкновению, до частокола удалось добраться совсем немногим конным варварам, большинство сражалось в пешем строю, и всего у нескольких трупов имелись доспехи. Да, эркингарды отбили нападение, но это была случайная стычка, а не настоящее боевое противостояние, к тому же соратники Порто занимали выгодную защищенную позицию на более высокой местности.

«Они не понимают дикости этого народа, – подумал он. – И не догадываются, как много тритингов живет на равнинах. – У него испортилось настроение. – Пожалуй, я уже слишком стар для сражений. Быть может, просто слишком стар».

Рядом с центром лагеря он нашел герцога Осрика и его рыцарей-офицеров, устроивших совет возле огромного ревущего костра. Кто-то узнал Порто как одного из тех, кто находился рядом с местом, откуда началась атака, и его попросили рассказать, что там произошло. Но когда Порто упомянул стрелу, вылетевшую откуда-то из лагеря эркингардов, – стрелу, из-за которой началось сражение, – Осрик, казалось, не обратил на его слова никакого внимания.

– Варвары каждый день бросают копья и стреляют из луков в сторону наших баррикад, – сказал герцог и надолго приложился к кубку, который держал в руке. Он так и не снял доспехи, героически забрызганные кровью и грязью. – Как будто это какой-то праздник. – Осрик сплюнул. – Рано или поздно кто-нибудь должен был им ответить. Мы имеем дело с дикарями, а дикари понимают только одно – железный кулак. – Он поднял руку в латной рукавице, словно хотел наглядно продемонстрировать, что такое железный кулак, и ударил по бревну, на котором сидел. – Мы пришли сюда с мирными намерениями, как приказал король. Но теперь покажем им, что значит вести переговоры со злым умыслом. – Щеки герцога Осрика покраснели, хотя битва закончилась более часа назад.

Порто, пивший только воду, подумал, что герцог уже изрядно пьян.


Порто прошелся вдоль границы лагеря, наблюдая, как солдаты наводят порядок после сражения и сильного дождя. И тут он заметил группу эркингардов, собравшихся вокруг пары всадников, появившихся у ворот, расположенных напротив реки. Он все еще находился на значительном от них расстоянии, когда узнал того, кто был пониже.

Астриан сидел в седле, расправив плечи, точно одержавший победу генерал, принимающий поздравления солдат. Ольверис стоял возле своей лошади, и в его седле сидел какой-то человек, худой, в изорванной грязной одежде.

– Хей, это же наш старый друг! – воскликнул Астриан, когда Порто к ним подошел. – Мы слышали, ты одержал победу в отчаянном сражении, но и мы не теряли времени зря! Смотри, кого мы привезли на пир, ты должен его знать – граф Эолейр, Мастер Престола!

Сгорбленный хрупкий мужчина действительно был графом Эолейром, но Порто подумал, что он больше походит на пленника, чем на освобожденного воина. Исхудавшее лицо давно небрито, а в глазах, обведенных темными кругами, застыло такое выражение, словно для него уже не имеет значения, где он находится и куда направляется.

– Астриан все сделал сам, – насмешливо сказал Ольверис. – Спросите у него. Я даже не уверен, что находился в той же стране.

– А Порто воевал на войне! – Ничто не могло испортить хорошего настроения Астриана. – Я уверен, что он, как и ты, мой немногословный друг, вел себя отважно, оставаясь в безопасном месте в арьергарде.

– Ты видишь, он не меняется, – сказал Ольверис, но Порто не мог отвести глаз от графа.

Порто решил, что Эолейр никак не младше его, и морщины на его лице это подтверждали. Казалось, он с трудом держится в седле, а его взгляд был устремлен в пустоту, как если бы он видел уже слишком много и ничто в мире его больше не интересовало.

– Я рад, что вы двое вернулись, – сказал Порто. – И за вас, милорд Эолейр. Мы должны благодарить Господа за ваше благополучное возвращение. – Он поклонился графу, повернулся и зашагал к палатке, где лежал Левиас.

– Постой! – позвал его Астриан. – Нам есть что отпраздновать. Мы откроем кувшин бренди герцога. Ты куда собрался?

– Спать, – ответил Порто не оборачиваясь. – Да дарует вам всем здоровье Усирис Эйдон.

