Логово змея

– Очень даже при чем. Крышей-то его Гаврила командует.

– Вот как! – с мгновенно проснувшимся интересом пробормотал Алямов.

Гаврила (по паспорту – Гаврилин Михаил Олегович) был одним из бригадиров Ларика, в конце восьмидесятых они вместе начинали криминальный бизнес, но в последнее время между ними кошка пробежала. Гаврила стремился к самостоятельности, Ларик его не отпускал, постепенно назревал конфликт, который мог обернуться для одного из них серьезными последствиями. Возможность вмешаться в него на этом этапе и попытаться взять под контроль, представлялась весьма перспективной.

Николай Дрешпак был бледен, потому что страшно боялся. В душе его сейчас не осталось ничего, кроме страха, – темного, безнадежного, того самого страха, который заставляет защищающую котят кошку кидаться хоть на медведя. Он ужасно боялся Гаврилу и его бандитов, которые в свое время преподали ему жесточайший урок, показав, кто на самом деле в городе хозяин и почему Дрешпак должен им ежемесячно платить из своей выручки – праведной и не очень – двадцать пять процентов. Ничуть не меньше он боялся людей в милицейской форме – к этому его приучили последние десять лет жизни. Здание, куда он сейчас пришел, вызывало у него смертную тоску, в этом коридоре он чувствовал себя так, как если бы его живым заперли в могильный склеп.

Но еще больше Дрешпак боялся оставить без средств к существованию жену и не очень крепких здоровьем дочерей-близняшек. Он очень любил свою семью. Семья была его главной драгоценностью. Приняв решение пойти в РУОП, он заранее смирился с мыслью, что его в любом случае непременно убьют. Ценой своей жизни он намеревался обеспечить будущее семьи и потому был готов абсолютно на все.

– Кто именно вам деньги давал? – спросил Алямов, выслушав его исповедь. – Конкретно?

– Сам Гаврилин, – ответил Дрешпак.

– Вот как! – для Алямова это было приятное известие. Проглядывала явная возможность зацепить на рэкете не тупорожих быков, а самого бригадира. – И вы ему лично расписку писали? На пятьдесят тысяч?

– Ну нет, конечно же! – воскликнул несчастный коммерсант. – Не совсем же я идиот. Расписку я писал на пятнадцать тысяч – десять плюс пятьдесят процентов годовых, но ведь эти сволочи – у них своя арифметика!

– Значит, и деньги вы должны будете вернуть ему лично?

– Я… не знаю. Он со мной больше не разговаривал. От него приходили двое таких… – Дрешпак поморщился, изображая руками, кто именно к нему приходил. – Вы мне действительно сумеете помочь?

– Что? – рассеянно сказал Алямов. – Да. Пожалуй, именно в вашем случае мы помочь сумеем. Хотя, если честно, я вам не очень сочувствую, Дрешпак. Вот вы десять лет на свои деньги фактически содержали банду. Кормили, поили, а когда на свою голову выкормили, прибежали к нам за помощью.

– А куда мне было бежать десять лет назад? – тоскливо спросил Дрешпак. – К кому? Меня бы даже слушать отказались. Вы думаете, я не думал о том, чтобы попытаться найти защиту у органов, когда они пришли ко мне в первый раз? Слава богу, хватило ума этого не делать! Вы что, не помните тех времен? Да без распоряжения Гаврилы в нашем районе даже постовые на улицу не выходили. Он же их всех оплачивал.

– Ну, тут вы лишку хватили, – сказал Алямов.

– Может быть, – горько кивнул Дрешпак. – Только власть на улицах была их, а не ваша. Как и в городе, так и в стране. Полностью! Да и сейчас я не уверен…

– Ну, вообще-то не все так мрачно. Кое-что все-таки меняется. – Алямов понемногу начинал проникаться сочувствием к коммерсанту. – Уж Гавриле-то мы голову сумеем открутить.

– Я очень надеюсь, – сказал Дрешпак, но надежды в его голосе не слышалось. Он несколько раз подряд сильно провел рукой по лбу, загоняя редкие волоски на залысину. – Что я должен делать?

– Прежде всего убедить быков Гаврилы, что деньги вы должны передать только ему самому. Лично, без посредников.

– Возможно, этого я сумею добиться. И что будет дальше?

– А дальше… Когда они к вам должны прийти?

