Мохнатая лапа Герасима

– Верно, – перебила ее Бурбонская. – Не знаю, что сказали остальным, а мне объяснили: «Ксюшенька, это витамины, они помогут тебе быстрее расти».

– Дети становились старше, – заметила Эльвира, – взрослым было невыгодно, чтобы ребята поняли: они все почему-то должны терпеть вливания. Поэтому после развала лаборатории малыши не встречались, и никому из них не объяснили, что они приемные.

– Мама до конца жизни молилась на фотографию отца, постоянно говорила: «Доченька, никогда не забывай, из какой ты семьи, учись на отлично, не позорь фамилию Бурбонских», – вздохнула Ксения. – Я жила с гордостью за своих предков. И вдруг узнаю правду. Хорошо, что я уже давно стала взрослой, Геннадий в школе учился. Но даже в этом возрасте я испытала шок и растерянность. Кто я? Кем были мои биологические родители? И, оказывается, у меня есть сестра?! Еще мама сообщила, что у них с папой не осталось никаких документов о работе лаборатории. Все дневники наблюдений остались у Антонины. Куда бесценные бумаги делись после ее смерти? Ответа нет. В день смерти Федора Степановича мама позвонила Антонине Шляхтиной, которая давно вдовствовала. После того как скончался Григорий, Тоня резко оборвала общение со всеми. Мой папа и другие сотрудники лаборатории упрашивали вдову отдать им все документы. У родителей была недвижимость в подмосковной глуши, они собирались там продолжать работу. Орлов и Радионов примкнули к Бурбонским. Антонина отвечала всем одинаково: «У меня ничего нет». И все! Далее она контактировать с бывшими коллегами отказалась. Почему? А спросите ее! Если разобраться по сути, документация принадлежала всем ученым. Шляхтина ее просто захапала! Уж не знаю, как бы дальше развивались события, но вскоре ушел из жизни мой отец, за ним Радионов. А Орлов решил заняться чайным бизнесом. Идея восстановить за свой счет исследования завяла на корню.

Умирая, мама назвала мне имена-фамилии всех детей. Ясное дело, первой я решила найти Аню. Получить телефон и адрес Анны Григорьевны Шляхтиной оказалось просто и позвонить ей тоже. Но я рассудила так: если мне позвонит незнакомая тетка с заявлением: «Здрасти, я ваша родна сестра», – что я ей отвечу? «У меня нет ближайших родственников». Если же неизвестно кто будет настаивать, без приглашения приедет в гости, я никогда его не пущу в дом. Я навела справки об Анне, узнала, что она, в отличие от меня, живет с дочкой бедно, и в голове возник план. Я решила стать Анечке лучшей подругой, а уж потом, через несколько лет, открыть правду. Но как нам познакомиться, встретиться?

Ксения улыбнулась:

– Я придумала целую пьесу. Мне за небольшую плату помогла одна женщина. Она «случайно» встретилась со Шляхтиной, назвалась Кирой, предложила Ане пожить с ребенком у нее на даче. Бесплатно. Надо было только присмотреть за домашними животными.

Ксения засмеялась:

– Кошечку и собачку я подобрала на помойке, прикормила их, приголубила во дворе. Мне в селе принадлежали два дома, но об этом соседи не знали. Известно было, что хозяйка одной избы живет в Москве. То, что Аня мне родня, никто не знал, фамилии-то разные. Кто платит за свет и прочее, тоже людям неведомо. Прекрасно знаю деревенские нравы, сплетни, которые распускают бабы. Если выяснится, что Ксения Бурбонская владеет парой построек, на меня покатит цунами зависти, злобы, пересудов. Оно мне надо? Я очень надеялась, что Аня не устроит тщательную проверку Киры, денег-то со Шляхтиной не требуют! И все вышло по-моему. Да не совсем так, как я рассчитывала.

Ксения заложила за ухо прядь волос.

– Ане не понравился Гена. Ведь так?

Обычно словоохотливая Анна Григорьевна сейчас просто кивнула.

