Кровоцвет

– Это еще не все. Дедрик Корвалис намеревался расширить свою торговлю до Ренольта. Ему хотелось установить торговые связи между Ренольтом и Аклевой еще до того, как они официально станут союзниками. Он ездил туда несколько раз, встречался с теми, кого считал в Ренольте самыми могущественными: магистратами Трибунала. Мне никогда не дозволялось присутствовать на этих собраниях, и я никогда не видел, с какими именно представителями Трибунала он разговаривал, но это было незадолго до того, как сундуки Корвалиса стали ломиться от ренольтского золота. Золота было гораздо больше, чем он мог заработать на одних только торговых сделках.

Теперь король излучал враждебность, и Натаниэль выглядел так, будто вспотел от жара монаршей ярости. С трудом сглотнув, он продолжил:

– Его отец, Фрэнсис Корвалис, узнал о деятельности сына. Он дела Дедрика не одобрил и потребовал, чтобы тот все прекратил. Спустя несколько дней Фрэнсис Корвалис умер при странных обстоятельствах.

– Вы утверждаете, что Дедрик Корвалис убил своего отца?

– Я утверждаю, – сказал Натаниэль, – что мой хозяин велел мне принести из леса несколько ростков кровоцвета. Его указания были очень четкими. Он не хотел, чтобы я покупал снадобье в аптеке, где, возможно, каждая покупка регистрируется. И на следующий день его отец умер. Я никогда не говорил об этом жене. – Натаниэль в отчаянии заломил руки. – Я не хотел, чтобы она знала, что я натворил на службе у Корвалиса. Я струсил и теперь поплатился за это.

– Но по-прежнему никаких доказательств? – произнес король Донал. – Снова одни сплетни. – Он поднялся. – Кто-нибудь может предоставить мне улики, подтверждающие, что этот человек совершил преступления, в которых его обвиняют?

Толпа скандировала: Виновен! Виновен! Виновен!

– Почему никто из королевской стражи не говорит? Они же видели, что произошло сегодня утром! Где они? Ксан? – Я огляделась по сторонам и поняла, что осталась в толпе одна. – Ксан!

– Ну, тогда, – сказал король, – при отсутствии доказательств и непосредственных свидетелей преступлений, у обвинения не остается другого выбора, барон Дедрик Корвалис, кроме как…

– Я выступлю против него. – Ксан появился на ступенях, поднимаясь по ним медленно и спокойно, чтобы, как я теперь знала, контролировать свое сердцебиение и дыхание. Он обратился к королю с высоко поднятой головой: – Вы позволите мне назвать перед народом свое имя, отец?

Догадка молнией пронзило меня. Каждая клеточка тела бунтовала. Я онемела от ужаса.

Король Донал крепко сжал челюсти.

– Королевский суд требует, чтобы свидетели всегда называли свое имя.

Ксан положил руку на плечо Натаниэля и едва заметно ему кивнул. Затем повернулся к толпе.

– Я принц Валентин Александр Аклевский, – объявил он притихшим зрителям. – Я – тот, кто арестовал этого человека и посадил его в тюрьму. – Ксан держался прямо, но я видела, как дрожат его руки.

Всюду в толпе раздавался шепот: Принц? Принц. Принц. Принц.

– Я не стану озвучивать перед судом свои предположения и гипотезы, а сразу перейду к доказательствам. Утром я отправился в камеру Дедрика Корвалиса, чтобы его допросить, и обнаружил подсудимого в крови. Кровь была не его. В той же камере лежало тело целительницы по имени Сальма Салазар. Женщины, которая уже очень давно помогает жителям этого города. Он позвал ее к себе якобы для осмотра, на что имел право согласно вашему, отец, декрету, и когда она вошла в его камеру, чтобы исполнить свой долг, напал на нее. Перерезал ей горло. Он пролил ее кровь, – он поднял руки Дедрика, – и эту кровь вы все еще можете увидеть под его ногтями! А земля сотряслась потому, что с ее смертью заклинания с Лесных Врат были сняты. Все это время он действовал против тебя, отец. Против самой Аклевы. Доказательства этого вы видите повсюду. Обрушенные крыши. Разваленные дома. В этом землетрясении пострадали строения такие же древние, как сама стена.

«Ксан – принц, – подумала я. И спросила себя: – Как я не догадывалась?»

А потом: «А может быть, догадывалась?»

Я закрыла глаза и открыла их только тогда, когда снова услышала его голос. Голос Ксана. Голос принца.

– Корвалис хладнокровно убил Сальму Салазар, поскольку это была часть его плана по разрушению стены. Сооружения, которое на протяжении многих веков гарантировало нашему городу безопасность и процветание. Я знаю, что мое заявление поддержат и другие люди, но в этом не должно быть необходимости, мой дорогой король. Потому что я – принц этого королевства, и мое слово, мои свидетельства сегодня являются неопровержимыми.

Улыбка в глазах Дедрика погасла. На ее место пришла ненависть. Дикая, кипящая ненависть.

