Кафка на пляже
Часть 47 из 85 Информация о книге
– Слава богу, – успокоился парень. Хосино вернулся в рёкан уже во втором часу ночи и положил завернутый в платок камень к изголовью Накаты. «Пусть лучше у него полежит, а то что там с проклятием – еще неизвестно», – подумал он. Наката, как и следовало ожидать, спал как убитый. Развернув платок, чтобы камень был на виду, Хосино переоделся, нырнул рядом с Накатой под одеяло и моментально уснул. Ему приснился короткий сон: Бог в трусах, с голыми волосатыми ногами, носился по футбольному полю и свистел. Наката проснулся, когда еще не было пяти, и увидел рядом камень. Глава 31 Во втором часу я приготовил кофе и понес его на второй этаж. Дверь в кабинет Саэки-сан, как всегда, была открыта. Женщина стояла, опершись одной рукой о подоконник, и задумчиво смотрела в окно. Другая рука непроизвольно теребила пуговицу на блузке. Стол был пуст – ни ручки, ни бумаги. Я поставил на него чашку. Небо затягивали редкие облака; птичьи голоса стихли. Увидев меня, Саэки-сан, будто стряхивая оцепенение, отошла от окна, села за стол и сделала глоток кофе. Потом, как и накануне, предложила мне присесть. Я устроился на том же стуле. Нас разделял стол; она пила кофе, а я смотрел на нее. Помнит она хоть что-то из того, что произошло минувшей ночью? Я не мог ответить на этот вопрос. Глядя на нее, можно было подумать что угодно: она знает все или она не знает ничего. Я представил ее обнаженное тело. Вспомнил, что чувствовал, прикасаясь к нему. Но ее ли это было тело? Этой Саэки-сан? Точно я этого не знал. Хотя тогда у меня не было ни малейших сомнений. На Саэки-сан была блестящая бледно-зеленая блузка и узкая бежевая юбка. Шею украшала тонкая серебряная цепочка. Очень шикарная. Саэки-сан сцепила на столе пальцы – красивые и тонкие, будто изготовленные искусным мастером. – Ну как тебе эти места? Нравятся? – поинтересовалась она. – Вы Такамацу имеете в виду? – Да. – Не знаю. Я пока почти ничего здесь не видел. Разве что эту библиотеку, тренажерный зал, вокзал, гостиницу… Вот и все, пожалуй. – Не скучаешь? Я покачал головой: – Даже не знаю… Честно говоря, некогда скучать, а город… он, в общем-то, как все… А вы считаете, здесь скучно? Она чуть пожала плечами: – Считала. По крайней мере, в молодости. Уехать отсюда хотела. Думала: уеду в другое место, там интереснее будет, встречу интересных людей. – Интересных людей? Саэки-сан покачала головой: – Молодая была. Молодежь всегда так думает. А ты? – Я – нет. Я ничего особо интересного не ждал. Просто захотелось уехать. Не мог больше там оставаться. – Там? – Там – это Ногата, район Накано. Место, где я вырос. В глазах Саэки-сан мелькнула тень. А может, мне только показалось. – То есть тебя не очень волновало, куда ехать? – спросила она. – Не очень. Думал: не уеду – мне конец. Потому и уехал. Она как-то очень пытливо взглянула на свои руки, сложенные на столе, и тихо сказала: – Я тоже так думала, когда в двадцать лет уехала отсюда. Казалось, жить больше не смогу, если не уеду. Была твердо уверена, что больше здесь не появлюсь. Что могу вернуться – такого и в мыслях не было. Но так получилось, что пришлось. Вернуться к тому, с чего начала. Саэки-сан обернулась и посмотрела в окно. Те же облака на небе. Без изменений. И ни ветерка. Полная статика за окном, как в пейзажной декорации на съемочной площадке. – В жизни всякое бывает, – заметила Саэки-сан. – То есть вы хотите сказать, что я туда еще вернусь? – Кто знает? Это твое дело – и вообще до этого еще далеко. Но для человека очень важно, где он родился и где умрет. Место рождения мы, разумеется, не выбираем, а вот где умереть – тут все-таки выбор какой-то есть. Она говорила тихо, все так же глядя в окно. Словно разговаривала с кем-то невидимым. Наконец обернулась ко мне, как будто вспомнила: – Почему я тебе об этом рассказываю? – Потому что я – человек посторонний, с этим местом никак не связан. Потом – разница в возрасте… – предположил я. – Да, наверное, – согласилась она. Наступила пауза, секунд двадцать-тридцать; мы думали каждый о своем. Саэки-сан взяла чашку с кофе и сделала глоток. Я набрался смелости и нарушил молчание: – Саэки-сан, я тоже должен рассказать вам кое о чем. Она посмотрела на меня и улыбнулась: – Обмен секретами, да? – Да у меня не секрет. Просто догадка. Теория. – Теория? – переспросила Саэки-сан. – Ты теорию хочешь мне рассказать? – Да. – Интересно. – В продолжение того, что вы только что говорили… Что же, вы сюда умирать вернулись? На ее губах появилась мягкая улыбка, напомнившая мне серебристый месяц в предрассветный час. – Может быть, и так. Хотя если посмотреть на жизнь, как она проходит – день за днем, – то большой разницы нет. Что жить, что умереть… Примерно одно и то же. – Вы умереть хотите, Саэки-сан? – Как тебе сказать… Я и сама толком не знаю. – А вот моему отцу хотелось умереть. – Твой отец умер? – Недавно, – сказал я. – Совсем недавно. – Почему же ему хотелось умереть? Я сделал глубокий вдох. – Я никак не мог понять, почему. Но теперь понял. Приехал сюда и понял. – И в чем же причина? – Я думаю, отец вас любил, но вернуть обратно оказался не в состоянии. Так и не смог вами завладеть по-настоящему, как ни старался. И он это понимал, и поэтому хотел умереть. И не просто так, а от руки своего и вашего сына, то есть от моей. Хотел, чтобы я его убил. И еще у него было такое желание, чтобы я переспал с вами и с сестрой. Вот чего он мне напророчил, проклял меня. Теперь это сидит в моем теле, как программа… Саэки-сан поставила чашку на блюдце. Посуда звякнула, но как-то очень безразлично. Ее глаза смотрели прямо на меня. Смотрели на меня, а видели перед собой пустоту. – Разве я была знакома с твоим отцом? Я покачал головой: – Я же уже говорил – это теория. Саэки-сан сложила руки на столе, все еще продолжая улыбаться – правда, едва заметно. – По твоей теории выходит, что я – твоя мать. – Верно, – подтвердил я. – Вы жили с отцом, родился я, а потом вы меня оставили и ушли. Летом, мне тогда как раз четыре года исполнилось. – Такая, выходит, у тебя теория? Я кивнул. – Так вот почему ты вчера спрашивал, есть ли у меня дети. Я кивнул опять. – А я сказала, что не могу дать ответа. Ни «да», ни «нет». – Да. – Значит, ты еще придерживаешься своей теории? Еще кивок.