– Да сегодня же, боже мой! Прямо сегодня!..



Они ввалились в маленький кабинетик ровно в семнадцать часов. Среди бандитов точность признавалась особым шиком. Один – губастый, с запухшими глазками, сел на единственный стол, другой – широкий низенький крепыш с квадратным подбородком, небрежно смахнув на пол мешавшие ему предметы, уселся прямо на стол.

– Ну чо, лепила, как рассчитываться будем? – лениво спросил Крепыш.

– Как положено, – твердо ответил Дрешпак. – Я брал у Михаила Олеговича десять тысяч под пятьдесят процентов. И хотя год еще далеко не истек, я готов заплатить пятнадцать тысяч…

– Что он лепит? – раскрыл мокрый рот Губастый. – Какие пятнадцать, ты, фраер штопаный! С тебя пятьдесят тонн – и то по большому блату. Тебе что, объяснить надо? Брокер, объясни ему!

Не вставая со столы и почти без замаха, Крепыш ткнул Дрешпака костяшками двух пальцев в кадык. Тот мгновенно задохнулся, закашлял, захрипел. Крепыш спрыгнул на пол, подтянул Дрешпака через стол и дважды жестоко ударив по почкам, вновь толкнул в кресло. Кресло накренилось, Дрешпак упал. Некоторое время в кабинетике стояла тишина, прерываемая лишь хриплыми, стонущими вздохами жертвы. Наконец Дрешпак пришел в себя.

– Вставай, – приказал Губастый. – Косить не надо, мы не комиссия. А то придется повторить.

Дрешпак поспешно поднялся и сел в кресло.

– Ты все понял? – спросил Губастый.

Не находя сил ответить, Дрешпак кивнул.

– Короче, сейчас едем к нотариусу. Возьми все документы. Подпишешь где надо. А если не подпишешь, то извини. – Губастый выразительно показал на Крепыша. – И с бабой твоей то же будет.

– Я согласен платить, – пробормотал Дрешпак. – К нотариусу ездить не нужно. Я заплачу… пятьдесят тысяч.

Губастый с Крепышом переглянулись немного растерянно.

– Так плати, – сказал Крепыш. – Чего же ты раньше волынил?

– Погоди, Брокер, погоди, – заволновался Губастый. Происходящее явно не вписывалось в полученные им инструкции. – Мы его к нотариусу должны доставить.

– Извините, это беспредел, – твердо сказал Дрешпак. – За беспредел сейчас строго спрашивают. Я платить готов, готов отдать живые бабки! В чем дело-то?

– Сейчас мы это перетрем, – после недолгого размышления проговорил Губастый и потянул из кармана мобильный телефон.


– Одну минуту! – Дрешпак поднял руку, и Губастый с Крепышом уставились на него с удивлением, словно видели в первый раз.

– Я брал деньги у Михаила Олеговича лично. Не у вас. И верну деньги я тоже лично ему. А он мне – расписку. Здесь или в другом месте. Это справедливо? Впрочем, если расписка сейчас у вас…

Расписки у них явно не было. Губастый с мобильником ненадолго вышел в коридорчик и вернулся через пару минут.

– Везет тебе, фраер, – с фальшивой завистью произнес он. – Сейчас сам Олегыч здесь будет. Бабки при тебе?

– Как только он приедет, деньги я положу на стол, – твердо сказал Дрешпак.

– Смотри! – неопределенно пригрозил Губастый.

Ждали минут двадцать. Хотя оба быка не курили и, видимо, пользовались дорогой импортной косметикой, дух от них в кабинете, как казалось Дрешпаку, стоял смрадный, не помогали даже распахнутая настежь форточка и включенный вентилятор. Наконец в коридорчике раздались уверенные шаги, и в кабинет вошел Гаврила. Он был малость покрупнее своих шестерок, и тут стало вовсе тесно. Хотя за последние годы мышцы Гаврилы обросли слоем жирка, а над ремнем слегка свисало пузо, выглядел он достаточно внушительно. Гаврила был раздражен, в разработанном им сценарии появились изменения, смысла которых он пока не понимал.

– Где бабки? – без предисловий спросил он.

– Здесь, в сейфе, – показал Дрешпак. – Но, Михаил Олегович, я еще раз хочу спросить, почему я должен платить пятьдесят тысяч, а не пятнадцать? Мы же договаривались…

– Потому что ты мне по жизни должен, – мгновенно разъярился Гаврила. – Ты, сука, своей балованной водярой моих людей подставил и еще спрашиваешь! Ты знаешь, сколько я должен был отстегнуть, чтобы своих парней отмазать?

