Искупление грехов

Ближе к вечеру жизнь деревни начала быстро меняться. Селяне всё больше толпились на центральном пятачке. Главный всё так же продолжал покрывать всех женщин деревни, больше напоминая какого-то зверя, чем человека. За это время серые развели большой костёр, на котором готовили собранные в округе коренья.

Жесть присоединился к нам, когда начало темнеть. К этому времени все работы в деревне уже были прекращены, угощение готово, а жители собрались у костра в самом центре поселения. Наш отряд медленно и осторожно стал подбираться по кустам ближе. Наблюдать за серыми стало неудобно — всё моё внимание сосредоточилось на том, чтобы не шуметь. К счастью, серые начали что-то выкрикивать, и наши мелкие ошибки стали не такими заметными.

Когда мы добрались до крайних кустов, в посёлке многое успело измениться. Во-первых, одна из женщин был раздета и лежала на земле, перед костром, а главный застыл над ней с каменным ножом. При этом женщина не была связана, но и не убегала — хотя выла и извивалась так, что было понятно: угрозу для жизни она ощущает немалую. Кстати, это была та самая селянка, что сегодня первой составила компанию главному. Во-вторых, все жители столпились вокруг костра, продолжая что-то ухать и слегка раскачиваться. Главный постоял ещё какое-то время над своей жертвой, а потом опустил нож, остановив его прямо над телом. После чего радостно что-то провякал и указал на привязанного к столбу Лыбу. Поняв, что ему грозит, тот начал дёргаться, но связали его крепко — и тогда наш проводник стал нечленораздельно орать, не мигая и глядя на нож.

— Вперёд! — приказал я, доставая из ножен меч и первым устремляясь на серых.

Нас не ждали. Совсем. Ни главный, ни его бойцы не надевали доспехов и не принесли на пир ничего длиннее кинжала. Они праздновали и собирались вкусно перекусить. Яркий огонь отвлекал от всего, что происходило за оградой деревни, а весёлое уханье не давало расслышать наш топот. Когда мы проломили хлипкий тын и вбежали в круг света от костра, главный как раз вручал нож бывшей жертве — наверно, приказывая применить его к Лыбе.

С размаху я рубанул ближайшего серого, потом — второго. Рядом упало ещё несколько тел, и только тогда над деревней разнёсся визг одной из серых женщин. Кажется, той самой, обнажённой и с ножом. Рядом промчался Нож, на ходу подрубив главному ноги. Тот нелепо взмахнул руками, заваливаясь на землю. Женщина кинулась к Лыбе, выполняя последнюю волю главного самца — но, сделав несколько шагов, с удивлением уставилась на лезвие, вышедшее из её живота. Нож всё-таки успел её догнать.

Я добил вождя, перерезав ему горло, и огляделся, не обнаружив новых врагов в круге света. На земле лежало четверо бойцов вождя, одиннадцать мужчин и девять женщин.

— Где остальные? — хрипло спросил я.

— Сбежали, — ответил тяжело дышащий Суч.

— Ясно. Если увидим — добить, — приказал я и честно понадеялся, что не увидим. Не опустился я до того, чтобы детей резать. Даже серых. — Снимайте Лыбу, дайте ему новый плащ и уходим.

Лыба показал себя настоящим разведчиком — обгадился и потерял сознание. Впрочем, я не был уверен, что смог бы удержаться от опорожнения кишечника, если бы меня собирались есть. Да и в сознании вряд ли остался бы. Так что я решил не смеяться над Лыбой — ровно до тех пор, пока он снова не начнёт задирать нос. Хорошо бы ему так до стены и проваляться в беспамятстве, но за три дня точно придёт в себя.

Задерживаться мы не стали. Запалили в деревне всё, что может гореть, и ушли вдоль гор. По пути были обнаружены три серые женщины. Они отбежали недалеко и попытались спрятаться. Пришлось добивать. Шёл отряд медленно, обходя опасные и подозрительные участки.

На ночлег мы остановились часа через четыре — уже глубокой ночью. Спали мало, костёр не разводили, а в утренних сумерках пошли дальше. Лыба очнулся, но ничего не говорил — просто смотрел в пустоту. Ему немедленно дали воды, и всё с тем же пустым взглядом он сделал несколько глотков. В пути его посменно сопровождали два бойца, поддерживая, если спотыкался, и подгоняя, если начинал идти слишком медленно.

