Неумерший

– Ты их получишь. У меня их несколько, и одно из них – весьма убедительное.

– Не ходи вокруг да около. Рассказывай.

– Во-первых, запрет просто так не снять. Даже галлиценам пришлось постараться. Поэтому, взамен одного снятого, они наложили на меня три других. Мне лучше бы о них помалкивать, но тебе я их открою, и, услышав их, ты поймёшь почему. Прежде всего, я больше никогда не должен поднимать руки на женщину. Ни к чему объяснять сейчас причину: ты скоро и сам всё поймёшь. Далее, я не должен умирать на земле моих отцов. И наконец, я не должен отступать перед бурей. Именно поэтому я и пришёл к тебе, Амбигат: ты и есть буря, и я должен встретиться с тобой лицом к лицу. Я не страшусь тебя, ибо здесь, на земле моих битурижских отцов, позволить убить себя было бы кощунством.

Король ничего не ответил, продолжая поглаживать собаку по боку. Альбиос сидел угрюмый, взволнованный тем, что услышал. И я продолжил:

– Второе подтверждение – это то, что я могу назвать галлицен по именам. Все не будут тебе интересны, но две из них заденут тебя за живое.

Амбигат слегка кивнул.

– Одна из них – Кассибодуя. Это сестра-близнец твоей супруги Кассимары.

– Её сестра по утробе, – уточнил король. – Дух галлицены воспользовался чревом их матери, чтобы взять себе тело. Но в остальном ты прав.

– А вторая – Саксена.

– Верно, Саксена.

– Это та, с кем ты через Альбиоса совещался перед тем, как решиться вступить в войну на стороне Тигерномагля и лемовисов. Она-то и предсказала, что я погибну.

Бард опустил голову. Он с горечью поджал губы, и мне показалось, что почтенный возраст давал о себе знать: поэт дрожал, укутанный плащом, в то время как король легко переносил неприятный озноб на голых руках.

– И наконец третье подтверждение. У меня здесь с собой доказательство того, что я действительно побывал на острове Старух.

Я потянулся развязать шнурок на сумке, но Амбигат остановил меня.

– Довольно! – прорычал он. – Я верю тебе.

Я гневно взглянул на него.

– Не желаешь взглянуть, что я тебе принёс?

– Негодяй!

Он побледнел как смерть, челюсть его тряслась от ярости. Я понял, что он предугадал мой страшный подарок.

– Чего тебе там нарассказывали, чтобы ты осмелился принести мне… это?

– Это обычай. Она предсказала исход войны и ошиблась.

Король сжал в кулаке единственное оружие, которое было при нём, – заткнутый за пояс кинжал. Он сжал его с такой силой, что побелели суставы.

– Знаешь ли ты хоть, кто она такая?

– Все это скрывали, но я догадался сам.

– И, несмотря на это, ты посмел…

– Это было ужасно, но необходимо богам.

– Необходимо? Необходимо! А смерть твоя тоже необходима?

– Ты так думал, не правда ли? Это же ты отправил меня умирать.

Он вскочил с места, и я весь напрягся, готовясь к внезапной схватке. Его нож был ничтожен в сравнении с моим копьём и мечом, однако у него была целая свора собак, которая в один лишь миг могла разодрать меня на кусочки. Тем не менее нападать на меня он не стал. Он стал обходить меня кругом, трясясь от ярости, которая вот-вот была готова выплеснуться наружу. На самом деле это была даже не ярость, а ужас. Желая выместить на нем накопившуюся ненависть, я продолжил:

– Как ты догадался?

– От тебя несёт, несмышлёный болван! – прыснул он, не переставая ходить туда-сюда. – В повозке я учуял запах падали. А с войны ты не принёс ни одного трофея.

– Ты предпочёл бы, чтобы трофеем амбронов оказался я.