Король выбивал пальцами нестройный ритм на резном подлокотнике своего кресла. Он поднялся на ноги.

– Отлично. Принимая во внимание это новое свидетельство, суд признает вас, барон Дедрик Корвалис, виновным в смерти Сальмы Салазар. А в наказание вы лишаетесь своего титула и имущества и выдворяетесь из страны.

Толпа пришла в негодование. Все ломились вперед и кричали в знак протеста.

– Нет! – воскликнул Ксан, хотя король уже повернулся к нему спиной, чтобы уйти. – Согласно нашим законам, убийство и предательство наказываются тем же самым, а этот мужчина совершил как минимум три убийства, а возможно и больше, просто мы о них не знаем. Народ Аклевы требует справедливости! Достойного деяниям наказания! Вы что же, лишите людей права на возмездие?

Король резко развернулся к своему сыну, вытаращив глаза. Его меч издал звон, выскользнув из ножен. Он направил его острие прямо в сердце Ксана.

– Ты осмеливаешься перечить своему королю, мальчишка?

«Не сдавайся, – подумала я. И мысленно подбодрила его. – Будь сильным».

Ксан не сдался. Толпа взревела, и Ксан медленно поднял руку, показывая, что хочет ответить. Он больше не был болезненным принцем. В мгновение ока он превратился в кого-то другого, открыв внутри себя запасы силы, к которым прежде не обращался. Он был лампой из тусклого матового стекла, которая вдруг загорелась изнутри, и все, что я теперь видела, – это его внутреннее пламя.

– Он предал вас, – спокойно сказал Ксан. – Не хотите ли узнать как?

Король опустил меч.

– Приговор изменен, – объявил он. – Наказание – смерть.

Дедрик понял, что конец близок. Теперь он что-то невнятно бормотал, хихикал и взвизгивал, как сумасшедший.

– По-моему, он хочет что-то сказать, – заметил Ксан. – Уберите кляп. Пусть он свидетельствует сам за себя.

Но Донал не стал ждать. Он приложил меч к горлу Дедрика и отрубил ему голову. Толпа в ужасе охнула: король превратился в палача.

Тело Дедрика повалилось на бок и осталось лежать, истекая кровью, возле ног Ксана.






29




Королевская стража устроила целое представление, с мнимым почтением уводя Ксана с платформы, но я видела, как грубо они с ним обращались. Я собиралась было отправиться за Ксаном, но почувствовала, как чья-то ладонь легла мне на плечо – это был Натаниэль.

– Не надо.

Элла спала у него на груди, надежно привязанная куском ткани, который был намотан вокруг плеч и пояса Натаниэля. В этом укрытии у самого его сердца она пребывала в блаженном неведении о царящем вокруг хаосе.

– Что они сделают с Ксаном? – испуганно спросила я, когда Натаниэль вывел меня из толпы. Кто-то столкнул тело Дедрика с платформы, и теперь оно болталось над головами, передаваемое толпой из рук в руки, словно некая гротескная марионетка. В том, что касалось казней, Аклев почти не отличался от Ренольта. Восторг, вызываемый кровавыми зрелищами, кажется, является неотъемлемой частью человеческой натуры, независимо от национальности.

– Не знаю, – ответил Натаниэль. – Донал его ненавидит. Всегда ненавидел. Ксан с рождения был болезненным ребенком. Донал злился, что его единственный сын такой хилый и немощный. Он жестоко его избивал. Считая, что тем самым закалит его и сделает сильнее.

Я вспомнила, какими словами Ксан описывал принца. Слабый. Хилый. Бесполезный… Он говорил о самом себе. Повторяя клевету и оскорбления, которые так часто слышал, что в конце концов начал в них верить. Всего ужаса я и представить себе не могла. Мне часто бывало жаль себя маленькую, но все же меня любили матушка и отец, единственным желанием которых было оберегать меня и защищать. Мне было до боли обидно за Ксана. За того мальчика, которым он был. Мальчика, которого лишили детства.

Натаниэль вошел в боковую дверь замка, оттуда по коридору направился к другой, я не отставала от него ни на шаг. Мы вошли в комнату, которой уже очень давно никто не пользовался. Она была забита наваленными друг на друга стульями и покрытыми паутиной шкафами. Единственным проходом сквозь этот бардак служила зигзагообразная тропа.

– Что это? – спросила я.

– В этом замке Ксан знает все ходы и выходы. Он уходил и приходил незамеченным, еще будучи ребенком. Этот путь ведет к лестнице, которая заканчивается коротким коридором. Пройди по этому коридору до конца – и ты найдешь его личные покои. Наверняка именно там они будут его держать, пока король не решит, что с ним делать, но стражника они поставят только у подножия главной лестницы, так что тебя никто не увидит.

– А ты со мной не пойдешь?