Бурбонская продолжала:

– Знаю, я избаловала сына. Я ему с пеленок твердила: «Помни, кто твои предки, не позорь фамилию Бурбонских». Это мне в детстве внушала мама. Но на Гену эти речи подействовали иначе, чем на меня. Он стал считать себя избранным, великим, гениальным. Аню возмущало его поведение, но у нас все же возникли доверительные отношения.

– Это тебе так казалось, – вдруг возразила Шляхтина, – я тебя едва терпела. Только воспитание не позволяло выгнать тебя. Уж очень ты навязывалась, постоянно звонила, приходила.

– Я хотела сблизиться с тобой, – пролепетала Ксения.

– Получилось наоборот, – ответила Анна.

– Наверное, – не конфликтно согласилась Бурбонская. – Я чувствовала, что не нравлюсь Анне. Поэтому, несмотря на то что мы довольно долго общались, никак не решалась открыть ей правду. Она из-за неприятия Геннадия стала сторониться меня. Я испугалась, что сестра вообще откажется от встреч, поехала к ней, чтобы все открыть. На беду со мной увязался Геннадий. И случилась беда. Сын возмутился, что ему подали чай последнему, обозвал Аню дворняжкой. Вспыхнул скандал, Гену выгнали.

– За дело! – отрезала Анна. – За его беспардонное хамство.

– Гена мой двоюродный брат? – уточнила Елена.

– Да, – подтвердила Ксения.

– С ума сойти! – воскликнула владелица цветочного бизнеса. – Только такой родни нам не хватало!

– После того как Аня отказалась видеть Гену, мы еще недолго общались, но потом Шляхтина и меня отсекла, – вздохнула Ксения. – Думаю, после слов Леночки: «Только такой родни нам не хватало» – все поняли, по какой причине я так и не открылась Ане. Гена Шляхтиным никак не нравился. Я казалась прилипчивой особой. И, что самое главное: у меня не было никаких доказательств нашего родства. Только рассказ мамы. Как отреагируют Шляхтины? «Только такой родни нам не хватало». Но я-то чувствовала, что Анечка моя сестра!

– Можно сделать анализ ДНК, – предложил Аверьянов.

– Да! – тут же воскликнула Ксения. – Да, да!

Илья посмотрел на Анну.

– Хорошо, – после короткой паузы согласилась Шляхтина.

– Мама! – возмутилась Елена. – Немедленно откажись.

– Если мы и правда сестры, – сказала Анна Григорьевна, – то это многое меняет. Я хочу знать правду.

– По окончании беседы я возьму защечный мазок у обеих, – пообещал эксперт.

– Ксения Федоровна, – спросила я, – как вы поступили, узнав, что объявлены в семье Шляхтиных персоной нон грата?

Бурбонская начала теребить край кофты.

– Я не дура на профессиональном поле. Все, что имею, заработала своим трудом. А в личных отношениях не всегда разумна. Уже говорила: эмоции часто меня захлестывают. После полного разрыва с Анной я оказалась совершенно одна. На службе было море народа, я всем нужна, меня рвали на части. Но как только я войду в квартиру… тишина. Никого. Даже кошки нет.

– А сын? – удивился Иван.

Ксения опустила голову.

– Гена разносторонне одарен. Мог стать писателем, художником, музыкантом. Талантов у него через край. Да только он легко загорается и так же быстро гаснет. Но если вбил что-то себе в голову, не отступит. После скандала у Ани дома он терпеть не мог Шляхтиных-Энгельманов, написал роман про Клотильду Бурбонскую. Принес мне свой опус для изучения.

Ксения пожала плечами.

– Смешно, право. Он там наплел таких кружев! Начертил зигзагов! Даже я возмутилась, велела ему изменить имена-фамилии героев. Знала, что Аня никогда «сагу» не увидит. Но мне самой было неприятно. Сын стал кричать, что он написал гениальный роман. Исторический. Я зачем-то ввязалась с ним в спор, принялась объяснять:

– Для создания серьезного произведения надо изучить архивы.


Гена мне в ответ:

– У меня родовая память. Я реинкарнация Анри, брата Клотильды. Зачем мне документы, которые Шляхтины переписали, как им выгодно? Помню все прекрасно!