– Открой глаза. Я отправил тебя на погибель, это правда. Но я всего лишь следовал советам оракула. Это была воля богов, и я её исполнил, но лично против тебя я ничего не имел. Не то, что теперь! Теперь – да! Сотню раз – да! Я хотел бы, чтобы амброны растерзали тебя! Чтобы разодрали тебя на части! И развесили твои останки всем на обозрение!

Он взмахнул возле меня кулаком и закричал:

– Глаза б мои не видели, как ты строишь из себя хвастуна с головой моей матери в суме!

Не отрывая глаз от короля, я легонько наклонил голову в сторону барда и шутливо сказал вполголоса:

– Ну вот, дело сделано. Радуйся, Альбиос. Теперь ты сможешь сочинить чертовски хорошую песню.


– Замолчи, – прошептал поэт. – Ты ведёшь себя непристойно. Саксена была великой королевой. В былые времена она была со мной очень щедра.

– Что ты там себе возомнил? – пролаял Амбигат. – Что это только наше дело? Ты убил вдову Амбисагра, мать Верховного короля! Ты нанёс удар всему битурижскому народу!

– Нет, не думаю. Я убил галлицену, которая навела тебя на ошибку. Уже давно дух галлицены завладел душой твоей матери.

– Да что ты там себе надумал, сопляк? Что сейчас ты говоришь с Амбигатом? Амбигат уже перерезал бы тебе глотку и бросил бы тебя на корм собакам! Почему, по-твоему, я терплю твою спесь, Белловез? Потому что король поглотил Амбигата; хотя, клянусь тебе, Амбигат презирает тебя! И этот Амбигат здесь, прямо перед тобой! Поэтому поверь мне, женщина, которую ты убил, возможно, и была ведьмой и предсказательницей, но на руках у тебя кровь твоей собственной бабки!

– Она была мне никем. Впрочем, как и ты мне никто. На самом деле ты пожинаешь то, что сам и посеял, дядя. Настоящий виновник всей этой грязи – ты сам.

Король провёл ладонями по лицу, быть может, чтобы снять нервное подёргивание века. Несмотря на холод, лицо его налилось кровью. Одна его нога тряслась от подавляемой ярости. Мне казалось, что он мог разразиться гневом в любую минуту. Но он вместо этого сел напротив меня, понизил голос и продолжил свою речь, которую, однако, всё ещё переполняли угрозы.

– Возможно, я тебя убью, – проговорил он, – но вначале мне нужно довести до конца одно дело. Я объясню тебе кое-что. Это бесчестие ты совершил не по своему разумению. Ты стал орудием застаревшей ненависти.

– Я развернул твою ненависть против тебя самого.

– Ты ошибаешься. До этого дня ненависти у меня не было. Откуда бы ей взяться? Давным-давно я стал победителем в сложной, но достойной войне. К слову сказать, ты напоминаешь мне о ней. И знаешь почему? Потому что в отличие от твоего брата, у которого я обнаруживаю черты Даниссы, ты похож на Сакровеза.

– Что ты сделал с братом? Я не видел его среди воинов.

– Сеговез чувствует себя великолепно. И в это самое время, должно быть, веселится на пиршестве, устроенном моим сыном.

– И почему же его здесь нет? Он мой младший брат, я спас ему жизнь. Он должен был встретить меня.

– Ты прекрасно знаешь, почему его здесь нет – я его отстранил. Твой брат – счастливый малый, Белловез. Он уже занимает своё место в братстве воинов. И это преданный юноша, несмотря на твои намёки. Если бы он присутствовал во время нашей размолвки, то встал бы на твою сторону и бросил бы мне вызов. А я не хочу потерять обоих племянников.

– Если я правильно тебя понял, ты спасаешь сына моей матери, но приговариваешь сына моего отца.

Король с подчёркнутой усталостью помахал в воздухе пальцем.