Я упорно гнал отряд вперёд, не давая отдохнуть днём и нормально выспаться ночью. Бойцы поглядывали на меня с недоумением, но я и сам не смог бы им ничего объяснить. В голове постоянно бились слова Скаэна, что нужно обращать внимание на странности. И вот сейчас странности были — вокруг нас было пусто. Началось всё ещё четыре дня назад: до этого и ночью, и днём, и в лесах, и в горах кипела жизнь. Пели птицы, иногда доносился рёв и рычание хищников, а иногда крики животных. И вот уже третью ночь вокруг царила необыкновенная тишина. Понял я это только на привале, который мы устроили рядом с серой пустыней, за которой виднелась кромка леса. За день мы прошли расстояние почти вдвое больше, чем по пути к деревне серых.

— Шрам, куда мы спешим? — не выдержал Эр-нори.

— А ты ничего не заметил? — уточнил я.

— Мы ничего не замечали, — ответил за всех Злобный.

— Всё так же, как и по пути сюда. Разве нет? — уточнил Эр-нори.

— Нет, не всё, — хмуро заметил Жесть. Их слова прозвучали почти одновременно, и теперь остальные бойцы настороженно оглядывались по сторонам. — Не знаю, чёт не по себе мне…

— Тишина, — веско заметил я. — Слышите, как тихо стало?

— Так ночь же… — не понял Холод.

— Ночь, — согласился я. — В первые ночи даже с нашего уступа было слышно, как живут Дикие Земли. А сейчас — тишина. Вот это уже будет четвёртая ночь тишины. Я сегодня весь день вспоминал, когда всё началось.

— Точно! — Злобный засопел. — Я тоже заметил, что тихо стало, но ничего не понял…

— И что это значит? — спросил Эр-нори.

— Откуда я знаю? — удивился я. — Может, и ничего не значит. А может… В последний раз такая тишина в Пуще была до того, как…

— И что теперь? — спросил Холод.

— Напрямик пойдём, — решившись, ответил я. — Прямо между болотом и пустыней. Попытаемся проскочить.

— Но… — попытался возразить Жесть.

И был прерван Ножом:

— Без «но». Шрам приказал.

— Спасибо, — сказал я. — На обход ушло бы два дня, и я не уверен, что они у нас есть. Завтра мы должны быть на Стене. Всё! Спать, первый дежурный — Жесть.

— Но…

— Жесть, — ласково сказал Эр-нори. — Шрам ведь сейчас и на вторую смену дежурного определит. Как ты думаешь, кто это будет?

Ночь опять прошла спокойно. Утром мы выдвинулись на север вдоль самой границы пустыни. Большую часть времени мы старались бежать, наплевав на удушающую жару и усталость. В хвосте отряда двое бойцов попеременно подталкивали вперёд ничего не понимающего Лыбу.





Глава 38





Не знаю, что было бы, если бы я не гнал отряд. Не знаю, что было бы, задержись мы ещё немного. Я даже не знаю, удалось бы нам пересидеть на своём уступе или нет. Мы ещё шли между пустыней и болотом, страдая от жары и влажности, а меня уже охватило какое-то нездоровое возбуждение. И я никак не мог понять, что происходит. И только осмотревшись другим взглядом, осознал, что случилось.

Мудрость вокруг ярилась так, что искры закручивались в вихри, проносясь вокруг с какой-то невероятной скоростью. Стоило мне это увидеть, как я перешёл на быстрый бег, стараясь выбраться к полосе леса. Бойцы отряда не спрашивали меня, что происходит — они тоже почувствовали нечто, что заставило их устремиться за мной. Только дурной Лыба то и дело пытался остановиться, но каждый раз после тычков продолжал бег.

Лыбе было плохо. Я это видел очень хорошо. И дело было даже не в его душевной ране, которая заставляла его смотреть в пустоту, и не в голоде, который его явно терзал. Дело было в обрубках рук, кожа на которых приобрела какой-то синюшный оттенок. С утра у него был жар, и Лыба даже не сразу смог проснуться, когда его будили. Заставляя его бежать, я каждый раз вспоминал, как он подставил нас под удар нелюдей. Может быть, он сделал это и по глупости, но его эмоции говорили об обратном: совершил это Лыба с умыслом, собираясь дать серым нас обнаружить. И каждый раз от этих воспоминаний жалость к нему испарялась.

За несколько шагов до стены деревьев я обернулся и увидел, как вспучивается поверхность болота — выпуская на свет каких-то огромных покрытых бронёй тварей. Твари были медлительны и неторопливы, они неспешно брели к лесу — но было понятно, что всё только начинается. Заметив просвет между деревьями, я, не задумываясь, свернул туда. Просвет оказался узким руслом ручья, который когда-то тёк в нужном для нас направлении. Вода на жарком юге летом ушла, но русло зарасти не успело — и по нему мы на бегу прошли лес насквозь.