Все это, разумеется, было наглой ложью, но раздосадованный неудачей первоначального замысла Гаврила сейчас почти искренне верил в свои слова. Ему нужен был этот магазин, потому что он так решил, он даже был бы готов оставить Дрешпаку квартиру… Хотя, нет, не оставил бы, это братва расценила бы как ненужную слабость. Откуда этот лох взял деньги? Гаврила точно знал, что все кредитные линии его дойной коровы надежно перекрыты.

– Я тебе сейчас все наглядно объясню, – Гаврила угрожающе качнулся к Дрешпаку, и тот вскинул руки.

– Не надо! Деньги я сейчас отдам.

Согнувшись, он открыл в сейф и вытащил пакет, из которого торчали долларовые ассигнации.

– Расписка у вас при себе?

– Брокер, пересчитай, – приказал Гаврила. – Будет тебе расписка.

Он уже решил, что никакой расписки Дрешпаку не отдаст. Гаврила был настолько уверен в беззащитности коммерсанта, что утвердился в мысли, что магазин у него отберет любыми путями. Беспредел? Ну, может, самую малость. Коров положено доить, овец стричь. А Дрешпак был просто обыкновенным козлом.

– Вне нормально, Олегыч, – сказал Брокер. – Пятьдесят тонн.

– Пошли, – распорядился Гаврила.

– А расписка! – воскликнул Дрешпак, тогда Гаврила выбросил к нему растопыренную пятерню и сгреб за воротник.

– Я тебе расписку отдельно пришлю, падла! – прошипел он. – Ты ее будешь на ночь вместо романа читать!

Он отшвырнул Дрешпака в угол и повернулся к двери. Выходить отсюда можно было только по одному, вначале вышел Губастый, за ним Крепыш с деньгами, и в этот момент в коридоре застучали кованые ботинки, раздались крики: «На пол! Лежать!»

Гаврила отпрыгнул к столу, с искаженным лицом покосился на Дрешпака.

– Продал, с-сука!

Но сказать ничего больше не успел, потому что ворвавшиеся бойцы в камуфляже легко положили его мордой на стол, защелкнув на запястьях наручники…

– Пять! – закончил подсчет задержанных Алямов, когда последнего из них вывели из магазина и загрузили в микроавтобус. – Это хорошо, будет, о чем поговорить.

– Двое не в счет, – поправил Линник. – Это охранники Гаврилы, они снаружи стояли, знать ничего не знают и знать не хотят. К делу их не пришьешь.

– Там посмотрим, – сказал Алямов. – Поехали!





* * *


Подземный зал был огромен. Свет факела высвечивал лишь малую толику распахнувшегося перед Глебом и Анной пространства. Потолок терялся в темноте, нечего было и пытаться оценить его высоту, порой у Глеба возникало странное и давящее ощущение, что свод подземелья сложен из мрака, застывшего подобно вулканической лаве, но способного в любую секунду очнуться от тысячелетнего сна и обрушиться вниз многотонной тяжестью, стирая непрошеных пришельцев в порошок.

Дно пещеры покрывали громадные камни – не обкатанные ветром или водным потоком валуны, а неровные, острогранные скальные обломки, поблескивающие вкраплениями слюды и халькопирита. Пробираясь меж ними вслед за Анной, Глеб уже несколько раз до крови поранил ладони.

Анна по-прежнему шла впереди, ее уверенности хватало на двоих, и инстинктивное чувство опасности перед окружающей их темнотой и неизвестностью в душе Глеба потеснилось, уступая место более примитивным ощущениям усталости, голода и жажды. Он довольно плохо представлял, сколько времени они уже провели под землей: его наручные часы разбились еще во время бегства по морене и здесь, в толще мрака и камня, эта координата бытия для Глеба попросту перестала существовать.

Свод пещеры возник внезапно, будто спикировавший с небес дракон, и Глеб непроизвольно вздрогнул. Анна остановилась и подождала, пока Глеб переберется к ней через вросший в пол каменный хребет.

– Ты устал? – спросила она.

– Ничего, – немедленно ответил Глеб, тут же вспомнив о своей мужской сущности.