Ксения тяжело вздохнула:

– Ну что тут поделаешь? Я же врач! Отлично знала: пора лечить сына. Если у человека возникают проблемы с психикой, то часто такой больной уверен, что он здоров, а родственники, которые хотят его к психиатру отвести, гады. Что делать? Применить хитрость. Кое-какие медикаменты можно раскрошить и в кефир подсыпать. Кое-что переложить в банку из-под витаминов и выдать за БАДы. Через несколько месяцев Гена мне с торжествующим видом показал письмо из издательства: «Уважаемый господин Бурбонский. Ваша рукопись «Черная правда лжеграфини Шляхтиной» не может быть опубликована. Советую вам представить ее на одном из литературных сайтов. С уважением». И неразборчивая подпись. Мне стало жалко сына, я стала его утешать:

– Многим впоследствии великим прозаикам отказали в публикации их первого романа…

Гена меня перебил:

– Мать! Ау! Ты не поняла? Моя книга прекрасна! Издательство предлагает опубликовать ее в Интернете. Сейчас все так делают. Бумажные томики! Кому они в наш век нужны?

Бурбонская замолчала. Раздался тихий звук, Ксения посмотрела на телефон, который во время нашего разговора держала в руке, прочитала сообщение и стала писать ответ.

Орлов снова стал рыться в сумке. Меня охватило любопытство: что Лев там постоянно ищет, почему не поставил саквояж около стула на пол?





Глава 34




– Предлагаю временно перестать говорить о Геннадии, – предложил Иван Никифорович, – давайте вернемся к другому вопросу. Ксения Федоровна, что вы делали после разрыва отношений со Шляхтиной?

– Поняла, что воссоединиться с сестрой не получится, оставила все попытки подружиться. Жила только работой, – ответила Бурбонская. – Время шло, я думала, что в моей жизни ничего не изменится, и вдруг позвонила Эльвира Борисовна. Мы встретились!

Ксения замолчала.

– Верно, – подтвердила Радионова, – я решила, что мы бы могли продолжить дело родителей. Ксения прекрасный врач, я биолог.

– Она и мне позвонила, – подал голос Орлов, – я вообще ничего не знал! Представляете? Сижу спокойно в магазине, и вот тебе, Лева, отличное предложение, добуквенно помню, что услышал.

«Здравствуйте, уважаемый Лев Владимирович. Вас беспокоит Эльвира Борисовна Радионова. Фамилия пишется через «а»! Вот такая редкость».

Она болтает, а я думаю: «Господи, что этой тетке надо? Какая мне разница, что за буква у нее в паспорте. Мир полон идиотов». А из трубки несется:

«Я с вашими покойными родителями, батюшкой Владимиром Антоновичем и матушкой Ниной, работала в одной лаборатории».

Пришлось ее прервать.

– Тьфу на вас! Отец мой жив и прекрасно себя чувствует. Мама, увы, трагически погибла, под машину попала.

– Володя не умер! – обрадовались с той стороны. – Тогда я сейчас приеду. Скажите папеньке, что Эля Радионова, через букву «а», спешит в гости. Разговор есть о продолжении дела наших родителей!

И отсоединилась.

Лев усмехнулся:

– Я даму за сумасшедшую принял. Отцу моему тогда за сто лет перевалило. Но он был огонь. После похорон мамы вел жизнь двадцатилетнего парня. На скейтборд встал, с парашютом прыгал, постоянно за границу летал, дом на Мальте купил. В восемьдесят лет женился на сорокалетней и живет с Вероникой счастливо. Мне он оставил свой бизнес, сесть магазинов по всей стране. Все прекрасно работает. Я сам торгую в главном московском бутике, составляю новые смеси, но это так, к слову. После беседы с Эльвирой я позвонил папане на Мальту.

– Хочешь поржать? Я говорил с психованной…

Пересказываю, думаю, он смеяться будет, а в трубке тишина. Потом отец спросил:

– Фамилия через «а»?

Я ответил:

– Да какая разница? «А» или «о»?

И тут папа выдает:

– Левушка, две жизни не прожить. Я часто думал в последнее время: рассказать тебе все или в могилу унести? Вроде ты уже взрослый…

Я решил его слова в шутку обратить:

– Пап, твой сын уже старый.

А он как будто меня не услышал.