Любовь по обмену

— Ага, вроде того. Ты еще не пил водку, как приехал?

— Нет. — Признаюсь честно.

Мы идем вдоль продуктовых рядов. Маша, сверяясь со списком, кладет в тележку картошку, лук и растительное масло.

— И… вообще ничего не пил? — Дима строго смотрит на Зою.

— А что? — Спрашивает она, разводя руками.

Самое страшное, когда русские говорят свое «shto-o?», оно звучит особенно угрожающе.

— Нет, — усмехаюсь.

Мне и самому это удивительно.

— А чем вы тогда вечерами занимались?! — Вопрос снова адресуется Зое.

— Учебой, можешь себе представить? — Ворчит она и отворачивается к прилавку с молоком.

Знаю, о чем она сейчас думает. О наших посиделках на крыше.

— Люди, люди. — Вздыхает Дима. — Сколько ваших ошибок еще придется мне исправить…

Маша, смеясь, подталкивает его вперед.

— Раз, два, три, — считает Калинин по-русски, складывая пиво в тележку.

— Че-ты-ре, — помогаю я, — пьят’

— Шесть, семь. — Дима берет сразу упаковку, и я тоже, поэтому мы быстро сбиваемся со счета. — Без фильтра, живое, самое вкусное. — Он показывает мне большой палец.

— Это… не опасно? — Интересуюсь.

— Вот молоко из-под коровы — опасно, а это… — проверяет срок годности на этикетке. — Абсолютно безопасно.

Тоже смотрю на этикетку. Ведь если оно быстро портится, есть шанс отравиться. Русские обожают рисковать, а я к такому еще не привык. «Срок годности семь суток»… Помоги мне, Всевышний…

Сверяемся со списком, Маша добавляет в тележку какие-то консервы.

— Что это? — Спрашиваю у Зои, потому что именно она привычно озвучивает мне русские названия продуктов в магазине, чтобы я их запомнил.

— «Too-shon-ka» — говорит она.

— Что это такое?

И все они трое начинают, перебивая друг друга, пытаться объяснить мне, что находится в банке.

— Тушеное мясо.

— Мясные консервы!

— Мясо со специями!

Вижу корову на этикетке и успокаиваюсь. Ну, о’кей, тогда, пожалуй, все в порядке.

Идем дальше. Зоя показывает на товары и озвучивает русские названия:

- [Tchai], kan-fe-ti, ze-fir.

— Маршмэллоу? — Переспрашиваю, хватая упаковку.

— Да. «Ze-fir» — Смеется она.

— Мне не повторить. Какое сложное слово. — Убираю сладости на полку.

Вечно у них все усложняется. Зачем говорить «[tchai]», если есть такое легкое слово — «tea» [1]? Или «flowers» [2] — так красиво звучит, так нет же, они придумали слово «tsviti-i-i»?

Арггххх!

— Salo, — указывая пальцем на витрину, говорит Зоя.

— О, купим, купим? — Радостно восклицает Маша.


Наклоняюсь и разглядываю маленькие брусочки жира, обтянутые пленкой.

— Бррр, как это можно есть?

Дима ржет, складывая в корзину сразу пару штук.

— Это очень вкусно. Вы же едите обжаренный бекон?

— Ну, да… — неохотно соглашаюсь.

Но это же совсем другое!

— Хлеб! — Вспоминает Зоя, не обращая внимания на то, как я морщусь при взгляде на их «вкусный жир». — Нужно взять побольше хлеба!

Да уж, куда без этого. У них все едят с хлебом. После того, как я видел отца Зои, поедающего арбуз с хлебом, меня уже ничем не удивить. И даже несмотря на то, что меня убеждали, будто остальные русские так не делают, верится с трудом. Если увижу, как они хлеб с хлебом едят, даже бровью не поведу.

— А почему здесь десять касс, а работают всего две? — Спрашиваю, когда мы застреваем в очереди.

— Это же Россия! — Дружно говорят ребята.

— Мне все равно непонятно…

— Еще бы!