– Не могу, – сказал Натаниэль, и было видно, что его раздирают сомнения. – Когда Кейт узнала, что ждет ребенка, я пообещал ей, что наш малыш будет для нас всегда на первом месте. Мне нужно увезти Эллу отсюда. Я не могу остаться, даже ради Ксана не могу.

Я кивнула.

– Понимаю. Ксан тоже поймет.

Натаниэль неуклюже, как медведь, обнял меня.

– Поздним вечером я собираюсь остановиться на ночлег на юго-западной дороге за Высшими Вратами, а завтра тронуться в путь в Инграм. Моя сестра работает там повитухой. Ее зовут Талия. Если я тебе понадоблюсь, ты найдешь меня в Инграме.

– Да хранит тебя Эмпирея, – сказала я, и на глаза навернулись слезы.

– И тебя, – сказал он. Его глаза тоже блестели от влаги. Затем он кивнул мне и ушел тем же путем, которым мы пришли.

Я последовала указаниям Натаниэля и отправилась в покои Ксана, время от времени прячась, если слышала шаги стражников или придворных, но они были единственным препятствием на моем пути. По дороге я пыталась отрепетировать то, что собиралась сказать. Я – настоящая принцесса, Ксан. Я Аврелия. Мы предназначены друг для друга. Мы всегда были предназначены друг для друга.

На стене напротив входа в покои Ксана висел написанный маслом портрет женщины. На ней было простое, но элегантное платье, почти никаких украшений за исключением кольца с ярким белым драгоценным камнем на левой руке и перстня с вороном на правой. Волосы у нее были тоже цвета воронова крыла, а еще большие зеленые глаза. Ее красоту омрачали лишь нахмуренные брови и тревожные складки в уголках губ. Сестра Саймона. Покойная королева Аклевы, теперь я это знала. Ксан пошел не в отца, а в свою мать. Королева Ирена Сильвис Аклевская, гласила табличка с именем. Я остановилась у портрета, чтобы молча поблагодарить ее за то, что она спасла Ксану жизнь.

Дверь в его покои была не заперта. Стоило мне слегка повернуть ручку, как она тут же отворилась.

Ксан сидел в темном углу, обхватив голову руками. Сама того не желая, я остановилась и стала пристально его разглядывать. Прежде я никогда не позволяла себе на него смотреть, не позволяла признаваться себе, до какой степени я его желаю, а теперь, получив такую возможность, я была словно горьким пропойцей, дорвавшимся до первой рюмки после длительного и мучительного периода воздержания. Мне хотелось его выпить, впитать в себя каждую его частичку. Смотреть на то, как его волосы, зачесанные набок, спадают на лоб и красиво обрамляют правую сторону лица. Любоваться очертаниями его плеч под белой льняной рубахой. Формой его скул, подтянутой фигурой…

– Ксан? – произнесла я, вновь обретя способность говорить.

Он резко вскинул голову, и на мгновение я задумалась, не совершила ли ошибку, явившись сюда без приглашения. Что, если я неправильно разгадала его чувства? Что, если ему совершенно наплевать на то, кто я на самом деле? Что, если ему вообще на меня наплевать?

– Мне жаль, что я… – начала я, но была вынуждена замолчать. Он быстро пересек комнату, за секунду преодолев отделявшее нас расстояние, и жадно прижался своими губами к моим. Удивление и сомнение столкнулись внутри меня как две блуждающие звезды. В результате этого столкновения первое стало облаком жара, а второе превратилось в пыль.

Поцелуй стал мягче, и я неохотно отстранилась.

– С тобой все хорошо? – пробормотала я, уткнувшись ему в плечо. Он пах кедром и туманом, как домашний очаг осенью и барабанящий по стеклу дождь.

На его губах заиграла печальная улыбка.

– Я в порядке, – устало сказал он. – Эмили. Ты, наверное, подумала…

– Я не сержусь на тебя за то, что ты не признался мне, кто ты такой. – Я продолжала держать его за руку. – Честно говоря, мне следовало раньше догадаться. Но ты так похож на Саймона…

– Было очень легко делать вид, будто Саймон мой отец. Это то, о чем я всегда мечтал. Но я не должен был обманывать тебя. Я не знал, что ты окажешься… собой.

Я перевела взгляд с его губ к впадине над ключицами Ксана, наблюдая за пульсирующей жилкой под кожей.

– Эмили, – произнес он с мягкой настойчивостью, заставившей меня снова поднять глаза и поймать его взгляд. – Я не могу исправить того, что совершил сегодня. Мое открытое противостояние на суде будет иметь свои последствия. Скоро за мной придет стража, и король – мой настоящий отец – решит, что со мной делать. Тебе нужно уйти до их прихода. Если он узнает о тебе, то использует именно тебя для того, чтобы сделать мне больно. Я в этом не сомневаюсь.

– Подожди! Просто подожди. Твой отец… Корвалис был его доверенным лицом, не так ли? А Натаниэль сказал, что, пока он работал на него, Корвалис вступил в какой-то сговор с Трибуналом Ренольта, верно?

– Да, – медленно произнес Ксан.