– Ты ничего не понимаешь, – прорычал он. – Как только я увидел, насколько ты похож на Сакро, когда он был твоего возраста, моя кровь и впрямь вскипела. Но твой отец был гордым врагом. Если бы боги были против моей победы, если бы он выиграл войну, то поступил бы точно так же, как я: уберёг бы мою супругу и детей. И, конечно же, мою мать. Он был, как я: бросался на ствол, а не на корни и ветки. От него я бы не мог ожидать того, что совершил ты. Нет, ненависть, которую ты носишь в себе, пришла к тебе от другого человека. С молоком матери. Она медленно отравляла тебя на протяжении долгих лет. Твоё высокомерие, твоя жёсткость, твоя выдержка и самообладание – я слишком хорошо их знаю. Ты – сын своей матери намного больше, чем сын Сакровеза.

– И что же это меняет? Мать переняла бремя отца.

И снова Амбигат был несогласен.

– Нет, она несёт на себе собственное иго. Именно поэтому она отгородилась ото всех в своём изгнании. Если бы она только поняла причину наших с Сакро разногласий, то уже давно вышла бы на переговоры. Я бы принял её в Аварском броде и вас вместе с ней, дети мои.

– Это говорит человек, который вышвырнул нас на окраину своего королевства?

– Конечно же, я отдалил вас! В первые годы это было необходимо. Я потерял немало отважных воинов во время войны Кабанов. Комаргосу, принцу Секваны, выколол глаз твой дядя Ремикос; изувеченный, он никогда не станет королём, и мне не хотелось лишний раз разжигать злобу моих амбактов и союзников, относясь к вам слишком снисходительно. Но по прошествии нескольких лет всё могло бы уладиться. Именно поэтому я закрыл глаза на то, что Сумариос взял вас под своё крыло. Именно поэтому я посылал к вам Альбиоса: я хотел знать, когда моя сестра ослабит оборону, когда её присутствие перестанет быть живым оскорблением всего моего дома.

На его лице появилась гримаса отвращения.

– Однако время шло, но ничего не менялось. В своей ненависти она обнесла себя стенами. И заразила ею тебя.

– Мать никогда не говорила о тебе, только когда приходилось.

– Об этом я и говорю. Для неё я прокажённый.

– Ты остаёшься убийцей моего отца, тем, кто украл у нас королевство. Так что же это меняет?

– Прежде всего, я король. Я не мог поступить иначе.

– Что это за мелкое притворство? Самый влиятельный человек всех королевств не мог удержаться, чтобы не убить шурина и не обобрать сестру?

– Верховная власть – это обратная сторона свободы выбора. Никто другой так не связан по рукам и ногам, как король.

– Мне неинтересны твои доводы. А если у тебя есть сожаления, так подавись ими!

– У меня нет сожалений, Белловез. Твой отец и его воины умерли достойной смертью, она стала непредотвратимой развязкой, и я горжусь тем, что предоставил им её. Но я хотел бы, чтобы ты разобрался в том, что произошло. Если нам предстоит сразиться друг с другом, так будем врагами! После того, что ты сделал, я убью тебя даже с удовольствием! Но давай сражаться из-за обоснованных упрёков, а не из-за недоразумения.

– Если хочешь убить меня, то давай! Не сдерживай себя от искушения! Но избавь меня от этой болтовни.

Король гневно ухмыльнулся в ответ. Однако, в отличие от меня, он прекрасно владел собой, умел управлять голосом и телом. Он протянул мне правую руку ладонью вверх и пальцем левой руки указал на синеватый шрам от глубокой раны.

– Видишь этот шрам? Это напоминание о твоём отце. Он ещё со свадьбы твоих родителей в Лукка.

– Этого мать тебе тоже не простила.

– Твоя мать – дуреха. Она так и не смогла понять, как мы были связаны с Сакровезом. Но теперь, после того как ты побывал на войне, не начинаешь ли сам усматривать истину? Чёрт возьми, сынок! Это же так очевидно! Как мы только вместе не веселились!

Кончиком пальца он поглаживал шрам и задумался.

– Порой я смотрю на него, и он напоминает мне этого великого мерзавца. Чёрт подери! Иногда я даже начинаю скучать по нему.