Расплатившись, мы распихиваем пиво по сумкам, маскируя его сверху вещами и продуктами. С трудом поднимаем с Димой эти тяжести и тащимся к остановке, навьюченные, будто ослы.

Девочки освобождены от этой обязанности, поэтому они идут впереди и мило болтают друг с другом. Не знаю, почему, но я чувствую себя рыцарем, который готов на любые подвиги ради одного только благодарного взгляда своей прекрасной дамы и будущей (весьма сомнительной) возможности поцеловать ее руку.

— Ничего не забыли? — Задумывается Маша, когда мы уже видим приближающийся автобус.

— Вроде нет. — Зоя поправляет волосы.

Дима подхватывает сумки и подходит к краю дороги:

— Закон сборов: если сборы идут нормально, значит, что-то здесь не так!

Девчонки смеются.

— Хуже, чем в прошлом году, уже не будет! — Маша первой прыгает на подножку остановившегося возле нас автобуса. — Забыть туалетную бумагу это даже хуже, чем не взять соль.

Мы поднимаемся по ступеням и устраиваемся в салоне. Сидим — мальчики напротив девочек. Тихо переговариваемся и смеемся в то время, как остальные пассажиры хмуро глядят в окна и себе под ноги, читают или дремлют с открытыми глазами.

Автобус мерно покачивается. Ползет, не спеша, куда-то за город. Высотки сменяются домами поменьше, а вскоре и вовсе уступают место заправкам, одиноко стоящим посреди поля. А за полями на километры простираются густые зеленые леса. Я все это уже видел, когда ездил с Димой по деревням на неделе, но все равно с интересом приникаю к стеклу — это так красиво и величественно, что даже дух захватывает. Хотя всего месяц назад мне и в голову не могло бы прийти, что что-то может быть красивее океана, пальм и жаркого солнца, плавящего ранним утром асфальт.

На одной из остановок в салон входят двое потрепанных молодых людей. Мятая одежда, будто они в ней спали, грязная обувь, сальные волосы, в руках бутылки с алкоголем. Они, шатаясь, занимают места у выхода и начинают громко переговариваться и ржать. Некоторые слова мне знакомы: их произносят футболисты, когда на поле что-то не получается — русский мат.

Пассажиры какое-то время стараются не обращать внимания на попутчиков, громко обсуждающих что-то между собой и распивающих алкоголь в открытую и прямо из горла. Но когда подошедшей женщине-кондуктору вдруг достается от них порция отборной брани, раздаются первые голоса недовольных. Но и они вызывают у пьяного дуэта лишь новый взрыв смеха.

С интересом наблюдаю за происходящим. Начинается настоящая перебранка: насколько могу понять, они отказываются оплачивать проезд. Дима вдруг поворачивается и что-то спокойно говорит им по-русски. Тон его суров и строг. Парни смотрят на него оценивающе — явно взвешивают свои шансы против такого противника, но потом громко отвечают и, судя по тону, что-то дерзкое, отчего Калинин молча встает с места, подходит к ним, резко хватает за воротники и волочет к выходу. Один из пассажиров, мужчина средних лет, тут же вскакивает, чтобы помочь ему.

Автобус притормаживает, двери открываются, и двое хулиганов с размашистого пинка летят наружу. Вслед за ними — их бутылки. Слышен звон стекла и брань. Водитель закрывает двери, Дима и его добровольный помощник отряхивают ладони и, будто ничего только что не произошло, усаживаются на свои места.

Представляю, какой у меня сейчас вид. Рот от удивления, наверное, до завтра не закроется. Заметив, что Зоя смущенно улыбается, говорю:

— У нас бы просто сделали замечание… Максимум из возможного — попросили бы вести себя тише.

— Но так ведь эффективнее, правда? — Спрашивает Дима.

Кажется, ему доставило настоящее удовольствие вышвыривать этих хамов из автобуса.

Трясу головой в знак согласия.

Я тоже хочу так.



[1] — чай

[2] — цветы



Зоя