Потрясенный Порто, и сам не понимавший причин своего поведения, медленно шел по лагерю; теперь, когда он успокоился, старый рыцарь чувствовал боль во всем теле. Вернувшись в палатку, Порто обнаружил, что Левиас снова спит, сжимая в руке символ Дерева, которое висело у него на шее на кожаном шнурке. Порто устроился так, чтобы его длинные руки и ноги поместились вдоль постели Левиаса, и, как только его голова коснулась предплечья, которое он под нее подложил, сон овладел им так быстро, как щука проглатывает доверчивую рыбку.





Фремур смотрел на лицо Хьяры, бледное, точно яичная скорлупа или прокипяченные кости. Час назад она раскраснелась от лихорадки и отчаянно задыхалась. А теперь стала белой и липкой, как женщина, которую однажды видел Фремур, когда ее вытащили из глубокого водоема в Варне, промокший труп цвета рыбьего брюха. Только медленное движение груди Хьяры, поднимавшейся и опускавшейся, не давало ярости окончательно им овладеть.

– Как она? – Лицо Унвера, как всегда, не выдавало его чувств, но костяшки пальцев шана побелели. – Ты сможешь ее спасти, Вольфраг?

Шаман развел сильные руки, демонстрируя собственную неповинность, но изгиб губ показывал, что ему не нравится, когда ему задают подобные вопросы – даже шан.

– Все зависит от духов, великий шан. Из раны на ее груди выделились плохие жидкости, и она сражается с ними за свою жизнь. Только Те, Кто Наверху могут ей помочь. Я молился каждому из них, в особенности Грозе Травы, духу ее клана.

– Молись сильнее. И произнеси молитву за того, кто это сделал, – сказал Унвер.

Сестра Хьяры, мать Унвера Воршева, посмотрела на Вольфрага без малейшего сочувствия или одобрения. Она отослала почти всех слуг женщин из шатра и взяла под свой контроль заботу о сестре, охраняя Хьяру, как лисица раненого детеныша.

– Это сделал Эолейр и предатели, обитатели каменных городов, – сказала она. – Я уже тебе говорила. Я не позволила ему забрать меня с собой, а потом они ранили Хьяру, когда она попыталась меня защитить.

Унвер бросил на нее любопытный, но бесстрастный взгляд.

– Если они собирались забрать тебя к своему королю и королеве, как ты говоришь, зачем бы они стали ударять тебя ножом?

Воршева не подняла головы, вытирая пот со лба сестры.

– Откуда мне знать? Они не в своем уме, все до единого. Эолейр и его солдаты пытались меня украсть. Только безумец стал бы так поступать. Зачем им нужна старая женщина в качестве пленницы?

Фремур был уверен, что знает ответ на этот вопрос.

– Чтобы сделать шана беспомощным, – заявил он. – Граф рассчитывал держать тебя в плену, а потом заставить нас делать то, что хотят обитатели каменных городов.

– Может быть. – Казалось, Унвер потерял интерес к разговорам.

Он коротко кивнул матери и встал. Вольфраг остался молиться за Хьяру, но Фремур вышел вслед за Унвером из шатра.

«Как странно, – подумал он. – Шан не называет Воршеву матерью и редко обращается к ней по имени. К женщине, которая его родила!»

Воршева была дочерью могущественного тана, хотя Фиколмия и не любили, а также женой принца, обитателя городов, что несколько уменьшало позор смешанной крови Унвера. И все же между ними существовала какая-то пропасть, и Фремур никак не мог понять ее причин. Шан относился к Воршеве с уважением – дал ей слуг и все, чего она только могла пожелать, – но, казалось, не чувствовал себя рядом с ней уютно.

– Что будем делать? – спросил Фремур, когда они шагали рядом.

– Говорить с другими танами. Разве ты забыл, что они нас ждут?

– Нет. Но я не знаю, о чем с ними говорить. О том, что на сестру твоей матери напали и она близка к смерти? Неужели у тебя нет чувств?

Унвер сделал несколько шагов, прежде чем ответить.

– А какое чувство я должен испытывать? Гнев? У меня его полно. Я думал, что Эолейр не такой, как остальные обитатели городов. Мой отец много говорил о нем, когда я был ребенком, и однажды он сказал: «Графу Эолейру я доверяю больше всех». Но он предал наше доверие.

– Тогда позволь нам его наказать! Накажем всех обитателей городов. Их король послал своих солдат к границе наших земель, чтобы диктовать нам условия, словно мы дети, в то время как сам отнял у нас наш выкуп. Давай пойдем и предадим их лагерь огню. Пусть увидят, что такое настоящие мужчины.