Где-то вдалеке слышался треск и грохот, но сил бежать уже не было — дыхание сбилось, и я перешёл на шаг. Где-то минут десять весь отряд пытался отдышаться на ходу, а потом мы снова перешли на бег. На этот раз бежать быстро мы не могли — раненый разведчик совсем расклеился: покрывался липким потом, тяжело дышал, спотыкался и периодически падал. Закончилось всё тем, что он упал и больше не поднялся. Пришлось из копий Злобного и Долдона делать носилки.

— А если нападут? — спросил Долдон.

— Тогда бросаете Лыбу и отбиваетесь, — пояснил я.

Мы продолжили путь. С каждым пройденным переходом росла моя тревога. И когда сзади раздался многоголосый вой, рык и шелест — я уже не испугался. Скорее удивился, что так поздно. В этот момент мы выскочили к Стене — к тем самым воротам, из которых выходили на свою вылазку. Крича и размахивая руками, мы припустили из последних сил. Нас заметили — и опускающаяся плита застыла, оставляя тонкую щель. В неё мы и протиснулись все одновременно. Стоило только затащить внутрь носилки с Лыбой, как плита снова поползла вниз. Мы только поднимались на ноги, когда с гулким стуком она встала на своё место, отсекая нас от тварей и Диких Земель.

— Живые? — с удивлением спросил подбежавший вэри с брошью десятника.

— Да! — ответил я.

— А с этим что? — спросил он.

— Разведчик Лыба. Попался серым. Отрезали руки. Какое-то воспаление, — кратко пересказал я, не вдаваясь в детали.

— Тащите в лазарет!

— А где это? — спросил я.

Десятник уставился на меня, потом мотнул головой в сторону.

— Следующая башня — в подвал, — объяснил он.

За стенами слышался набирающий силу грохот. Волна тварей из Диких Земель шла на приступ. Люди сновали по улице внутри Стены, мимо нас пробегали целые десятки — и в общем и целом создавалось ощущение какого-то хаоса. Когда мы добрались до лазарета, снаружи уже доносился грохот и рёв. Сдав нашего подопечного на руки лекарям, мы поднялись на пролёт выше и остановились в каком-то закутке, чтобы отдышаться.

— В последний момент, — прохрипел Эр-нори. — Ещё бы чуть-чуть и всё.

— Вовремя ты, командир, — согласился Злобный. — А я-то вчера не верил!

— А уж как я-то не верил… — Жесть позволил себе намёк на улыбку, вызвав смешки.

— Что дальше-то, Шрам? — спросил Нож у меня, а я только и смог что пожать плечами.

— Может, вернёмся к этому… Ла-ану? — спросил Долдон.

— Зачем? — не понял я.

— Так пускай он это… Пристроит нас куда-нибудь, — озвучил очевидное решение боец.

— Нет… Мне это не нравится, как и сам Ла-ан, — ответил я. — Мы на стене службу не несём.

— Там нашествие, Шрам, — напомнил Эр-нори.

— Знаю, — согласился я. — Но нашествия случаются регулярно. И нападения на Стену — тоже. Те, кто здесь служит, знают, как со всем этим справляться.

Издалека прилетел грохот обрушивающихся камней.

— Идём к выходу. Если там скажут остаться — остаёмся, — решил я. — Только пускай соответствующую запись вносят. За бесплатно я тут никого защищать не собираюсь, и вам не позволю.

Ещё бы я попытался не выполнить приказ по защите Стены, обороне Форта Ааори или по участию в отражении нашествия… Никакие привилегии не помогли бы. Живо бы попал под суд.

Мимо нас пробежали два ааори с носилками, на которых стонало окровавленное тело.

— Пошли! — приказал я, выходя на внутреннюю улицу Стены. Народу здесь прибавилось, как и суматохи.

Люди носились от башни к башне, какие-то повозки везли грузы, вооружённые ааори прибывали из внутренних помещений. Мы успели пройти ворота и дойти до следующей башни, когда наткнулись на прорыв. Стену в одном из боковых помещений пробили — и внутрь лезли какие-то твари, напоминавшие ящериц. Они яростно визжали, набрасываясь на щиты. Несколько бойцов лежали рядом в лужах крови, ещё три десятка пытались выдавить тварей назад в брешь.

Внутрь, расталкивая ящеров, вломилась совершенно неправдоподобная тварь — напоминавшая одновременно и зверя, и насекомого. Одним плавным движением лапы она выбила из рядов защитников двоих нори, которые вылетели в проход, пытаясь зажать раны. Кто-то из оборонявшихся успел рубануть тварь топором по тому месту, где должна быть шея — и она в конвульсиях упала на пол, разбрызгивая желтоватую слизь. Я подбежал к двоим раненым и склонился над ними — оба были живы.

— Тащите их в лазарет! — прокричал кто-то из оборонявшихся, слабо понимая, где тут свои, а где чужие.

Я махнул рукой своим бойцам, подзывая к себе.